Достойна счастья - Полина Федорова

— Есть многое на свете, друг Горацио… — усмехнулась сестра и протянула руки к дочери. — Иди к маме, золотко мое, а то, того и гляди, помнешь да испачкаешь дядюшку, вон он как расфрантился. Собрался куда?

— Съезжу с визитами. Пора старые знакомства возобновить.

— Варвару Васильевну не обойди вниманием, госпожу Мамаеву, — напомнила сестра. — Она о тебе спрашивала. У нее сегодня вечером маленькое музыкальное суаре, думаю, тебе будет интересно.

15

После отъезда Браузе мир, в котором жила Елизавета, погрузился в сумеречную тень. До этого момента жила она смутной надеждой, что все как-то еще может устроиться. Рано или поздно Федор вернется в родной город, они встретятся, и она разделит с ним ответственность за судьбу сына. Но он погиб, исчез и не вернется к ней никогда. Никогда. Три дня после сего рокового известия пролежала Лиза в постели в оледенелом безразличии ко всему миру, отказываясь от еды и питья, не обращая внимания даже на маленького Феденьку, покуда не ворвалась к ней в комнату разгневанная Варвара Васильевна.

— Что ж ты это творишь, душа моя?! — решительно развернула она Лизу лицом к себе и уперла руки в бока. — Уморить себя решила? Сына во второй раз осиротить? Эк, как все складно придумала! Нет меня, и вся недолга, а вы тут на грешной земле телепайтесь как хотите! — От крайнего возбуждения Варвара Васильевна невольно перешла с Лизой на «ты» и начала употреблять в своей речи выражения, до сего момента ей крайне не свойственные.

— Ежели с тобой что случится, — Мамаева угрожающе нахмурила брови, глубоко вздохнула и выпалила, — так и знай, отдам Феденьку в сиротский приют. Я еще женщина не старая, могу и замуж выйти — кавалеры вон устали порог дома обивать! Не до него мне будет! Желаешь такой доли своему дитяте?!

От сего лихого кавалерийского натиска Лиза испуганно открыла глаза и приподнялась на локте. Такой рассерженной добрейшую Варвару Васильевну она не видела никогда.

— Что смотришь? Думаешь, тебе одной довелось близкого человека потерять? — Тень боли и горечи скользнула по лицу Мамаевой. — Грех вам, право, на судьбу сетовать да Всевышнего гневить, — уже спокойнее продолжила она, присела на постель, тихо прикоснулась к Лизиной руке. — Молодая, сильная, здоровая. Крыша над головой, слава Богу, есть, капитал кое-какой наличествует, сыночек подрастает. Чего ж вам еще? А боль сердечная… — уголки ее губ опять печально поползли вниз, — и с ней жить научишься. Время безжалостно, но мудро. Все проходит, пройдет и это.

Внутри Лизы будто что-то сломалось. Прорвав плотину ледяного отчаяния, пульсирующая горячая боль охватила душу и тело, взрывая их на тысячу ноющих осколков, но это был трепет и судороги возвращающейся жизни. Она уткнулась в коленки Варвары Васильевны и горько зарыдала, оплакивая свои наивные девические мечты, смерть двух самых близких ей людей: батюшки и Федора, — и раннее сиротство маленького сына. Через четверть часа Мамаева кликнула Наташку… и жизнь пошла своим чередом.

Варвара Васильевна жила, что называется, открытым домом, гостей привечала да и светскими развлечениями не брезговала. Посему вскоре вокруг ее компаньонки, молодой прелестной вдовы Елизаветы Толбузиной, образовался кружок преданных воздыхателей. И хотя Елизавета Петровна держалась с поклонниками несколько отстраненно, но загадочный взгляд ее фиалковых глаз, казалось, сулил им нечто такое, ради чего стоило пожертвовать и временем, и состоянием, а возможно, и самою жизнью.

Но нынешним трезвым матримониальным расчетам Елизаветы соответствовали только двое, ибо судьбу свою на этот раз решила она связать с человеком надежным и солидным. Девические грезы о романтическом герое, луне и тайных свиданиях были оставлены ею самым решительным образом. После всех трагических перипетий душа ее желала покоя и стабильности, а самое главное — хорошего отчима для маленького Феденьки. Посему выбор свой остановила Лиза на Петре Николаевиче Чегодаеве и Александре Ивановиче Де Траверсе. Оба они были уже не молоды, лет под сорок, и тот и другой обладали вполне приличным состоянием и имели незапятнанную репутацию в обществе. Князь Чегодаев был немногословен, могуч телосложением, черноволос и в лице имел нечто татарское, напоминавшее о вольном степном ветре, пламени костра в ночи и ударе лихого копья. Маркиз же Де Траверсе, председатель Казанской палаты уголовного суда, действительный статский советник и кавалер орденов Святого Владимира и Анны, был высок ростом, но тонок в кости, отличался изяществом движений и безупречным вкусом, а также славился проницательностью ума и деликатностью обращения не только с дамами. К его помощи не редко прибегал сам губернатор его превосходительство Иван Григорьевич Жеванов для разрешения каверзных или щекотливых ситуаций, кои в изобилии порождала провинциальная повседневность. До решительных объяснений с избранниками у Лизы еще не дошло, но она остро чувствовала, что не за горами тот роковой момент, когда придется предпочесть одного из них. Необходимо будет сделать выбор, а значит, открыть свою тайну постороннему человеку, который, может быть, отвергнет ее. Утаить же горькую правду, начиная новую жизнь со лжи, Лиза не хотела и не могла.

Незадолго до кануна Рождества, она сидела в детской, играя с Феденькой и пыталась представить рядом с собой и сыном то князя Чегодаева, то маркиза Де Траверсе, но все получалось как-то не очень убедительно. От размышлений оторвал ее приход Варвары Васильевны, чем-то изрядно взволнованной.

— Как Феденька? — спросила она, усаживаясь в кресло напротив Лизы.

— Да все, слава Богу, хорошо, — ответила та и, поймав задумчивый взгляд Мамаевой, устремленный на сына, обеспокоенно добавила: — Что-то случилось?

— Как вам сказать… — Варвара Васильевна отвела взгляд и стала старательно разглаживать кружево скатерти, покрывавшей стол. — С визитами я ездила… К родне… — и замолчала.

— Да говорите же, не томите меня, Варвара Васильевна, — взмолилась Лиза и вдруг охнула. — Обо мне узнали?

— Да что вы! Что вы! Спаси Бог! — замахала руками Мамаева.

— Так в чем же дело?

— С визитами, говорю, была у родственников… у Екатерины Васильевны Нератовой… в девичестве Дивовой, она на днях от сестры из Петербурга вернулась.

— И? — оцепенела Лиза.

— Что «и»? Соболезнование ей выразила. Так неловко получилось. Оконфузилась, как дурища. — Мамаева встала, подошла к окошку чуть помолчала. — Жив он, Лиза.

— Кто? — послышался за ее спиной сдавленный возглас.

— Федор твой жив. Наврал нам этот проходимец барон. Ранения сильные получил Федор, почитай год слишком по лазаретам маялся. На святках все дивовское семейство здесь в Казани собирается. Его тоже ждут.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});