«На суше и на море». Выпуск 2 - Альманах

И тут пассажиры, неторопливо разбиравшие свои пожитки, как-то все сразу обернулись к Чеботареву. Чеботарев торопливо одернул широкое пальто из добротного драпа, поправил кепку с большим козырьком и вдруг обратил внимание на то, что его спутники одеты иначе. И мужчины и женщины были в коротких, до колен, куртках, в ватных штанах, заправленных в сапоги.

— А я в гости к бывшему моему начальнику, — объяснил он, будто и впрямь признал за ними право задавать такие вопросы. — не скажете ли, где тут улица Десятидворка, дом двести десять?

Он огляделся.

Вокруг стояли одинаковые деревянные дома в два этажа, с двумя подъездами.

К площади, где остановился грузовик, доставивший Чеботарева и других пассажиров, сходились все улицы, и тут же невдалеке виднелся черный лес. Да и на улицах еще остались огромные сучковатые деревья, напоминавшие о том недалеком времени, когда на месте города была тайга.

Среди деревянных домов выделялись два-три каменных здания. Это были школа, почта, пожарное депо. Возле реки возвышалась огромная кирпичная труба. Чеботарев, указав на нее рукой, спросил добродушного старика:

— А там что за индустрия?

Старик как-будто оскорбился бесцеремонным вопросом и коротко ответил:

— Городская баня…

— Вот тебе и на! — воскликнул Чеботарев и тут же осекся. Старик глядел с такой презрительной улыбкой, что Чеботарев растерялся.

— Наша индустрия, парень, без труб, однако государству приносит большой доход. Так-то, молодой человек.

— Да что же здесь за индустрия? — недоуменно, но уже почтительно спросил Чеботарев.

— Секретная, — строго ответил старик, хотя улыбчатые морщинки снова ожили на его широком лице. — Будешь здесь жить — сам узнаешь.

— А где тут дом двести десять? — уже совсем смущенно спросил Чеботарев, теряя весь свой задор.

Старик торжественно указал на группу домов, которые стояли особняком.

— Почему же двести десять, если тут и всех-то домов десяток?

— Шифр… — туманно ответил старик. — Иди, парень, в угловой дом, он и будет двести десятый. Кого тебе там надобно?

— Товарища Колыванова.

— Бориса Петровича? — оживился старик. — Он теперь больной начальник. Железную дорогу строит.

Высокий мужчина с длинной шеей неодобрительно повел выпуклыми глазами, крякнул и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Да, понаехали железнодорожнички! Век мы их не видали и тоже не пням молились, а теперь целый год они жируют, и что-то я до сей поры ни одной рельсы не видел…

Опрятно одетая молодайка с красивым и злым лицом пренебрежительно ответила ему:

— Погоди, заставят просеку рубить да карьеры лопатить — не то увидишь. У нас на прииске уже всех переписали в бригады. Взаимная помощь называется. Потруднее придется, чем этому молодцу на целине. Новый начальник повернет…

Длинношеий мужчина усмехнулся и подмигнул молодайке:

— Ну, иной и к жене дорогу проторить не умеет, а уж в болотах и подавно запурхается…

Остальные попутчики засмеялись над чем-то, понятным только им.

— Что вы лапти плетете, граждане? — вмешался в разговор старик. — Когда было дорогу строить, если тут одни пустоша считались? Тебе, Леонов, это больше понимать следует, все-таки золотишко нюхал…

— А ты меня не задевай! — откликнулся длинношеий. — Я тоже для государства стараюсь…

Взвалив на плечо окованный узорчатым железом ящик, Леонов быстро пошел прочь, не простившись со спутниками. Старик теперь уже не казался таким добродушным. Глаза его сузились, он пожевал губами, глядя вслед уходящему.

— Приискатель, — осуждающе сказал он и добавил, как бы поясняя свою мысль: — Золотнишник, а они всю жизнь одиночками жили, им бы только от глаз укрыться да в землю зарыться.

Обернувшись к Чеботареву, старик снова улыбнулся.

— Что же ты стоишь, парень? Беги скорее к Борису Петровичу, он поди-ко ждет тебя! Передай ему привет от Лундина… Это моя фамилия, — строго добавил он, — Семен Лундин, охотник, запомни…

— Лундин? — обрадованно сказал Чеботарев, опуская на землю чемодан. — В Казахстане у нас на участке взрывник Лундин работал. Из этих мест. Точно. Григорий Семенович Лундин. Сын?

— Сын… — коротко ответил старик, и лицо его сразу помрачнело, вся словоохотливость пропала, он начал возиться с мешком.

— Потом он на Алтай подался, а после уже не писал. Где он?

— Здесь, — глухо добавил старик. — Да если останешься, так увидишь, — нехотя добавил он. — Тут до нас верст тридцать, не боле… Урочище Ветлан называется, там мы и живем.

— Обязательно заеду! — сказал Чеботарев.

— Не надо, парень, — остановил его старик. — Болен Григорий. Трудно ему на здоровых глядеть! — И, не обращая больше внимания на Чеботарева, пошел по улице.

Чеботарев подхватил чемодан и зашагал к указанному стариком дому, рассеянно кивнув задержавшимся возле машины попутчикам. Ему было над чем подумать.

Гриша Лундин болен и оттого обижен на людей. Колыванов, должно быть, наоборот, рассердился на себя, если взялся за такое трудное дело. Едучи на грузовой машине от железнодорожной станции, которая и называлась-то Последняя, будто на ней кончался обжитой мир, Чеботарев заметил пересекавшую шоссе в нескольких местах пикетажную просеку, давно уже заросшую мелким кустарником. В одном месте была даже некогда насыпь красного песка, но и от той осталась лишь полоска, остальное засосала трясина. И в этих гиблых местах Борис Петрович собирается построить железную дорогу! Да, это не Казахстан и даже не алтайские кручи и стремнины!

Квартиру Колыванова он мог бы отыскать и не спрашивая. Подъезд был до того зашаркан и затоптан, будто весь город Красногорск побывал тут. Так всегда случалось, где бы ни жил Колыванов. Окружающие его люди почему-то считали своим долгом перекладывать на плечи инженера все свои беды и неурядицы. Правда, с добрыми вестями его тоже не обходили.

Чеботарев неодобрительно оглядел эти следы нашествия. Раньше он старался оберегать инженера от лишних посетителей. Но однажды Колыванов не строго, но довольно насмешливо отчитал своего помощника за это. С той поры Чеботарев опекал Колыванова тайно. А два года назад и совсем оставил своего учителя и начальника…

Эти мысли были для Чеботарева не совсем приятны. Он с некоторым страхом нажал кнопку звонка, но тут же усмехнулся про себя: «А чего бояться?» — Колыванов, увидев его, усмехнется, ну, поругает немного, а потом разговор перейдет на привычные рельсы. Колыванов спросит: «Обедал?» — «Вчера…» — ответит Чеботарев. «Ну, садись за стол, дружба. Водки, правда, нет, но браги ребята достали…» — во всяком случае так протекала их беседа в трудный момент расставания…