Белогвардейщина - Шамбаров Валерий Евгеньевич

Духонина бросили все. Вслед за демократами уехал в Киев верховный комиссар Станкевич. Звал с собой, но опять Общеармейский комитет воспротивился, чтобы генерал бросил пост. Крыленко остановился в Орше, прислал оттуда свой приказ, уже как Главнокомандующий: ударный батальон, охранявший Ставку, срочно перевести в Гомель. Даже одного батальона ударников он боялся. А 19.11 по своей инициативе подтянулись другие ударные батальоны, командиры прибыли к Духонину, просили разрешения остаться для защиты Ставки. И опять Общеармейский комитет высказался против. Духонин, разуверившийся во всем, ответил ударникам:

«Я не хочу братоубийственной войны. Тысячи ваших жизней будут нужны Родине. Настоящего мира большевики России не дадут. Вы призваны защищать Россию от врага и Учредительное Собрание от разгона… Я имел и имею тысячи возможностей скрыться. Но я этого не сделаю. Я знаю, что меня арестует Крыленко, а может быть, меня даже расстреляют. Но это смерть солдатская».

И лишь удостоверившись, что ударники покинули Могилев, Крыленко двинул на Ставку свои эшелоны. Общеармейский солдатский комитет, обещавший «нейтральную» защиту, тут же распустил сам себя и рассеялся. 20 ноября Духонин был арестован прибывшим Крыленко, озверелая толпа матросов растерзала его и долго глумилась над трупом. Обезображенные останки генерала несколько дней валялись под окнами вагона большевистского верховного главнокомандующего.

Последствия ленинского «мира» через головы командования не замедлили сказаться. Эшелоны немецких войск планомерно, систематически потянулись на Западный фронт, Германия избежала катастрофы, мировая война получила продолжение, по крайней мере, на полгода. Унесла еще сотни тысяч жизней. Для России последствия стали еще более жестокими. 10 миллионов солдат одичавшими, неуправляемыми толпами хлынули через всю страну по домам Все сметали на своем пути, громили крестьянские хозяйства, убивали и насиловали. Захватывали поезда, которые поползли по дорогам, оставляя за собой разбитые вокзалы, разгромленные станции, искалеченный транспорт. Добывали пропитание грабежом, растаскивали и громили казенные склады.

Неподготовленная, необеспеченная, хаотическая, зато политически-важная и выигрышная демобилизация – плод беспримерного по своей глупости росчерка ленинского пера, принесла в Россию новое, еще невиданное явление – разруху.

11. Михаил Васильевич Алексеев

Историография, а уж тем более художественные произведения советских времен создали совершенно ошибочный образ русских офицеров 1917-го. «Поручиков Голицыных» и «корнетов Оболенских», т. е. представителей высшего родового дворянства, среди них было не так уж и много. Кадровое офицерство понесло огромные потери на фронтах, например, почти весь цвет гвардии полег в 1915 г. в августовских лесах. А представители аристократии, блиставшие мундирами в тыловых штабах, вышли в отставку после отречения царя. Верхушка «высшего света» была достаточно космополитична, родственно связана с зарубежной аристократией, и значительная ее часть благоразумно перебралась за границу еще до Октябрьского переворота. А основная масса армейского офицерства была рядовой, служилой интеллигенцией, призванной из запаса. Учителя, инженеры, юристы, студенты, взятые после 3-го курса, выслужившиеся из солдат и вольноопределяющихся.

Например, даже в высшем эшелоне белой Добровольческой армии всего 15 % командиров были из дворянства. Около 90 % не имели недвижимой собственности, ни родовой, ни купленной (в том числе Корнилов, Деникин, Алексеев). Что уж говорить о рядовых белогвардейцах? Из 4 тысяч участников корниловского Ледяного похода менее 500 были кадровыми офицерами, остальные интеллигенты-разночинцы призыва военного времени.

Большевистская демобилизация оставила не у дел 400 тысяч офицеров. Первым, кто начал организовывать их для борьбы с узурпаторами, стал генерал от инфантерии М. В. Алексеев. Он родился в 1857 году в семье рядового солдата, взятого из крепостных и тянувшего нелегкую 25-летнюю лямку. Рос при полку и сам пошел на службу рядовым. В боях русско-турецкой войны 1877–1878 гг. был за доблесть произведен в прапорщики. И еще 10 лет служил на низших офицерских должностях, самостоятельно занимаясь учебой, поскольку не имел никакого образования и не знал иностранных языков, привычных в то время для любого офицера. Затем поступил в Академию Генштаба, где были замечены его незаурядные таланты. В русско-японской войне участвовал генерал-квартирмейстером 12-й армии, потом стал начальником Академии Генштаба. Активно участвовал в реорганизации армии после поражения.

В мировую войну вступил начальником штаба Юго-Западного фронта – именно ему этот фронт был обязан громкими победами в 1914 г. Командовал Западным фронтом в тяжелый период отступления, вызванного нехваткой боеприпасов, но и здесь проявил себя блестящим полководцем, мастерски выведя свои армии из стратегического окружения, которое готовил им Людендорф. В 1915 г., когда Верховным Главнокомандующим, отстранив великого князя Николая Николаевича, стал сам царь, Алексеев был назначен у него начальником штаба, т. е. фактически главнокомандующим – конечно же, не царю, а ему приходилось решать все стратегические вопросы и осуществлять практическое руководство войсками. В этот период у него начала развиваться тяжелая болезнь почек, но генерал, сознавая легший на него груз ответственности, откладывал лечение до окончания войны.

После Февральской революции он стал и юридически Верховным Главнокомандующим. И был снят 22.5, когда высказался резко против «Декларации прав солдата», подписание которой было уже решено Керенским. Когда заслуженному полководцу, не потрафившему новому начальству, пришло неожиданное предписание об отставке, он горько усмехнулся и сказал Деникину, своему начальнику штаба: «Рассчитали, как прислугу…»

Его отличали простота и удивительная скромность. Он никогда не лез на передний план, на первые роли. И трудился с редкой самоотдачей не ради красивой позы, а ради результата. Корнилова, дерзкого и решительного, всеобщее мнение прочило в Пожарские Белой гвардии. Алексеев стал ее Мининым. 30.10 в Петрограде, на чужой квартире, где его укрыли приближенные, он убедился в безнадежности положения столицы и выехал на Дон. Там, под прикрытием казачьих полков, – пусть пассивных, пусть нейтральных – он надеялся организовать ядро новой армии для спасения страны.

2 ноября приехал в Новочеркасск Этот день стал новой точкой отсчета. Позже он был признан в антикоммунистических кругах как официальная дата рождения Белого Движения.

Атаман A. M. Каледин встретил его сочувственно. Но уже и на самом Дону обстановка оказалась крайне сложной. Вовсю шли конфликты между казаками и «иногородними» – крестьянами, поселившимися здесь позже казаков. Теперь они объявляли себя большевиками, желая передела в свою пользу казачьих земель. Начались конфликты между старыми станичниками, отстаивавшими традиционные казацкие порядки, и молодыми фронтовиками, которые возвращались домой изрядно развращенными, отвыкшими от труда, отравленными политикой и агитацией. Каледин опасался, что формирование Алексеева может обострить ситуацию. Убежище предоставил, но просил при первой возможности перебраться за пределы области, например, в Ставрополь.

В тот же день Алексеев послал в Петроград условную телеграмму об отправке надежных офицеров. Один из лазаретов на Барочной улице стал общежитием. Так началась армия. Не было ни вооружения, ни обмундирования, ни денег. В ноябре сумма пожертвований от частных лиц и финансовых организаций составила всего 400 рублей. А. И. Деникин пишет: «Было трогательно видеть, как бывший Верховный Главнокомандующий, правивший миллионными армиями и распоряжавшийся миллиардным военным бюджетом, теперь бегал, хлопотал и волновался, чтобы достать десяток кроватей, несколько пудов сахару и хоть какую-нибудь ничтожную сумму денег, чтобы приютить, обогреть и накормить бездомных, гонимых людей».