Агент абвера. - Коллектмв авторов

— Сделаю все, чтобы успешно выполнить задание.

— В этом не сомневаемся. Вам необходимо после проверки осесть на какой-либо технической работе в разведшколе или разведоргане абвера. Цель — внимательное изучение обучающихся там агентов. Вы должны склонять колеблющихся к явке с повинной, подбирать надежных, крепких людей, которых можно рекомендовать для выполнения разведывательных заданий. Дело, как видите, сложное. Но вы обладаете необходимым опытом, и я уверен — справитесь.

Генерал снова сделал паузу, затем продолжал:

— Встретятся вам по возвращении не только несчастные люди, но и убежденные, отъявленные враги советского народа. Я имею в виду всех этих “бывших”, их сынков, изменников и перебежчиков, уголовников, рецидивистов и прочих людишек с гнилой душой и грязной совестью. Не за страх, а за совесть они служат немцам. О подготовке их к заброске в наши тылы вы должны своевременно сообщать нам. В этом главная трудность задания.

— Все ясно, товарищ генерал.

— Тогда разрешите вам пожелать счастливого пути. До скорой встречи, дорогой наш контрразведчик. Удачи вам и возвращения с победой!

— Спасибо, товарищ генерал! Не беспокойтесь за меня, не подведу.

Капитан Каращенко вышел из кабинета. В приемной его уже ожидал подполковник Сосницын. Чекисты долго беседовали о предстоящем деле, потом выехали на фронт, — в район Черной реки. Здесь Каращенко вместе с Сосницыным и чекистами дивизии проехал по тому маршруту, который разработали немцы для своего агента. Мокий Демьянович внимательно ознакомился с местностью. Вечером, добравшись до кровати, он сразу же уснул и спал крепко, без сновидений.

Ранним утром, хорошо отдохнув и подкрепившись, Мокий Демьянович выехал в обратный путь. Юркая “эмка”, окрашенная в защитный цвет, катилась по лесной дороге. Недавно прошел дождь. В лесу было влажно и тихо. Разноцветными бликами вспыхивали капли дождя на зеленой хвое, заплутавшийся в чащобе ветерок стряхивал брызги на крышу машины. И только отдаленный орудийный гул говорил о близости фронта. В пути чекисты беседовали о предстоящем переходе Каращенко в немецкий тыл. Оперативный сотрудник управления контрразведки капитан Маковенко наставлял Мокия Демьяновича:

— Вы на целые сутки опоздали с возвращением, поэтому переходить линию фронта будете в стороне от назначенного немцами места. Постарайтесь быть у них к рассвету. Спросят, почему не явились в указанный день и перешли на другом участке, говорите, что вас заметили, пришлось плутать. Соответствующий спектакль мы разы­граем.

…И снова Мокий Демьянович очутился на передовой. Где ползком, где пригнувшись, продвигался он мимо наших сторожевых постов, притаившихся секретов, хоронясь от случайной пули. И сам он, и провожавшие его капи­тан Маковенко и майор Богданов промокли до нитки.

Утро выдалось ненастное, хмурое.

— Пришли, — сказал Богданов. — Дальше пойдешь один. Ничейная земля.

— Посидим перед дорогой. А вернее, полежим, — предложил капитан Маковенко.

— Да, передохнуть не мешает, — согласился Мокий Демьянович.

Каращенко лежал рядом с Богдановым. Дыхание друга он чувствовал у самого уха, и на душе становилось спокойней, уверенней — рядом человек, с которым так много пройдено, прожито. Он не оставит в беде… Тишина. Ни шороха, ни выстрела. Непривычно звенело в ушах, в голову лезли всякие страхи.

Чекисты лежали на узкой полоске земли, разделяющей два мира, две непримиримо враждующие стороны, и думали об одном — о том, что встретится их товарищу, когда он шагнет в неизвестность. Никто ведь не знал и не мог предсказать, что будет в логове фашистов со смельчаком, который взялся перехитрить “всесильный абвер”.

— Теперь пора, — вполголоса проговорил Маковенко.

Распрощавшись с друзьями, Каращенко вновь стал Никулиным, агентом абвера. Он стал пробираться к немецким окопам и вскоре исчез из виду. Лишь некоторое время был слышен шелест травы да легкое потрескивание валежника.

Ползком подобравшись к расщепленной снарядом сосне, Никулин стал на ноги, прижался к смолистому стволу и тихо окликнул:

— Камрад, камрад!

В немецких окопах никто не откликнулся. Никулин вышел из укрытия и поднял руки, показывая, что он без оружия. Тогда из-за бруствера высунулась одна голова, другая… Солдаты стали призывно махать руками, закричали:

— Ком хир! Ком хир!

Николай Константинович пошел вперед. Спрыгнув в окоп, потребовал:

— Проводите меня к офицеру.

Солдаты, не поняв его, что-то залопотали. Один из них ткнул в бок стволом автомата и показал на вход в бункер — туда, мол, иди. Сразу же появился и переводчик — щуплый солдатик из поляков.

— Цо тшеба, пан? — строго спросил он у Никулина.

Тот повторил:

— Мне надо к офицеру.

— Для чего?

— По делу службы.

Понимающе кивнув головой, поляк куда-то побежал по траншее. Через несколько минут в бупкер вошел сухой и длинный, надрывно кашляющий, видимо простуженный, капитан, командир роты.

— Вас волен зи? — отрывисто проговорил он и закашлялся.

— Я немецкий солдат. Меня нужно немедленно доставить в штаб дивизии, — как можно тверже и решительнее заявил Никулин.

Поляк услужливо перевел. Немецкий офицер с интересом посмотрел на Николая Константиновича и тоже спросил:

— Зачем?

— Служебное дело абвера, — снова ответил Никулин.

Немец опять закашлялся, поманил пальцем фельдфебеля и, что-то приказав, вышел из бункера. Вскоре Николая Константиновича повели в штаб дивизии. Конвоиры, обозленные тем, что в такую ненастную погоду им пришлось покинуть сухую землянку и тащиться по лужам в неведомую даль из-за какого-то русского, готовы были, живьем съесть Никулина. “Как бы не пристрелили”, — беспокойно думал он, когда то один, то другой конвоир больно толкал его стволом автомата в спину, в бок, предлагая ускорить шаг или сменить направление.

— Хальт, русише швайн! — скомандовал наконец один из конвоиров, рыжебородый мордастый детина в растоптанных сапогах, и побежал куда-то под горку.

Николай Константинович принялся — в которой раз! — повторять в уме легенду, сочиненную чекистами в Ленинграде. Предстояло четко, без запинок и путаницы рассказать обо всем “увиденном” на советской стороне, перечислить номера воинских частей. Его, несомненно, постараются уличить во лжи. Немцы не дураки. У них, конечно, есть собранные по различным каналам сведения, по которым можно проверить правдивость доклада. Споткнешься — пощады не жди. Замучают, заподозрив, что ты подослан чекистами. Такие случаи бывали.

Прошло несколько минут тягостного ожидания, и рыжий конвоир показался на тропинке, махнул рукой:

— Ком!

Второй солдат немедленно ткнул Николая Константиновича стволом автомата в спину. Никулин пошел с горки, миновал заросший осинником овраг и, выйдя на опушку леса, увидел в излучине ручья небольшую деревушку.

Деревушка была совсем неприметная. Покосившиеся избы смотрели крохотными подслеповатыми окошками на мутный ручеек, вырвавшийся из лесной чащобы. Над соломенными крышами задирали к небу головы два колодезных журавля. Белела церквушка на косогоре, а подле нее на самой вершине бугра красовался добротный пятистенный дом под железной кровлей.

Дом этот еще до революции построил кабатчик Силантьев, известный на всю округу мироед и бабник. Он охотно давал односельчанам выпивку и деньги в долг, под проценты, скупал в городе по дешевке ворованные вещи и перепродавал мужикам. Так и составил капиталец.

После революции в силантьевском доме был сельсовет. А когда пришли немцы, выгнали всех жителей из деревни и расквартировали здесь штаб дивизии. В силантьевском доме, лучшем в деревне, поселился генерал. Никулин сразу определил это: к дому со всех сторон тянулись телефонные провода, у крыльца прохаживался часовой, под березами, которыми была обсажена усадьба, стояли легковые машины.

Командир дивизии пожелал лично расспросить перебежчика с советской стороны. Шагнув к нему, Николай Константинович тихо произнес полученный от Шиммеля пароль:

— Ораниенбаум.

Генерал сразу же отпустил конвоиров и вызвал адъютанта.

— Прикажите нагреть воды, приготовить завтрак, — сказал он и добавил, обращаясь к Никулину на ломаном русском языке: — Мы будем беседовать и затем банья унд фриштик, завтракать.

В течение получаса генерал расспрашивал Никулина о том, что тот видел за линией фронта. Потом благосклонно разрешил:

— Можете отдыхать.

— Господин генерал, прошу сообщить о моем прибытии капитану Фишу. Он мне приказал немедленно связаться с ним после перехода линии фронта.

— Хорошо. Я позвоню.

Когда Никулин вышел, генерал пригласил к себе начальника штаба. Вскоре в его кабинет вошел длинный и худой полковник. Почтительно вытянулся у порога, ожидая приказаний.