Падение Арконы - Владимир Егоров

— Тут такое дело. Я, как брат беспокоюсь. У тебя с Владой серьезно, али нет?

— Совершенно серьезно! — молвил Ингвар, не оставляя «второму я» права на отступление.

Хотя Игорь и видел то девушку с момента возвращения на остров пару раз, Влада ему полюбилась. Может, от того, что он ее всегда любил, или, действительно, понравилась с первого взгляда.

— Вот и хорошо… — замялся Сев. … Даже соколу приходит времечко вить гнездо.

— Вообще, я всегда считал, что это делает соколица. А мужчина летает по делам!

— У птиц иначе. Но я не о том. Видишь, как складно твоя песнь выходит. Женщина — она каких любит?…

— Короче!

— Будь другом сложи для меня что-нибудь, ну, не для меня, конечно, а для Нее…

— Ого! — Ингвар перевернулся лицом к Всеволоду, — Никак влюбился?

— Не умею я с ладой, понимаешь, красиво говорить…

— Ну, колись! Кто она?

— Да, Светлана! Кто же еще? — совсем тихо простонал Сев.

— Вот, это, как раз, и есть — с первого взгляда. Тебе какую песнь, грустную или веселую?

— Любую, но умную. Она шибко образованная — и мы не лыком шиты.

— Слушай, Сев, а ты уверен, что женщина любит разумных? Всегда было наоборот.

— Не уверен, но попытаться не мешает. Бывают же исключения!

— Изволь! Начнем с веселой! — ответил Игорь, а сам подумал про себя чужой горький опыт учит — не стоит надеяться на исключения, они только сильнее подтверждают общее правило.

И он тихонько запел: «Сердце красавиц склонно к измене…»

— Что за…! — возмутился Сев.

— Можно и по-другому.

Два часа подряд бедный Игорь выносил на суд влюбленного лучшие образцы куртуазной лирики. Сев отклонил один за одним великолепные сонеты Шекспира, потому что не мог их ни запомнить, ни понять, ни выговорить. Это Игоря слегка разозлило.

Шекспир ему не угодил!

— Тебе вовсе и не важно самому понимать. Иной несет откровенный вздор, а девушка доверчиво слушает, развесив уши, — попытался отвязаться парень от друга.

Не тут то было!

Сев отверг «Я встретил вас, и все былое…», не понравились ему ни Лермонтов, ни Байрон, ни Бернс.

Когда терпение уже почти истощилось, Игорь решился на последнюю попытку — она то и оказалась удачной.

Тут настало время дневалить самому поэту, а довольный Всеволод, бормоча себе под нос заветные слова любовной баллады, улегся на место друга.

— Яйцо Кощея тебе на голову! Ну, и привередливы эти влюбленные! выругался Игорь, готовый было отказаться от своей затеи.

Но у него заметно улучшилось настроение через десять минут, когда приблизив ухо к губам спящего побрательника, он услышал Визборовские:

«Ты у меня одна,Словно в ночи Луна,Словно в степи сосна,Словно в году весна…»

Игорь подбросил веток в огонь и незаметно для себя стал тихо напевать сам. Мрачное мужество Городницкого побудило его переделать пиратские песни на варяжский лад.

Только теперь он начал жалеть о том, что в свое время так и не научился играть ни на одном музыкальном инструменте.

Ночь и в самом деле пролетела незаметно.

* * *

Чуть Заря-Мерцана вырвалась из холодных объятий Подводного Властелина, Ингвар подошел к Восточным воротам Храма, следуя приглашению волхвов, более похожему на приказ.

Лютобор не стал бы заступаться за любимца, он не мог ссориться со жрецами накануне вторжения. Да Игорь, а Ингвар тем более, и не собирался пропускать слова волхвов мимо ушей — какой увлеченный историк откажется от экскурсии в святая святых славянского язычества.

Сев вызвался проводить Златогора и Светлану к князю. Ратибор отправился в кузницу, выправить секиру, Инегельд увязался за ним.

Врата еще оставались затворенными.

Волхвы учили, что не могут двери быть открытыми, пока первый луч Небесного Светила не коснется лица кумира. Решив обождать, Ингвар пошел вокруг этого циклопического строения, чем-то напоминающего таинственный Стоунхендж. Храм описывал окружность не менее тысячи, а то и полторы тысячи, шагов. Вызолоченную шаровидную медную кровлю поддерживали гигантские столбы, расставленные по периметру и выполненные из яшмы. Их оглавия тоже сверкали золотом. Крыша опиралась на светло-серые каменные стены, начало которым по легенде положил Стрибог.

Стриба выудил в синем море любимца Морского Царя и из китового праха насыпал курган, где теперь возвышалось святилище. Двенадцать месяцев в году — двенадцать арок делили этот Колизей волхвов на равные части. У каждых медных врат стояло по два жреца Младшего Круга, так что проникнуть в Храм для непрошеного гостя представлялось делом весьма затруднительным.

Западный вход предназначался только для служителей Свентовита.

Если бы Ингвар занялся подсчетами, то обнаружил бы, что на каждом из четырех ярусов удивительного здания ровно девяносто окон. В любой час дня за человеком, находившимся внутри, наблюдало бы око Светлого Бога, пред которым нельзя солгать.

С точки зрения обороны, случись в городе недруг, волхвы более надеялись на силы защитников, чем на крепость стен. И хоть окна могли сойти за бойницы — Игорь отметил для себя их чрезмерное число.

Он продолжал обход, разглядывая сцены из жизни Световита, изображенные на вратах: как Лучезарный дарует смертным плуг, чашу и серп, как укрощает Сребролукий Черного Змея.

Рассказала чеканка о любви Матери Земли и Владыки небес…

И тут он понял, что давно знает эти чудные картинки, еще с детства, когда приводил Святобор сына под стены Великого Храма и учил его, и внушал ему великую веру в торжество Правды над Кривдой.

По сну, навеянному дедом Олегом, Игорь помнил, что Световит — всего лишь вождь поморян. Но кому поклонялись пращуры до него?

Старейшим богом Ригвед был Дьяус — славенский Дый — бог Неба, отец многих богов. Он, и его жена богиня Земли — Притхиви, считались прародителями всего Мира.

Видно, неспроста клычет Див с вершины Мирового Древа!

Если и не главнейшей, то наиболее почитаемой фигурой пантеона Ригвед был Индра — бог тепла, дождя и бури, бог-воин и гроза демонов, владыка молний и покровитель всех, кто в те стародавние времена носил оружие будущий Перун.

Ведический Агни, у славян носил имя — Семаргл. Это дух огня — Смага, посредник между небом и землей, Огнебог-Сварожич — защитник домашнего очага. Мог он обратиться и зверем рыскучим, и змеем летучим — пенежным смогом…

Однако, еще в четвертом веке до нашей эры греческий философ Эвгемер высказал дерзновенную мысль, что боги — это могущественные люди, герои древности, впоследствии обожествленные народом. Образ Свентовита за минувшие столетия слился в словенском сознании с именем другого, не менее заметного вождя — Сварога — Небесного кузнеца. Сварганить и сейчас означает — смастерить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});