Со святой верой в Победу (сборник) - неизвестен Автор

Войска Юго-Западного фронта, наступавшие севернее Сталинграда, и войска Сталинградского фронта, начавшие наступление южнее Сталинграда, охватили "клещами" немецко-фашистскую группировку и, завершив ее окружение в Сталинграде и его окрестностях, двинулись на Запад, отодвигая линию фронта все далее и далее от Волги и от многострадального города.

Верный азимут со временем найдя,

И в наши паруса подули ветры,

И наша армия, сквозь ад пройдя,

Считать на Запад стала километры.

Мы двинулись на запад, а плененные солдаты и офицеры разбитых немецких, итальянских и румынских дивизий брели огромными колоннами на восток. В наших сердцах была радость. Побитые "завоеватели" брели, повесив головы. Хотя на лицах некоторых румынских солдат было некое подобие улыбок. Еще бы! Остались живыми, тогда как многие из сослуживцев полегли на чужой земле.

В 398-м дивизионе характер моих солдатских обязанностей резко изменился. И не в сторону облегчения. Как я уже отметил, ранее, в 123-й телеграфно-эксплуатационной роте, приходилось в основном дежурить на стационарном промежуточном пункте связи. Теперь же нужно было выполнять обязанности полевого телефониста: вместе с сослуживцами прокладывать проводную связь на расстояниях от нескольких сот метров до пяти километров и более. Для этого нужно было тащить катушки с кабелем. Каждая из них весом по 16-20 кг. Две катушки в перевязи на плече, третья - в руке. Вдобавок к тому карабин или автомат за спиной. При размотке катушка поскрипывает, и я улавливаю в этом скрипе как бы утешающий "голос": "Скоро вся, скоро вся, скоро вся", а мне кажется, что конца этому не будет.

Изнемогаю от тяжести, обливаюсь потом, но продвигаюсь вперед к заданному месту. Размотал одну катушку, присоединил к концу провода провод от другой катушки и снова вперед. Утешает то, что груз с каждой сотней метров ощутимо уменьшается. Хуже, когда приходится снимать связь, переносить ее в другое место: в таких случаях нагрузка, наоборот, возрастает.

Проложить кабельную линию - это лишь начало. Надо затем обеспечить, чтобы телефонная связь работала бесперебойно, как живой нерв в сложном воинском организме. Штаб дивизиона должен быть связан со штабом или командным пунктом полка, со штабом или командным пунктом той воинской части, которую поддерживает дивизион, с огневыми позициями своих собственных взводов, батарей. Нужна связь с наблюдательным пунктом разведчиков.

Когда армия, в том числе и наш полк, не наступает, то установленная система связи более или менее стабильна. Телефонист сидит на дежурстве либо при штабе, либо на промежуточном контрольном пункте - в каком-либо укрытии (в землянке, блиндаже, окопе) или в открытом поле. Бдительно следит, действует ли линия. Используя позывные: "я - сокол", "я - черемуха", "я осень" и т. д., перекликается с другими пунктами связи. Но и в спокойной обстановке связь часто нарушается: например, при передвижении техники, особенно танков, при артиллерийском обстреле наших позиций противником и т. п. Следовательно, нужно быстро найти и устранить повреждение. Этот вид солдатской работы был для меня особенно мучительным.

Устранить повреждение сравнительно просто, если кабель проложен по земле и разрыв ищешь при дневном свете. Бежишь по линии, провод скользит в полусжатом кулаке - разрыв найден. Ищешь другой конец разорванного провода и соединяешь. Подключаешь телефонный аппарат, вызываешь телефонистов с ближайших противоположных пунктов и удостоверяешься, что связь есть.

Другое дело, когда кабель проложен поверху, поднят над землей на 3-4 метра, держится на кустарнике, сучьях деревьев, шестах и т. п. В сумерках, в ночной темноте я, при моем слабом зрении, не мог разглядеть кабель, сбивался с маршрута и, естественно, попадал в сложную ситуацию. А однажды, уже в Восточной Пруссии, в лесисто-болотистой местности настолько отклонился от телефонной линии, что заблудится и едва не попал в руки какой-то группы немцев, так как сплошной линии разграничения между нашими и немецкими частями не было.

Очень тяжело приходилось обеспечивать бесперебойную связь зимой 1943-1944 годов, когда наш полк находился на левом берегу Днепра в районе города Никополя. Здесь немцы удерживали довольно большой участок на левобережье, так называемый Никопольский плацдарм. Погода была теплая, земля не замерзла, выпадали дожди. Танки, автомашины и прочие транспортные средства интенсивно перемещались с места на место и рвали, наматывали на гусеницы и колеса десятки и сотни метров телефонного кабеля. Определив разрыв, очень трудно было найти и соединить концы порванных проводов. Ночью буквально ползаешь в густой, липкой ледяной грязи и в путанице проводов, проложенных связистами других воинских частей, ищешь свой провод. Бывает, что найдешь один конец провода, но в кромешной тьме потеряешь другой конец. И снова надо ползать и искать. Помучившись несколько раз, я, наконец, догадался обозначать место обрыва белым лоскутом или листом белой бумаги, прикрепленным к воткнутой в землю палочке. А затем уже искал другой конец оборванного провода. Возвращался на пункт связи после устранения повреждения с ног до головы облепленный грязью - страшнее черта.

Так что служба в Красной Армии, участие в боевых действиях у меня ассоциируется не только со страхом быть убитым или раненым, но и с тяжелым, прямо-таки изматывающим физическим трудом. Нас, связистов, постоянно привлекали и к работам, не связанным непосредственно со связью,- к рытью капониров под боевые машины, строительству блиндажей, мощению труднопроходимых участков дорог и т. п. Помнится, на 2-м Белорусском фронте в июле 1944 года застряли в грязи две "катюши". Десятка полтора солдат, в том числе и мы, связисты, помогали их вытаскивать. Тут же по какому-то случаю оказался и командир полка полковник Бабич - коренастый, невысокого роста красавец. Давал указания, как вытаскивать машины, уж заряженные снарядами-ракетами. Помогая тянуть трос, я запутался в полах своей шинели, оступился и плюхнулся плашмя в жидкую грязь. Раздался дружный хохот. Полковник тоже добродушно рассмеялся и, вплетая нецензурную брань, воскликнул: "Ах, мать твою! Ну и Васька Теркин!" В то время поэма А. Твардовского "Василий Теркин" уже печаталась во фронтовых газетах, и об этом литературном герое многие знали. Читал и я. И потому ни тогда и ни сейчас не понимаю, почему командир назвал меня Теркиным - человеком смелым, ловким, тогда как я выглядел в тот миг мокрой курицей. Но на удивление прозвище закрепилось за мной, и особенно любил им пользоваться помощник командира взвода. Бывало объявлял: "Теркин, твоя очередь в караул", "Теркин, помоги принести из каптерки продукты". Но поскольку это изрекалось с явным оттенком добродушия, то я не обижался.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});