Черный сорокопут. Дьявольский микроб - Алистер Маклин

Как и в других хижинах, пол здесь вознесся над грунтом на сколько–то футов. Но в отличие от других хижин, дом имеет стены, вдоль которых расположились шкафы и серванты. Три четверти периметра занимает эта почтенная мебель, остальное — окна да двери. Окна без стекол, с жалюзи из переплетенных стеблей и листьев. Жалюзи вполне регулируемое: можно поднимать, можно опускать. Специфический запах, в первый момент я затрудняюсь его опознать и обозначить. Пол изготовлен из пальмового листа, уложенного на частые поперечные балки. Потолка как такового нет. Вместо него — перекладины, образующие изнанку крыши. Крышу я долго и заинтересованно разглядываю.

Ну, что еще? В одном углу — старомодное бюро. У внутренней стены болыной сейф. На полу — ярко расцвеченные циновки. Тростниковые стулья и кушетки, рядом с ними — низенькие столики. В этой комнате можно с превеликим душевным уютом коротать время, особенно под глоток чего–нибудь этакого.

Старик — я не мог о нем помыслить по–иному при его–то бороде — был телепат.

— Присаживайтесь, присаживайтесь! Чувствуйте себя как дома! Может, по глотку? Конечно, прежде всего по глотку! Вам это необходимо. — Он ухватился за колокольчик и принялся звонить с таким рвением, словно хотел установить, сколько издевательств способен выдержать несчастный инструмент, прежде чем расколется пополам. Положив колокольчик, он посмотрел на меня: — Рановато для виски? Верно?

— Да нет, в такое утро можно.

— А вам, юная леди? Коньячку? А? Коньячку?

— Благодарю вас, — и она одарила старца такой улыбкой, какой я от нее еще ни разу не удостоился. А ветхий ловелас аж зашелся от блаженства, пальцы на ногах поджал. — Вы так добры.

Я постепенно приходил к выводу, что его с постоянными повторами, построенная на перепевах и восклицаниях речь всегда такая; кстати, мне почудилось в этом голосе нечто смутно знакомое, — как вдруг отворилась задняя дверь, и в комнату вошел юноша–китаец, низкорослый, тощий, в одежде цвета хаки. Мышечная система его физиономии явно была сосредоточена на одной–единственной задаче: держать под замком эмоции. В результате он и бровью не повел, увидев нас.

— А, Томми! У нас гости, Томми! Напитки! Коньяк для леди, виски для джентльмена, приличную порцию… Ну, и… да, пожалуй, я тоже… порцию поменьше — для меня. И приготовь ванну. Для леди. — Что ж, я перебьюсь, мне и бритья достаточно. — Потом завтрак. Вы ведь еще не завтракали?

Я заверил его, что нет.

— Отлично! Отлично! — Тут он обратил внимание на наших спасителей, застрявших на крыльце с канистрами, вздернул мохнатую седую бровь и спросил меня: — А что там?

— Наша одежда.

— Да что вы? Ясно, ясно. Одежда. — Свое отношение к столь эксцентричной трактовке чемоданной проблемы он оставил при себе. Проследовал к двери. — Оставьте–ка все это там, Джеймс. Вы сделали прекрасную работу. Просто прекрасную. Об остальном поговорим позже.

Мужчины отозвались щедрыми улыбками и по???ли прочь. Я спросил:

— Они разговаривают по–английски?

— Конечно.

— С нами не разговаривали.

— Гм… Разве?.. — Он огладил свою бороду, этот оживший Буффало Билл. — А вы с ними разговаривали?

Я призадумался, прежде чем ухмыльнуться в ответ:

— Нет.

— Вот вам и объяснение. Поди определи вашу национальность. Любая из тыщи. — Он повернулся к вошедшему бою, снял с подноса бокалы и вручил нам. — За ваше здоровье.

Я пробормотал соответствующие и предельно лаконичные слова и приник к напитку с жадностью изможденного верблюда, пробившегося к оазису. Я осквернил великолепнейшее виски, проглотив половину порции единым махом, но и так вкус напитка показался мне восхитительным. Я собирался прикончить остаток, как вдруг старикан изрек:

— Итак, приличия соблюдены, прелюдия завершена. Выкладывайте свою историю, сэр.

Меня такой поворот дела буквально огорошил. Я исподволь оглядел собеседника. Возможно, я зря принимал его за дряхлого попрыгунчика. Да, я, пожалуй, заблуждался. Ясные синие глаза проницательны. Свободная от волос часть лица — пускай даже небольшая — выражает озабоченность, если не тревогу. Разве обязательно внешние отклонения от нормы свидетельствуют о психической ненормальности?

Я выложил ему все — немногосложно и напрямую:

— Мы с женой летели в Австралию. На промежуточной остановке в Суве около трех утра нас силой увез из отеля некий капитан Флекк с двумя индусами, привез на шхуну и запер на замок. Накануне вечером мы подслушали, что нас намерены убить. Поэтому мы выбрались из трюма, нашей тюрьмы, — была жуткая ночь, и они проморгали этот побег — прыгнули за борт и через какое–то время добрались до кораллового рифа. По утру нас подобрали ваши люди.

— Господи! До чего же удивительная история! Удивительная! — Он вновь поминал Господа всуе и тряс головой, а потом вдруг глянул на меня пронзительно из–под кустистых седых бровей. — А если чуть подробней? Чуть детальней?

Я повторил свой рассказ, заново изложил все происшедшее с нами после прибытия в Суву. Он таращился на меня сквозь свои матовые очки, пока я не выговорился. А когда я замолчал, он опять принялся трясти головой, после чего заявил:

— Невероятно! Вещь совершенно невероятная!

— Следует ли вас понимать буквально?

— Как, как? В том смысле, что я ставлю под сомнение ваши слова? Боже упаси…

— Вот что поможет убедить вас, — прервала его Мэри, сбросила туфельку, отодрала пластырь, обнажив две глубокие ранки — следы укуса. Это крысиные зубы.

— Да я ни в чем не сомневаюсь, юная леди. Просто все так странно, фантастично. Конечно же это правда. Иначе как бы вы попали сюда? Но… но зачем этому гнусному типу, этому Флекку, надо было похищать вас, планировать ваше умерщвление. Бред сивой кобылы!

— Не имею понятия. Единственное, что мне приходит в голову — тоже, конечно, смехотворная идея, но хоть какая–то! — может, это связано с моей профессией? Дело в том, что я ученый, специализируюсь на топливной технологии. Предположим, возник некий спрос на мои познания… В общем, фантазия мне отказывает, объяснений случившемуся не нахожу. И откуда шкипер некой таинственной шхуны знает, что мы летим в Австралию через Фиджи? Чушь какая–то! Бессмыслица полнейшая!

— Согласен с вами, полнейшая бессмыслица, мистер… О, ради Бога, извините, не удосужился даже выяснить ваши имена!

— Бентолл, Джон Бентолл. А это моя жена Мэри, — с улыбкой сообщил я ему. — А вам и вовсе нет надобности представляться. — Меня осенило наконец. — Вы доктор Гарольд Визерспун, профессор Визерспун, старейшина британских археологов.

— А–а–а, значит, вы знаете меня? И узнаете? — Старик, кажется, был весьма обрадован этим обстоятельством.