Разбойничьи Острова - Яна Вальд

обнаженной… Алтимару все известно. Алтимар проклянет ту, что пришла к нему запятнанной.

Ее заставляли поклясться.

Потом держали в Гроте Мары на Острове Обрядов, вокруг были женщины. Остров, посвященный богам, хорошо знали только Жрицы, для остальных его чащобы существовали как бы в другом мире. Ее все время поили меркатской смолой — зельем, что дурманит разум, навевая видения. Открывает путь к богам, как сказала бы сама девушка. День не отличался от ночи, а сны от яви. Земля колыхалась, как Море, и, как небо, сияла звездами. Приходила сестра Дельфины — та, что двадцать лет назад умерла от укуса скорпиона — и дочь Дельфины, которой еще предстояло родиться. Госпожа Дэя чесала ее роскошные черные волосы черепашьим гребнем и наставляла:

— Любой мужчина, что прикоснется к тебе, будет воплощением морского бога. Любое дитя, что у тебя родится, — его дитя.

Она говорила еще многое, но память того не удержала. Однажды глубокой ночью ее водили к колодцу и спрашивали, что она видит в воде. Она что-то говорила о стене волн, а Мудрых, похоже, пугали ее слова, ее заставляли пить зелье еще и еще и говорить дальше. Только самой ей было не страшно, а смешно. Говорила и хохотала, пока не свалилась на землю. Ей потом так и не рассказали, что за страшное знамение она увидала.

Потом настал день Обряда. На сей раз ей ничего не дали выпить, и голова у нее была ясной.

— Сегодня ты увидишь Жениха, — сказала Медуза. И похвалила: — Другие девы несколько суток приходят в себя после меркатской смолы, а ты — словно цветок весенний. Ты из тех, кому не нужны зелья.

Ее облачили в совершено белое одеяние, укрывшее все тело, и вывели на закат. Много дней ее прятали от людей, но пришло время — у Святилища ждала целая толпа, сплошь из беснующихся мужчин с Берега Чаек. Такова была часть Обряда — Невесту следовало показать, возжелать, чтобы видел Морской Господин, что ему отдают самую лучшую. Старухи стали срывать слои ткани, в которые заботливо укутали ее в гроте, пока она не осталась в одной льняной рубахе, а толпа выла и тянулась к ней. Жрицы плетьми гнали самых настойчивых, хоть исступление и было ритуальным, и никто на самом деле не посмел бы коснуться Невесты. Жены морского бога, облаченные в темно-синее, встретили ее на берегу, распевая гимны.

— Иди и вернись к нам с дарами, — сказали Мудрые.

Она зашла в Море, окунулась с головой. Весенняя вода одела ее поверх рубахи серебристой и смертельно холодной туникой. Когда она вынырнула, берег был пуст. Ее до утра оставили наедине с божественным супругом.

Дельфина — теперь она могла вспомнить свое имя — вышла из воды, села на песок. Она знала, что люди с Берега Чаек будут пировать до рассвета, возлягут с женами и подругами, чтобы почтить новый брак своего бога. А, впрочем, казалось, что никаких людей нет вовсе, и она одна во всем мире. Никто не объяснял ей, что следует делать. Юная разбойница знала лишь то, что ей ужасно холодно на ветру в мокрой рубахе. Хотелось спать, и она легла на песок, свернулась калачиком. И вспомнила….

…каменный столб в Святилище, изрезанный магическими рисунками боя — один из многочисленных идолов Алтимара. Он украшен сюжетом мифа: Алтимар повергает демонов, но демоны безлики и безымянны, изображения их почти стерты. Мудрые говорят, что ныне их нет. Противники Алтимара однажды закляли все живое и неживое, чтобы оно не могло причинить им вред. Лишь одна старая акула укрылась от чар в бездне Мары, и Алтимар сделал кинжалы из ее зубов. А после обратил кинжалы в воинов и воительниц — прародителей морского народа. Рука Дельфины машинально тянется к Акульему Зубу на поясе — к знаку победы бога над хаосом, воплощению ее предка и душе ее, обрамленной в металл. Если кинжал будет сломан в бою, его похоронят его, как человека; если он переживет хозяйку, кинжал бросят в Море вместе с ее телом.

Рисунки уходят вглубь темноты, ведя Дельфину за собой к давно умершим поколениям. К тысячам свершенных Обрядов, к тысячам тысяч Жриц, Невест, Отцов-Старейшин. К девам, что вернулись утром, как вернется она, и к тем, кого когда-то действительно приносили в жертву Морю. К битвам с ландцами, вирами, лусинами, к битвам за Меркат против народов пустыни. А посреди всего этого — Плохие Времена и междоусобная бойня островитян с островитянами. Мир, привычный Дельфине, родился из смуты, похоронив всех, кто не захотел стать его частью. “Это в прошлом”, — шепчет она, глядя на силуэты преступников, приговоренных к казне. Самых ярых сторонников Каэ накрепко привязывают к столбам по слову женщин, увенчанных Синими Лентами. “Увидим, — говорят женщины, — спасет ли вас бог неба от бога Моря”. И еще дальше. Острова безлюдны и покрыты лесом, и на песке отпечатались следы босых ног той девы из рода Ариды. Следы ведут Дельфину в Святилище — давно погибшее, стоявшее на другом берегу Моря. Древняя земля Беры, когда предки еще жили там. Жрицы из народа беров просят у Алтимара защиты от народов, пришедших с севера, еще не знают, как близок разгром. Перед молящимися столб-идол, на столбе вырезаны мифы. Акула и битва Алтимара, но теперь противник его обрел плоть — это брат его Каэ, бог дождя и неба. Взгляд одной молодой Жрицы вдруг замер, пронзая время. Ее подруги истово зовут Морского Господина, но только ей одной дан ответ — тающий в дымке силуэт Дельфины. Только на миг — девушка решит, что померещилось…

Девушка резко села на песке, вновь в своей эпохе.

“Что это, Господин мой? Неужели ты действительно сражался со своим братом Каэ?”

“На этот вопрос ответь сама. Люди властны над мифами”.

В месяц сева Каэ приносят в жертву белого быка. Дельфина знает этого бога как супруга Дэи, покровителя закона и плодородия. Выходит, лишь такую власть оставили ему Мудрые минувших времен — после того, как утопили в приливе его последних жрецов.

“Алтимар, зачем ты показал мне все это?”

“Чтобы ты знала правду. Правители скажут тебе лишь то, что сочтут нужным. Но никто не должен выбирать судьбу с завязанными глазами”.

“Это — не правда, это — прошлое! Все было неправильно до Общины — именно так нас и учили на Острове Леса”.

“Ты действительно в это веришь, Дельфина?”

“А разве я не должна?”

“Не знаю, девочка. Я ведь не наставник и не Отец-Старейшина.