Боги на неполный рабочий день (ЛП) - Аарон Рэйчел

— Ты понимаешь, что закрытие через две минуты? — сказал он, а потом заметил Ника за мной. — Но я смогу вас принять.

Я улыбнулась худому мужчине, а он сел на стул и вытащил телефон, где был тот же сканер, как у меня. Как только он убедился, что серьга была из золота, он опустил ее на цифровые весы.

— Два грамма, четырнадцать карат, — он повернул экран весов, чтобы и я это видела. — Это один и семь грамма чистого золота. Сейчас это стоит…

Он оглянулся на заднюю стену прилавка, где на ослепительно ярком экране было видно цену с рынка золота в настоящем времени. Когда он опустил серьгу на весы, цена сила такой же, как Сибил показывала ранее: $38.02 за грамм. Как только он сказал, что заплатит мне, экран будто обезумел.

Торговец чуть не упал со стула. Он выпрямился, ругаясь, пот катился по щекам, а график рынка золота стал падать. Я затаила дыхание, смотрела, как цифры падали. Пять ужасных секунд сияющая линия падала, как стрела. А потом падение резко остановилось, и график стабилизировался, остановился на $36.10.

— Ого-го, — парень вытер лицо бумажной салфеткой из стопки за ним. — Падение на пять процентов! — он повернулся ко мне и судорожно выдохнул. — Ты по пути потревожила могилы?

— Нет, — я кивнула на экран. — Так вы заплатите мне столько? Потому что цена была выше, когда я пришла.

Мужчина скривился сильнее, и он указал за плечо на табличку от руки над экраном, где значилось «РЫНОК ВСЕГДА ПРАВ».

— Ладно, — я подняла руки. — Тогда тридцать шесть баксов.

Бормоча под нос, мужчина открыл кассу и стал отсчитывать оплату. Получилось тридцать два доллара, он взял себе процент. Мне было все равно. Я схватила тридцать два бакса, словно это был Священный Грааль, зашуршала купюрами в дрожащих руках, вытащила три десятки и отдала Нику.

— Это за нож, — я подняла две оставшиеся смятые купюры. Мои прекрасные драгоценные два доллара дохода. — А это мне.

Ник широко улыбнулся. Я тоже улыбнулась, а потом засмеялась. Парень за прилавком с золотом смотрел на меня, как на сумасшедшую, но это стоило капли безумия. Я заработала два доллара. Больше нуля! Этого было мало даже по моим низким стандартам, но количество не имело значения. То, что эти два доллара существовали, означало, что я могла разбить мир. Я все еще смеялась, когда телефон дико задрожал в руке.

Я была слишком радостная, чтобы осторожничать, ответила на звонок, не думая, подняла телефон к уху и ответила нараспев:

— Алло!

— Что ты только что сделала?

Моя кровь похолодела. Голос в динамике был рычащим и искаженным, но я узнала бы его всюду. Это был голос папы, и он был в ярости. Эха его голоса в телефоне хватило, чтобы я сжалась, словно он был передо мной. Дальше захотелось извиниться, молить о прощении, чтобы он перестал рычать. «Прости» было на языке, но разум подавил ужас, и я пришла в себя.

— Не знаю, пап, — раздраженно сказала я. — А что я сделала?

Великий Ён помедлил, а потом выдохнул так, что я ощущала дым через телефон.

— Больше так не делай.

— Почему? — мое сердце колотилось. Я еще так не общалась с отцом, и трепет от маленькой победы наполнил тело огнем. — Ты это ощутил? Я попала?

Рычание стало громче.

— Не играй в это со мной, Опал.

— Ты это начал, — напомнила я. — Все было хорошо и справедливо, пока ты не решил сжульничать.

— Не смей обвинять меня, — прорычал он, голос был таким злым, что я надеялась, что он не был рядом с чем-то воспламеняющимся. — Эта ситуация — твоя вина. Долг — твоя идея.

— Потому что только так ты можешь меня отпустить! — закричала я на него. — Это ты загнал меня в угол. Если не нравится, что я делаю, можешь остановиться.

— Не льсти себе, — отозвался Ён. — Это ничего не меняет.

— Думаю, меняет, — я улыбнулась. — Ты позвонил мне, помнишь? Ты снизошел, значит, это многое меняет.

Отец в ответ зашипел и сменил тему, от этого я улыбнулась сильнее.

— Почему ты так отпираешься? Ты борешься за жизнь, которую не хочешь.

— Ты не знаешь, чего я хочу.

— Я знаю, что ты не хочешь быть Уборщицей, — в его голосе было отвращение. — Работать с преступником, рыться в мусоре в гадком городе. Это не твое будущее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Не тебе это говорить, — рявкнула я. — Ты даже не пытаешься ничего узнать обо мне. Ты даже не знаешь, какую мебель я люблю!

— Думаешь, я так утруждался бы, если бы мне было все равно? — парировал он. — Ты — моя Опал! Я создал тебя, вырастил, учил и защищал. Никто не ценит тебя больше меня!

— Я — не камень! — заорала я. — Я — человек!

— Хватит! — взревел Ён. — Мне надоело потакать тебе.

— Ты ни в чем мне не потакаешь, — напомнила я. — Я побеждаю. Я поняла, как одолеть твое мелкое проклятие, и я отплачу тебе так, что никто больше не скажет, что я принадлежу тебе.

— Посмотрим, — прорычал отец. — Условия твоего займа изменились. Я хочу полную оплату к концу месяца.

Сердце билось в горле.

— Ты так не можешь.

— Моя щедрость позволяла тебе платить, — едко сказал он. — Но ты ясно дала понять, что не ценишь мои подарки, так что я не вижу повода и дальше их дарить. Конечно, если вернешься домой, тебе ничего не нужно платить. Или ты можешь биться об стену, пока не проиграешь. Тебе выбирать, но ты вернешься ко мне, Опал. Конец обсуждения.

— Обсуждения работают не так! — закричала я, но он уже бросил трубку, я тяжело дышала в экран с надписью «конец вызова». — Козел!

— Похоже, все прошло плохо, — сухо отметил Ник.

— Да ну его! — заорала я, убирая телефон в сумку. — Идем зарабатывать деньги. Я запихаю долг ему в горло.

— Эй, — Ник сжал мои плечи. — Опал, час ночи.

Я вырвалась из его хватки.

— И? Это СЗД. Работа есть всегда.

— Не такая, какую ты хочешь, — он посмотрел на меня с пониманием. — Я понимаю, что ты хочешь использовать шанс, но мы работали с рассвета. Шансов будет больше, если ты отдохнешь.

— Послушай его! — закричала Сибил из сумки. — Он прав!

Я знала это, но мне не нравилось это слышать. Я хотела сейчас чемодан, полный золота, чтобы бросить им в лицо отца. Но, хоть дух желал, плоть не справлялась. У меня было похмелье, ноги гудели, желудок мутило от алкоголя и жареного мяса. Даже моя магия снова бушевала, и это было обидно, ведь я старалась не использовать ее. Но реальность не была справедливой, и холодная правда была в том, что мне нужно было присесть, пока я не упала.

Ник тоже это знал. Он ничего не говорил, просто протянул руку. Жест был джентльменским и снисходительным, но я знала Ника достаточно, чтобы понимать, что он не это имел в виду. Он поступал практично. Теперь радость от победы над проклятием растаяла, и я быстро вернулась в оболочку человека. Мне нужно было спать, попить воды и больше не пить столько пива. И мне нужно было за что-то держаться, чтобы не упасть на лицо, и его уверенная рука подходила.

— Прости, что я — обуза, — пробормотала я, сжимая его обеими ладонями.

— Ты — не бремя.

Если учесть, что он поддерживал половину моего веса, это было неправдой, но я устала спорить. Я была рада, что ноги могли отдохнуть после ночи бега на каблуках. Я не могла поверить, что носила эти орудия пыток каждый день. Качая головой, я прильнула к Нику, пока мы спускались. Мы почти добрались до двери, когда что-то твердое и воняющее дымом и грязным бельем врезалось в мой бок. Я охнула от удара, а потом меня оттолкнули, женщина — источник запаха — вылетела из толпы и обвила руками Ника.