Бенкендорф. Сиятельный жандарм - Юрий Щеглов

Род сумасшествия

Бенкендорф не испытывал ревности. Речь шла, между прочим, об императоре французов и победителе русских армий при Аустерлице и Фридланде. Возвратившись в Петербург после бегства из Парижа, он объяснил собственные ощущения князю Шаховскому:

— Ты не представляешь себе, сколь она пленительна и чиста.

— Почему же не представляю? Очень хорошо представляю, — ответил без тени иронии Шаховской, и его некрасивое треугольное лицо осветилось улыбкой.

Он успешный комедиограф, что в России трудновато и небезопасно. Будущий член Российской академии, Шаховской понимал толк и в актрисах и в театре, не говоря уже о том, что управлял ими по поручению государя.

— Каждый раз при встрече с Марго мне чудилось, что происходящее я вижу со стороны, — продолжал Бенкендорф.

— Надо думать! Вполне сценический эффект, — опять улыбнулся Шаховской, приподняв широковатые брови над маленькими буравчатыми глазками — раскосыми, как у татарина. — Все в духе романа с актеркой.

— Я оправдываю любой поступок Марго. Не верь сплетням о ее кознях против Дюшенуа. Она никогда не жаловалась императору, что клака срывала ей спектакль. В партере происходили кровопролитные стычки. Полиция врывалась в зал, арестовывала и правых и виноватых. Зрелище — бесподобное! Аристократы и почтенные буржуа отправлялись за решетку. Ничего похожего на то, что случается здесь, когда освистывают твою любимицу Вальберхову.

— У нас нет, слава Богу, клаки, — объяснил Шаховской. — И государь ее не допустит.

— Дюшенуа поддерживает императрица Жозефина. Аристократическая клака находит у нее покровительство. Вообще, клака в Париже вооружена стилетами и крайне опасна. Подъезд театра напоминает поле битвы. Полиция еле справляется. Люсьен Бонапарт стоял во главе партии мадемуазель Жорж.

— Ну, теперь она вне партий. У нас, слава Богу, их нет. Береги ее, Бенкендорф. Но и сам поберегись. У нас ничего французского нет — ни крутых, ни фурлинеров, ни клаки, и вместе с тем все есть.

— Ты противоречишь себе.

— Жизнь и театр одинаково противоречивы. Где вы живете сейчас? Удобно ли устроились?

— На Мойке, близ Зимней Канавки, в доме Грушкина. Будь любезен — зайди. Но я тебе доскажу о Дюшенуа. Она мила и талантлива. Клянусь честью — мила!

— Дюшенуа я видел не раз. Достойная актриса, но парижское счастье переменчиво.

— Ей трудно было оказать сопротивление Марго, которая больше соответствует вкусам публики. Однако она утомилась от борьбы. Здесь ее талант засверкает новыми красками.

— Чью сторону держал Тальма́?

— Он в стороне от битвы богинь. Как-то он спросил Марго, чью сторону держит Камбасарес? Она ответила совершенно серьезно: «Он нейтрален!» Какие люди принимают участие в схватке!

— То, что ты говоришь, еще раз подтверждает: французы относятся к человеческой крови как к клюквенному соку. Опасен народ, не видящий разницы между жизнью и сценой. Впрочем, вполне античный подход к действительности.

— Вспомни, чем кончили Древняя Греция и Рим.

Шаховской умен и образован. Сибарит и гурман, он беззлобен и не завистлив, что для театрального деятеля и комедиографа немаловажное и редко встречающееся достоинство.

— Здесь ходят упорные слухи, что ты обещал жениться.

— Я был бы счастлив. Но после приезда мне стало ясно, что императрица вряд ли даст позволение на брак. Слишком много сплетен вокруг ее имени. А в отставку выйти не могу. У меня долги, да и не на что жить.

— Ты страдаешь?

Бенкендорф пожал плечами:

— И да и нет. То, чем она меня одарила, — блаженство. То, что ждало бы меня впереди, если я нарушу волю императрицы, иначе чем несчастьем не назовешь.

— Как вам удалось выбраться?

— В отсутствие Савари.

— И этого оказалось достаточно?

— Паспорт купили у подруги за сто луидоров. Выехали из Парижа в полдень седьмого мая. Гнал лошадей как сумасшедший. Сам правил.

— Любовная лихорадка и есть род сумасшествия.

— Не смейся, Шаховской! Засветло надо было проскочить Страсбург — полицию подняли на ноги, правда не сразу. Она сорвала спектакль. Давали «Артаксерксо».

— Воображаю, что творилось в партере и ложах. Сказывают, что государь гарантировал ей ангажемент в Петербурге и Москве.

— Странно, что ты меня спрашиваешь о том.

— Тут расползлись всякие слухи, как мухи.

— Я предпочитаю не толковать о них даже с тобой.

Осмотрительность Бенкендорфа никогда не покидала. Слишком хорошо он усвоил уроки предыдущего царствования. Отношения с императором Александром у него не сложились. По рождению Бенкендорф принадлежал к павловскому клану. Если бы не мать, Александр не держал бы его в Петербурге. Бенкендорфы знали подоплеку событий. Они ненавидели фон дер Палена, Беннигсена, Депрерадовича и остальных убийц. Отец Бенкендорфа давно вышел в отставку, не пожелав служить новому царю, как Аракчеев. А сын служит, и неплохо. Государь справедлив. Он не станет преследовать верного престолу офицера. Пусть служит. Но вместе с тем Александр зорко вглядывался в формуляр Бенкендорфа, желая отыскать хоть малейшую промашку. Он дождался своего часа лишь через двенадцать лет.

Бенкендорфу не хотелось резкостью обижать старого приятеля, и он добавил:

— В Тильзите на плоту посреди Немана действительно много беседовали о театре, и Наполеон хвалил мадемуазель Жорж, намекая на то, что ангажемент в Петербурге ей не помешает. Возможно, он не имел ничего против того, чтобы Марго повлияла на русского императора. От коварного корсиканца жди любой неприятности. Иногда меня охватывает сомнение — не догадывался ли он о нашем плане бегства? Они ведь давно не встречались. До моего приезда в Париж Марго скучала и делала долги.

Ухаживания Бенкендорфа отвлекли мадемуазель Жорж от театральных и любовных дрязг. Страсть к новизне и приключениям опять охватила ее. Петербург издали казался спасением, Париж осточертел. Она презирала этот полицейский город, которым управляли с помощью солдафонских приказов.

Появление флигель-адъютанта Чернышева в посольстве все расставило по своим местам. Колесики интриги, составленной в Петербурге, завертелись энергичнее. Он познакомился через Бенкендорфа с актрисой, обратив на себя пристальное внимание агентов Савари. Бенкендорф получил передышку. Чернышев везде, где только удавалось: за кулисами и на маскарадах, в модных лавках и на прогулках в Булонском лесу, — соблазнял Марго поездкой в снежную Россию.

Маскарады в Пале-Рояль

Однако нет более удобного уголка для сомнительных предложений, чем ночной весенний маскарад в Париже, и хотя ты отлично знаешь, кого пытаешься заморочить, и собеседник или собеседница тоже догадываются, с кем имеют дело, все-таки ты защищен некой тайной, некими правилами и легче касаешься предметов, которые в салоне или на балу не отважился бы задеть.

Чернышев готовил атаку на Марго исподволь:

— Боже, как вы были хороши вчера в третьем акте, маска!

Если бы маска догадалась расспросить восторгающегося военного атташе поподробнее, то узнала бы, что театр он променял на приключение в Сен-Жерменском предместье. Маскарад для великой актрисы — необычайно удобное поле игры. Маскарад для актрисы — подлинная жизнь. Здесь она, совмещая обе реальности, и переживает катарсис. Раздельное существование актрисы и женщины исчезает. Игра превращается в жизнь.

Парижские маскарады — эти узаконенные полицией оргии — фантастичны и смертельно опасны. Ничем не обузданные инстинкты достигают полной обнаженности. Заблуждается тот, кто думает, что светские дамы становятся в маскараде дамами полусвета, ночными бабочками, летящими на огонь. О нет! Если бы так! Им ведь не нужно телом зарабатывать на хлеб. Их распущенность и откровенность теряют границы по собственной воле. В тлетворной обстановке развязываются языки.

— Давайте будем откровенны, — предлагал Чернышев Марго. — Вы любите атлетически сложенных голубоглазых мужчин?

— Я? — удивилась мадемуазель Жорж. — С чего вы взяли?!

— Один аристократ и иностранец желал бы насладиться вашей игрой.

Марго притворялась, что не понимает и что Чернышев на сей раз ошибся.

— Я не играю на фортепиано.

— И это очень хорошо, — продолжал Чернышев. — Зато вы прекрасно декламируете. Вы любите путешествовать?

— О да!

— Давайте встретимся завтра в Булонском лесу и продолжим нашу беседу. А пока разрешите вас пригласить на вальс.

Где еще монах-бенедиктинец сделает несколько туров вальса с греческой богиней Артемидой, в колчане которой имеется настоящий лук и стрелы?

Нигде, никогда! Именно в маскараде сводники заключают самые гнусные сделки. Именно в маскараде тайные любовники срывают с желаний остатки покрова. Именно в маскараде шпионы обмениваются добытыми сведениями. Именно в маскараде полиция действует наиболее безнаказанно. Маскарады — не публичные дома. Они совершенно легальны, и вместе с тем на них лежит еще более глубокая печать порока.