Тест на прочность - Андрей Воронин

Да и не рискнет он спешиться, чтобы не оказаться сбитым. А менты давно уже тронулись. Если притормозить, вот-вот будут здесь.

«Мере» встал, как по команде. Пролетев по инерции вперед, бородач быстро вернулся. Шестаков съехал по сиденью ниже То ли Гоблину не хотел попасться на глаза, то ли чтоб самому не видеть жуткой рожи.

Мимо пронеслось несколько машин — никто и не подумал остановиться. Вдруг снаружи что-то забулькало и отчетливо запахло бензином.

Шестаков вспомнил о взорвавшемся трейлере и вцепился в плечо водителя:

— Езжай! Сейчас подорвет к черту!

Мутный поток разливался по лобовому стеклу — Шестакову показалось, что бензин уже просочился внутрь салона и сейчас они все будут корячиться от пламени, запертые, как в ловушке, в тесном объеме.

Обезумев от ужаса, он дернул на себя рукоятку и выскочил наружу. Успел пробежать два шага, прежде чем удар сзади сбил его с ног, бросил на асфальт. Сначала одно, потом другое колесо проехалось по позвоночнику, ломая ребра, плюща все органы внутри. Поток крови изо рта хлынул на свежеподкрашенную разделительную полосу, голубые глаза вылезли из орбит…

Глава 20

В СВОБОДНОМ ПЛАВАНИИ

— Не знаю, как мы попали в черный список.

Но мы там сидим в самых первых строчках. Разве только Гоблин впереди. Крутые свои майки вы еще можете сменить. Но «Уралы» есть «Уралы» — что один, что другой. Выточены под фирму, бросаются в глаза. Придется переходить на езду исключительно в темное время.

— В стиле нашего общего друга, — заметил Штурман. — С кем поведешься… Вернее, за кем погонишься…

— Шутки шутками, но пора уже перекусить, — похлопал себя по впалому животу неунывающий Майк.

— Ты давай не отвлекайся.

«Урал-Вояж» сел на мель: залез картером на кочку. Попробовали столкнуть — ни в какую.

Все-таки почти по сто двадцать килограммов на каждого. Саперная лопатка была одна на троих.

Сперва подкапывать взялся Штурман, потом Майку показалось, что дело движется слишком медленно. Теперь уже он скалывал по кусочкам сухую, затвердевшую от солнца землю.

— Пока масло поменяю, раз уж стоим, — Штурман присел возле своего «Волка», и скоро вниз полилась струйка густой черной жидкости.

— А я схожу затоварюсь, — Терпухин бросил взгляд в направлении трассы. — У кого какие предложения?

— Сам знаешь. Побольше калорий на единицу веса.

— Напорешься вдруг на сгущенку, бери банок десять. Если сварить, я за один присест три штуки раздавлю.

— Смотри, задница слипнется, — добродушно подшутил Атаман.

Сам он не был поклонником сладкого, но хорошо помнил по старым временам вареную в банке сгущенку коричневого цвета.

— Супчики там всякие рассуешь по карманам, — попросил более практичный Штурман.

Прихватив пустую сумку, Терпухин отправился к придорожному магазинчику. Затоварился и собрался уже на выход, как вдруг кто-то с громким возгласом схватил его за руку.

— Вот удача!

Знакомое лицо, совсем недавно попадалось на дороге. Кто ж это есть?

Синюшный след под глазом незнакомца помог памяти окончательно сработать. Вспомнились красная «Мазда», Катя с ее подарком, мужчина с расстегнутыми манжетами сорочки, пробитое колесо.

Он, муж… Его только не хватало.

— Чего это вы майку наизнанку носите? — собеседник Атамана признал свой товар.

Выглядел он совсем не агрессивно, сводить счеты за нокдаун явно не собирался.

— Не в том возрасте, — Может, и правильно. Моя фамилия Улюкаев.

— Терпухин.

— Не в службу, а в дружбу. В курсе, где она теперь?

— Так и не вернулась? Вот баба… Извини, друг, что так вышло. Я и ей сказал: знал бы, что муж, не стал бы встревать.

— Пустяки, дело прошлое. Долго она еще с вами пробыла?

— Всего ничего. Высадили за железнодорожным переездом.

— Точно? Вы не волнуйтесь, я вас в любом случае обвинять не стану.

Атаман не оскорбился из-за проявленного недоверия. Впрочем, мужика можно понять, он ничего о своем собеседнике не знает. Разве что с весомостью кулака познакомился близко.

— Точно. Даже удочку не закидывала, чтобы с нами поехать.

— А как вообще впечатление — был у нее в голове точный маршрут, знала, куда деваться?

Муж нервно почесывал то тыльную сторону ладони, то подбородок, то грудь под галстуком.

У Юрия уже рябило в глазах от этих суетливых движений.

— Похоже, нет. Ехала в одну сторону, потом развернулась вместе с нами в другую. «Мазду» бросила на дороге широким жестом.

— Она такая, — пробормотал муж, слегка прищуриваясь, будто образ жены замаячил вдалеке.

Атаман искренне посочувствовал бедняге. Врагу не пожелаешь любить такую взбалмошную особу.

— Огромная просьба. Здесь мой телефон, — муж достал из кармана визитную карточку, выронив на пол десяток точно таких же. — Она не знает, что такое осторожность, может в два счета попасть в плохую историю. Я не собираюсь применять силу, сажать ее под замок. Тогда я просто в шоке был — вот и сорвался.

— С вами и сейчас не все в порядке, — сочувствуя Улюкаеву, Атаман отказался от грубоватого «тыканья».

— Уговорю ее по-хорошему. Сейчас не то время, чтобы искать приключений. Другое дело, если у нее кто-то есть, если она поехала с кем-то жить… Если человек хоть мало-мальски надежный, я мешать не собираюсь, — муж отвернулся, чтобы спрятать увлажнившиеся глаза.

— Ладно, — пообещал Юрий. — Как только, так сразу.

* * *

Улюкаев перебывал у всех Катиных подруг, о которых знал. Но знал он далеко не про всех.

Катя легко сходилась-с людьми и снобизмом не страдала — среди подруг ее были портниха и продавщица, учительница музшколы и карточная гадалка.

Большинству из них полагалось бы завидовать ее машине, деньгам, в которых она не обязана была давать отчет своему благоверному, ее нарядам и красоте. Но Катя слишком подкупала своей доброжелательностью, пренебрежением к условностям. Она никого не стремилась использовать, подруг заводила из потребности в новизне, в общении.

Вернувшись в город, одну ночь провела у гадалки, слушая рассказы о старом времени, о том, какими раньше были мужчины. Вторую в аэропорту: уже купила билет в Москву, но в последний момент передумала и не пошла на регистрацию. Прогулялась по залу ожидания, с любопытством разглядывая дешевые товары в киосках.

Купила пестрый журнал с яркими фотографиями кинозвезд. Пролистала и отдала женщине, утверждавшей, что у нее украли паспорт. Та прилепилась как банный лист, рассчитывая сорвать подачку. Но Катя с прежней любезной улыбкой объяснила, что обратится сейчас к дежурному милиционеру.

«Пострадавшую» как ветром сдуло. Выбравшись на свежий воздух, Катя подсела к таксисту, чья очередь забирать клиентов была еще далеко. Тот поначалу принял ее за шлюху, но скоро наметанным глазом распознал, что имеет дело просто с неуемной особой, которой хочется жить полной жизнью, которой скучно все заранее запрограммированное.

Вместе покурили, послушали музыку в FM-диапазоне. Катя подремала немного на заднем сиденье, а таксист удивлялся сам себе, удивлялся тому, что испытывает к этой красотке чуть ли не отцовские чувства. Хочется укрыть ее чем-нибудь теплым, погладить по голове.

Проснувшись, Катя помахала таксисту ручкой, обрадовалась, что до утра еще долго. Из всех людей, собравшихся в аэропорту, наверное, только она не торопила время.

Забрела в дальний конец второго этажа, где находились комнаты отдыха летного состава. Через каких-нибудь десять минут угощалась шоколадом в номере в окружении четырех летчиков в темно-синей форме. Те наперебой рассказывали страшные и веселые истории, а Катя блестела глазами, поощряя их продолжать.

На следующий день побывала на рыбалке, опять-таки в компании незнакомых мужчин. Восхищалась каждой паршивой рыбешкой в улове, сама бралась за удочку и дергала при малейшем колыхании поплавка. Облизывала палец, уколотый острым крючком. И при всем этом удивительным образом никого не раздражала.

«Свободное плавание» продолжилось в ресторане — только не в зале со столиками, а на кухне.

Здесь ее хорошо знали как подругу старшей из официанток. Выдали халат, разрешили снимать пробу со всех блюд. Ресторан пока еще не был заполнен даже на треть, и Белла — так звали официантку, села с Катей в отгороженном закутке, у обеих горела душа поделиться последними новостями.

Катя стала объяснять, почему бросила мужа.

Как осточертели повышенное его внимание, постоянное стремление угодить.

— Вот идиотка. Он же тебя любит.

— Мне от этого не легче. Я уже ничего от него не хочу, даже машину бросила на дороге. Сейчас, я уверена, бросил фирму, бросил дела и занят только поисками.

— Ничего. Перебесишься, нагуляешься и вернешься обратно. Если только примет.