Игра без правил - Алексей Кленов

Сергей пожал плечами.

— Было следствие, дело закрыли, какие у меня могут быть сомнения?

— А вам не знаком некий Волошин Геннадий Иванович? Этот человек отбывал срок с вашим отцом.

— Нет, не знаком. А отец наш реабилитирован, и не стоит напоминать о его судимости.

— Простите, я не хотел вас обидеть. А где сейчас может находиться Воронов, не предполагаете?

— Я же вам сказал, мы едва знакомы. Он не докладывал нам, где его можно найти.

Болотов перевел взгляд на Оксану.

— Оксана Николаевна, вы ничего не можете добавить к словам вашего брата?

Она покачала отрицательно головой.

— Нет, мне нечего добавить, к сожалению. Мы бы хотели вам помочь, но не знаем, где может находиться Воронов. А что, он сделал что-нибудь нехорошее?

— Да нет, его мы тоже разыскиваем как свидетеля. Мы бы хотели с его помощью прояснить ситуацию. Ну что же, — Болотов поднялся из-за стола, — я не смею больше вас задерживать. Возможно, вы еще понадобитесь нам, поэтому, возвратясь домой, находитесь, пожалуйста, там. А в случае отъезда поставьте нас в известность. Вот телефоны, по которым вы можете сообщить. Сейчас вас отвезут и устроят в гостинице. К Воронову вы можете не ехать, дома вы его не найдете. Поживите в гостинице, хоть это и дороговато. Машину Воронова мы оставим пока у себя. Благодарю вас за помощь. До свидания и спокойной ночи. Да, если вам станет известно что-то о Воронове, сообщите нам, пожалуйста.

Сопровождаемые блондином, Сергей и Оксана вышли на улицу и сели в черную іВолгуі. Блондин, склонившись к окну, сказал водителю:

— Виктор, отвези их в гостиницу и устрой, хорошо?

Тот кивнул, поворачивая ключ в замке зажигания.

— Хорошо, товарищ старший лейтенант.

Машина, фыркнув двигателем, сорвалась с места. Новиков вернулся в кабинет. Сев напротив Болотова, спросил недоумевающе:

— Игорь Константинович, зачем вы их отпустили? Ведь все же белыми нитками шито.

— Правильно, Сережа. Именно поэтому и отпустил.

— То есть?

— Воронов где-то рядом. И он обязательно выйдет на них. Команда не его ищет, а брата и сестру Клименко. И их одних Воронов не оставит, я думаю.

— Но мы же могли этих двоих хорошенько допросить, задержать их.

— На сорок восемь часов. И все. Сергей Клименко чувствует, что ничего существенного мы им предъявить не можем, поэтому и держится так вызывающе. А держать их двое суток взаперти нет никакого смысла. Они больше нам помогут, если будут сейчас находиться на свободе.

— Как нечего предъявить? А драка в лесу?

— Они случайные свидетели.

— Перестрелка у Шахова?

— Свидетели и потерпевшие, и только. И это все, Сережа. Все шито белыми нитками, но прижать их нечем. Не будешь же грозить им тюрьмой за вождение чужой машины без доверенности или двухдневный прогул. А то, что номера липовые… Машина принадлежит Воронову, ему и отвечать. Присутствие Сергея и Оксаны в садах в момент перестрелки под большим вопросом, мы не можем этого с ними увязать. Словом, нам нужен Воронов, его есть за что ухватить. Вот возьмем его, тогда и раскрутим дело. Ведь патрон, найденный в тайнике его гаража, и стреляные гильзы в его домике — идентичны. Так что пусть Клименко выводят нас на Воронова. Установи за ними наблюдение, а вернее — охрану, потому что они по-прежнему в опасности. А там, глядишь, и Ким Георгиевич объявится. Ну все, Сережа, давай по домам. Меня жена сегодня без соли съест, я уже сутки дома не был…

1919 ГОД, ВОСТОЧНАЯ СИБИРЬ

Ружейная трескотня на южной околице усиливалась. Навстречу Анфитке и Михею уже бежали казаки, остервенело дергая на ходу затворы карабинов.

У штабной избы суетился вестовой Вяземского, торопливо запрягая трясущимися руками коней в тачанку. Анфитка с ходу оттолкнул солдата в сторону и привычно ухватился за упряжь. Михей загрохотал сапогами по ступеням крыльца. Вяземский уже спускался ему навстречу, натягивая на ходу перчатки. С ходу рявкнул, упреждая подъесаула:

— Уже слышу, подъесаул, можете не докладывать. Сколько красных?

Остановившийся на средней ступеньке Михей, растерявшись, нехотя ответил:

— Не знаю, ваше благородие.

— Плохо, казак, очень плохо! К бою! Отправляйтесь на окраину, примите командование.

— А вы? — с подозрением спросил Михей. — Пулемет надобен, винтовочками не отобьемся.

— Хорошо мыслите, подъесаул, — весело гаркнул Вяземский. — С северной околицы напали?

— Так точно.

— А с южной, стало быть, тихо?

— Пока тихо. Я послал туда семь человек, но…

— Отправляйтесь, я сейчас буду. — И крикнул Анфитке, уже запрягшему лошадей. — Хорунжий, останетесь со мной. Пулеметом владеете?

— Так точно, господин штабс-капитан, совладаю.

— Ну, что же вы? — обернулся Вяземский к МИхею. — Там же бой, подъесаул!

Спустившись с крыльца, Михей затрусил к окраине, на ходу шепнув племяннику:

— Смотри тут в оба. Да от пули берегись, не лезь на рожон. Отобьемся, а там решим как быть.

Анфитка молча кивнул. Вяземский, сбежав с крыльца, вскочил на козлы и гаркнул в сторону избы:

— Ермил, рас-студыт твою!.. Где ты там?!!

Бородатый Ермил Замостин, Анфиткин хозяин, сбежал с крыльца, опасливо косясь в сторону северной окраины села, и, непрерывно крестясь, плюхнулся рядом с офицером. Анфитка щелкнул крышкой ствольной коробки, поправляя ленту, и недовольно пробурчал:

— На кой он нам сейчас, господин Вяземский?

Правая рука незаметно для офицера вытянула из кобуры наган. Взвести курок Анфитка не успел. И уж тем более не успел выстрелить, мгновенно поняв, что в бой офицер ввязываться не собирается, а хочет под шумок удрать вместе с сундуком, бросив и казаков, и своих солдат на растерзание красным, без пулемета, как один раз уже сделал это. Вяземский круто обернулся, и, процедив сквозь зубы: "Это ты мне ни к чему, быдло"- выстрелил Анфитке в грудь. Потом еще три раза подряд в живот, пока тот не рухнул с тачанки на утоптанную землю, успев крикнуть вслед убегающему Михею: — Дядько!!!

Михей был уже в конце улицы, когда четырежды пробухал маузер Вяземского. От крика племянника подъесаул дернулся, круто развернулся, и бросился обратно, злобно ощерившись и изрыгая проклятия:

— Стоять!.. Стоять, курва!!! Ах ты сучье отродье, дворянин бл…кий!

Рухнув на колено Михей выстрелил навскидку, не целясь, несколько раз подряд вслед тачанке. Поняв, что не попал, вскочил на ноги и бросился к лежащему на земле племяшу. Анфитка еще дышал, хрипло, с трудом всасывая воздух окровавленным ртом и елозя по земле, безуспешно пытаясь подняться. Михей осторожно приподнял его голову, и, чуть не плача, забормотал:

— Анфитий, племяш… Да ты что же, паря… Не помирай ты, ради Христа… Да как же это, а?.. Всю германскую… ни царапины…

Анфитка хрипло прошептал, с усилием шевеля губами:

— Не надо, дядько Михей. Не бросай только меня, схорони… И офицера, суку, разыщи… Матке моей и сестренкам поклон… передай… Все, дядько, отвоевался… казак… Не поминай лих…

Дернувшись, Анфитка вытянулся крупным телом, прогнув спину, и тяжело прижался к земле. Закрыв ему глаза широкой ладонью Михей слизнул с уса слезинку и, поднявшись на ноги, постоял молча, стянув с головы папаху и не обращая внимания на звуки приближающегося боя. Потом привел своего и Анфиткина жеребцов, перебросил тело племянника через седло, туго привязав портупеей к луке, и сам вскочил на вороного.

На южной окраине басом пророкотал пулемет. Потом грохнул взрыв гранаты и еще две короткие очереди вплелись в ружейную трескотню.

С северной околицы наседали красные, явно превосходящие численностью горстку казаков и солдат Вяземского. Пару минут спустя, разметав оставшихся в живых казаков, партизаны хлынули в деревню. Продержавшийся дольше всех Загидуллин успел добежать до двора и вскочить в седло. Двоих партизан, первых выскочившими к центру села, урядник рассек шашкой надвое.

В следующую секунду десятки пуль буквально разворотили ему грудь, опрокинув седла на землю.

Скупо отстреливаясь, экономя патроны, Михей прорвался на южную окраину,

уже догадываясь, что он там увидит. Пятеро казаков лежали посреди дороги,

в упор расстрелянные из "максима". У одного колесом тачанки была раздавлена

грудь, второму почти отрезало голову… Еще двое лежали под деревом, изуродованные

взрывом гранаты и добитые из "маузера"…

Все верно, никто из них не ожидал подлости со стороны офицера, вот и позволили расстрелять себя как куропаток. Скрипнув зубами, Михей тяжело выдохнул:

— Далеко не уйдешь, гнида. Свидимся…

Широко хлестнув вороного, он поскакал по едва видимой дороге, рассчитывая убраться подальше, пока красные не хватились и не пустились в погоню.

Да и Вяземскому, что самое главное, на тачанке сворачивать с дороги было не с руки. Жеребец с мертвым Анфиткой покорно трусил следом, повинуясь захлестнутому в седле Михея поводу…