Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это было… Романтики не было. Только тоска. У них, солдат, была своя тоска, у пьющих прапорщиков и сильно выпивающих офицеров – другая, у зеков внутри, за периметром – своя. А в принципе все одно и тоже. Тоска по воле, по свободе, по отношениям с женщинами и чистым носкам вместо портянок. Порой ему казалось, что каждый камень, каждая решетка колонии пропитаны этой безнадежной тоской. Завыть впору, как собаке. Или повеситься. Или застрелиться, по-солдатски, на посту из боевого оружия, как стрелялись задроченные дедами молодые воины или сами старослужащие, когда кто-то там, на воле, за кого-то выходил замуж, не дождавшись служивого.
В принципе, что армия, что колония – разница невелика, сделал свой вывод Серега. Какая разница, где тебя подстригут, подравняют, покажут место возле параши и научат лизать вышестоящие сапоги с должным усердием?
Потом, много времени спустя, когда в стране заговорили, что рождаемость падает, число россиян сокращается с каждым годом и нация вымирает, Серега в этой связи вспомнил свою службу. Усмехаясь, думал о том, что бывшая советская, а ныне российская армия тоже немало старается для всеобщего и полного вырождения, хотя об этом и не говорят в СМИ. Если здоровых мужиков самого бесшабашно-репродуктивного возраста загоняют в казармы за колючую проволоку дрочить на телевизор и иллюстрированные журналы – откуда взяться потомству?
Впрочем, это только его мнение, он на нем не настаивал. Честно говоря, ему – по фигу.
Может, и прав Жека – поколение кромешных индивидуалистов…
Часть III
Школа выживания
С утра пораньше Серега постучал в комнату к Малышеву.
Ноль эмоций и фунт презрения.
Он дернул ручку и вошел.
Спал, конечно, друг Жека. Дрых, как сурок на лежбище, закопавшись в широкую кровать, словно в окопы полного профиля. Держал оборону от наступившего утра.
А кто говорил – встану, встану?..
Хорошее было утро. Лучи солнца, пробиваясь сквозь прикрытые жалюзи, делали комнату полосато-нарядной. Когда Серега отдернул жалюзи и открыл окно, в комнату ворвался радостный птичий гомон. Свежо пахло морем и смолистой греческой хвоей.
Все-таки красиво живут господа греки! Хвоей дышат, птичек по утрам слушают… Курорт, а не жизнь, позавидуешь.
Молодцы! Сделать курорт из собственной жизни – это тоже искусство. Чего в России никогда не удавалось – это сделать курорт из собственной жизни. Сколько ни строили курортов – а все равно получались учреждения лагерного типа с усиленным режимом охраны. Как по чертежам кофемолок-кофеварок-мясорубок собираются неизменные автоматы Калашникова. Ментальность виновата? Неистовые поиски сверхидеи для всего человечества, за которыми, как за деревьями, не видно леса?
Впрочем, чего это он расфилософствовался с утра пораньше, одернул себя Серега. Не время и даже не место. Типичное занятие среднерусского интеллигента, умученного неоконченным высшим образованем – с самого утра и с болью размышлять о Державе. Вместо того чтобы умыться, почистить зубы или хотя бы трусы подтянуть с колен, усмехнулся он. От лишних умствований без того завшивели сверх разумного, как отмечал еще лютый царь-реформатор Петр Первый.
Тут Жеку бы разбудить – вот задача, тринадцатый подвиг Геракла, незамеченный неблагодарным потомством. Это вам не львов кусать, Сергей Батькович…
Рано, конечно!
Но кто просил взять его с собой купаться? Не Жека ли? Кто распинался с вечера, мол, встану пораньше, искупаюсь с тобой и на работу, как на праздник. Спозаранку, мол, мысли острее, а чувства свежее. Раннее утро – время для мыслителей и философов, время пробуждения новых идей вместе с зарей на востоке, это еще древние понимали…
Ишь, как носом выводит мыслитель-философ! Просто весь в идеях, как в слюнях на подушке!
Серега сильно потряс Жеку за плечо.
Просил – получай. За базар, по понятиям, отвечать надо. У нас – не в Греции, у нас – так, без башки, но по понятиям, раз брякнул – год расхлебываешь…
– Жека?!
– Ы-ы?
– Купаться пойдешь?
– Ы-ы!
– Тогда вставай!
– Зачем? – довольно внятно удивился Жека.
– Купаться пойдешь, спрашиваю?
– А зачем?
– Чтобы быть мокрым, – терпеливо объяснил Серега.
– Не хочу мокрым, хочу спящим, – капризничал Жека, натягивая одеяло на голову.
– Жека! – угрожающе произнес Серега.
– Ы-ы-ы?!
– Не обижайся, брат…
Серега дернул с него одеяло, но Малышев ухитрился удержать его.
Сильный, когда припрет!
Рывком приподняв кровать за край, Серега свалил писателя на пол вместе с одеялом. Ничего, мы тоже сильные…
Надежда литературы барахталась на полу и материлась, как два сапожника. Одеяло ежилось от стыда, а подушка откатилась подальше. Серега, присев на кровать, наблюдал за другом с интересом.
– Вставай, что ли?
– Встаю…
– И все-таки вы, олигархи, жуткий народ, – проворчал Жека, когда они уже вышли из дома и спускались к морю, шаркая пластиковыми шлепанцами и поддергивая безразмерные шорты.
Серега нес на плече длинное, мохнатое полотенце безумного ярко-розового цвета «лесбис форевэ». Жека намотал себе на шею салатовое, поскромнее длинной и тональностью.
– Это почему? – спросил Серега.
– Вот все у вас правильно, все по графику! Сказано с утра встать – встал! Сказано поехать – поехал! Разве так можно жить долго и счастливо? Где непредсказуемость завтрашнего дня, где развитие сюжета наперекор логике?
– Школа была хорошая, – пояснил Серега.
– Знаем мы вашу школу… – нудил Жека. – Подсудимый, неужели вы действительно убили бабушку из-за двадцати копеек? Ваша честь, а пять старушек – уже рубль набегает. Главное, господин судья, методичность… Такая школа – только держи карманы…
– Ага, еще скажи – всю страну ограбили, гады! На костях народа холодец варите и жируете, – напомнил Серега.
– И скажу! И не утаю! И врежу правдой-маткой между бесстыжих глаз! Нет, это надо же – в такую рань поднять! – продолжал булькать Жека. – Ну, ограбили, ну, разворовали, так хоть поспать бы дали, прикемарить вечным сном праведников и страдальцев, так нет… Все мало им, видишь ли, все неймется им, опять – вставай страна огромная на очередной смертный бой с тенью…
Он, похоже, начинал просыпаться.
Хорошее было утро. Солнечное, яркое и беззаботное, почти как в детстве…
1
– Ты, Сережка, медведь, – однажды сказала Танька.
– Здрасьте вам! Теперь я еще и медведь… А почему медведь, кстати? – поинтересовался Серега.
– Самый опасный зверь на земле. Белого медведя вообще называют самым страшным хищником из млекопитающих. Не льва, между прочим, и не тигра – медведя.
– Как это?
– Так это, – объяснила она. – Ты в зоопарке медведей видел? Такие плюшевые, неуклюжие, флегматичные. И морды умильные, все время полуулыбки на них. Только подойти погладить. Они так и нападают – с улыбкой. Ничего не видно на морде. Никто не может предсказать, когда медведь решает напасть. Хитрые. Между прочим, ударом лапы быка с ног сбивают. Подумай сам, по деревьям лазают, по воде плавают. Неуклюжие?
– Пожалуй, нет, – согласился Серега.
– Вот видишь…
– Вижу. Пятерка тебе по биологии! Только при чем здесь я?
– Притом. Я тоже тебя часто не понимаю. Как медведя.
– Чего меня понимать, я, вот он весь, – проворчал Серега.
Быть самым опасным зверем на земле ему все-таки нравилось. В глубине души. Когда любимая женщина называет тебя самым опасным зверем – это смахивает на комплимент…
– Все равно не понимаю. Не чувствую я тебя, – пожаловалась Танька. – Иногда – чувствую, а иногда – нет. О чем ты думаешь? Чего хочешь от жизни?
Ага, вот так он все и рассказал… Коротенько, в двух-трех словах выложил всю подноготную…
Интересно, они, женщины, сами-то понимают, что просят, предлагая рассказать все о себе?
Так всегда! Сначала они свои в доску девчонки, оторви и брось, а потом начинается как всегда… Что ты хочешь, что ты можешь, к чему стремишься? Дальше, рефреном, – что ты вообще можешь мне дать?
Ничего не стесняются! Если уж они, женщины, все из себя такие практичные, то пусть хотя бы скрывают это ради приличия…
– Я курить хочу. В данный момент, – сообщил он.
– Какой ты все-таки непрошибаемый.
– Жена говорила – деревянный.
– Дура она. Коза!
– Это точно…
Несколько раз Танька, кстати, попробовала на нем свое карате. Пыталась попробовать. Ногами она действительно классно махала. Красиво. Как на картинке. Впрочем, Серега никогда не давал ей развернуться. Сгребал в охапку, по-борцовски, и кидал на диван или кушетку. Танька смешно злилась и снова кидалась на него, как петух. Точнее, как курица. Такая тренированная, бойцовская, отважная, но все равно курица…
Она не спрашивала, и он не рассказывал ей, сколько раз ему приходилось в жизни драться. Тоже кое-что умеет. Хоть и не черный пояс.
– Разные весовые категории, слишком ты сильный, – оправдывалась Танька.
- АРХИПЕЛАГ СВЯТОГО ПЕТРА - Наталья Галкина - Современная проза
- Мертвое море - Жоржи Амаду - Современная проза
- Костер на горе - Эдвард Эбби - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- О любви ко всему живому - Марта Кетро - Современная проза
- Искусство жить. Реальные истории расставания с прошлым и счастливых перемен - Стивен Гросс - Современная проза
- Близнецы Фаренгейт - Мишель Фейбер - Современная проза
- Мордовский марафон - Эдуард Кузнецов - Современная проза
- Автостопом по восьмидесятым. Яшины рассказы 14 - Сергей Саканский - Современная проза
- Пощечина - Кристос Циолкас - Современная проза