Князь Лавин - Ольга Погодина

Сейчас императрица, маленькая женщина с некрасивым, сморщенным, словно сушеная слива лицом, делала вид, что слушает чтение одной из новеньких фрейлин, красивой молоденькой жены судьи по имени Гань Хэ. Та читала хоть и с выражением, однако И-Лэнь с легким раздражением отметила, что и ее старинный сюжет занимает мало. Пара фрейлин постарше откровенно зевала, прикрывая рот веерами. И-Лэнь хорошо знала Жень Э и знала, что та явно что-то обдумывает – у нее всегда в минуты нелегкого выбора появлялась эта привычка нервно сплетать пальцы – лицо их всех с детства приучали держать совершенно неподвижно.

Это было и к лучшему. Позволь она себе сейчас двинуть хоть одним мускулом – и безупречно накрашенная маска треснет, расколется, а под ней весь мир увидит стареющую, потерявшую всякую надежду женщину. И-Лэнь в сотый раз прокляла тот день, когда своими руками обрезала дочери волосы, направляясь на аудиенцию к императору. Тогда она еще не могла знать, что девочка настолько приглянется Шафрановому Господину. Но ведь сделали они это не без умысла, сознательно желая привлечь к О-Лэи внимание? Насколько было бы хуже, останься они в Восточной Гхор, покорно ожидая, когда о них вспомнят? И-Лэнь понимала, что именно ее честолюбие привело их всех сюда в ту осень. И вот О-Лэи пала его жертвой. Как ей теперь жить с осознанием этого?

Императрица пошевелилась и молоденькая фрейлина споткнулась на середине фразы. Жань Э смягчила очевидную скуку милостивым жестом:

– Пожалуй, на сегодня довольно. Нам доставило удовольствие твое чтение. Но сейчас оставьте меня.

Фрейлины, вставая, зашелестели одеяниями и гуськом потянулись к дверям, выполняя сложные дворцовые поклоны, за которыми еле скрывали свое облегчение. Однако, когда И-Лэнь тоже поднялась, морщинистая рука императрицы накрыла ее пальцы – жест неслыханной милости.

– Останься, деточка.

В другое время И-Лэнь, верно, обомлела бы от такой нежности. Однако сейчас она просто осталась сидеть, равнодушно глядя в пространство перед собой. Ей показалось, что выходящая последней новенькая фрейлина как-то странно, виновато улыбнулась ей. Словно сожалея о чем-то. Ей, впрочем, тем более не было до этого дела.

Императрица пожевала узкие губы, потом встала.

– Пойдем, – сказала она без предисловий.

Они находились в Жемчужном Зале – одном из девяти просторных, пышно убранных залов в крыле императрицы. Жемчужным он был назван за особый, серебристый с жемчужным отливом цвет занавесей и обитых шелком стен с вышитыми на них морскими сюжетами. Огромные напольные вазы тоже продолжали морские темы, изображая огромных пучеглазых рыб, морских звезд и длинные пушистые нити водорослей. Императрица отворила дверь, соединявшую Жемчужный зал с небольшой галереей, ведущей в ее личную опочивальню. И-Лэнь послушно двинулась за ней, испытывая смешанное чувство усталости и любопытства. Промелькнула мысль, что со стороны Жань Э было бы жестоко сейчас играть с ней в свои обычные игры. Императрица миновала спальню, заставив встрепенуться сонных прислужниц, и вывела И-Лэнь в крошечный садик, примыкавший к ней.

И-Лэнь доводилось бывать здесь несколько раз, – в те, далекие времена, когда она еще была беспечной молоденькой фрейлиной, по уши влюбленной в самого блестящего куаньлинского стратега, и недавно отпраздновавшей рождение их общей дочери. Дочери… И-Лэнь подавила рвущийся наружу всхлип и ускорила шаг.

Садик был действительно мал. Везде, за пределами Девятого Чертога, уже давно облетели листья, и даже уже пару раз выпадал снег, знаменуя приход зимы. Однако здесь, благодаря неусыпным заботам садовников, еще пышно цвели поздние хризантемы, диковинные растения с дальнего юга в стеклянных колпаках тянули к слабому солнцу свои огромные желтые и синие трубчатые цветки. Несмотря на их тонкие шелковые одеяния, не было холодно – должно быть, сад обогревался системой труб с горячей водой, как и остальные помещения в зимнее время

Императрица подошла к квадратному бассейну, накрытому стеклянной сферой, блестевшей, словно огромный фонтан.

– Погляди внутрь, – мягко сказала Жань Э. И-Лэнь послушно подошла и в следующее мгновение отпрянула, побледнев под своими белилами: в бассейне, засыпанном песком и украшенном несколькими причудливыми корягами извивались яркие ало-желтые змеи. Десятка два, не меньше. Должно быть, под бассейном проходят обогревательные трубы, если они не заснули против своей природы, подумала И-Лэнь, не в силах подавить отвращение.

Посмотрев на императрицу, И-Лэнь увидела, как Жань Э заворожено смотрит вниз.

– Я распорядилась создать этот бассейн после того, как умер последний брат моего сына, – проговорила Жань Э. Это было в прошлом году, вспомнила И-Лэнь, господин Шафрана распорядился устроить похороны, достойные наследника.

Теперь И-Лэнь поняла. Преодолевая дрожь, она сделала шаг и встала рядом с императрицей. У Жань Э было трое сыновей. Остался один. Быть может, он имеет отношение к безвременной смерти своего брата. Быть может, нет. Кто знает?

Ало-желтые змеи. Цвета императоров. Этих змей так и называли – " эфа цуа", – " золотая (или шафрановая) петля". Есть легенда, что один из первых императоров династии Ба посылал их в обитых золотой парчой коробах своим врагам. Этих змей издавна почитают там, где они водятся, – в дельте реки Лусань и влажных лесах Тиото. Человек после укуса " эфа цуа" умирает меньше чем через двадцать ударов сердца, и в теле его остается столько яда, что оно не разлагается в течение восьми дней.

Время текло медленно. Наблюдая, как эфа цуа завораживающее медленно перетекают с места на место, сплетаются, трепещут язычками, ощупывая препятствия на своем пути, И-Лэнь ощутила какое-то странное, болезненное любопытство, словно заступила за какую-то неведомую черту.

– Вы думаете, что мою дочь убили? – ровно выговорила она.

– А ты веришь, что она выбросилась из окна? – повернулась к ней императрица.

– Нет, – честно ответила И-Лэнь, – Последнее время я ее редко видела, но О-Лэи – дочь своего отца. Фэнь считал самоубийство трусостью.

Императрица помолчала.

– Да, Фэнь, – наконец, сказала она, – Надежда империи. Ты знаешь, это ведь по моему приказу он бежал.

Сердце И-Лэнь пропустило один удар. Когда-то, давясь втихомолку слезами в своих, – о, каких непривычных! – долгих одиноких ночах, она много раз клялась найти разгадку его тогдашней поспешности, тогдашней глупости. О, как она отговаривала его!

– Зачем? – выговорила она непослушными губами.

– Южная война, – императрица пожала плечами, – Тогда казалось, что мы не вылезем из нее. Все рушилось. Я надеялась, что мне удастся добиться встречи Фэня и Шуань-Ю без этого коршуна Цао, и мой сын вернет ему командование. По крайней мере, я несколько раз с ним об этом говорила.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});