Я тоже киллер - Мирон Алексеевич Марусич

Бывший аппаратчик, имеющий массу знакомств в высших эшелонах власти, он сразу понял, что к чему, и занялся приватизацией. Смешные деньги у него были, в то время многое можно было купить за копейки и даже дешевле. И он покупал, зная, что и когда можно купить, стараясь быть в первых рядах и не пропустить жирный кусок халявного пирога.

Такие, как он, рвали зубами мясо истерзанной и обманутой страны, своей Родины. Да есть ли у них Родина и была ли она?

Ветлицкий вместе с такими же, как и он, рвал кровавые куски умирающей экономики, думая только об одном – как урвать больше и жирнее. Вместе с директорами фабрик и заводов он распродавал станки и оборудование, скупал за бесценок акции и доводил некогда доходные предприятия до банкротства.

Он хапал везде, где можно, там, куда доставали его цепкие и жадные до денег руки. На волне приватизации он урвал много и продолжал наращивать своё состояние. Он… да чёрт с ним, в России помимо него остались ещё и честные люди. Я так думаю.

«Федот». У Федота характер живой и эгоистичный. Его диктаторские замашки, зацикленность на собственной персоне, стремление, чтобы все жили и поступали так, как хочется ему, могут иногда крепко достать.

Жить с ним под одной крышей бывает очень нелегко. Не всякая женщина выдержит такой характер.

Федот откровенно радовался жизни, развёлся с женой, завёл себе любовницу и женился на молоденькой. Завёл ещё любовницу и сменил секретаршу, что, в общем-то, одно и то же. Не зря в обиходе их называют «секретутками», людская молва зла, но правдива.

Жизнь полная чаша, даже две, всё есть, но хочется ещё и ещё, и Федот Викторович Ветлицкий протянул руки не туда, куда надо. Впрочем, он-то как раз считал, что туда, однако мнения разных людей не всегда совпадают. Иногда разногласия стоят жизни, иногда приводят к смерти. Как говорят, те же яйца, только вид сбоку.

* * *

Утюг плевал на всех, круто поругался с начальством и слёг от запоя, однако, не будучи дураком, он заблаговременно взял больничный. Часто плевать он не любил, потому что считал себя культурным ментом, но иногда, если сильно и не по делу доставали, приходилось изменять своим принципам.

Как ни странно, очнулся он рано утром, и похоже, что не у себя, впрочем, чего тут странного, дело-то житейское. С кем не бывало. Проснулся Иван Иванович в чужой тёплой кровати, не один, пожалуй, и кровать-то не совсем чужая, и женщину он ещё не забыл.

«Соседка», – услужливо задребезжали с перепоя мозги, идентификация произведена. «Чёрт, надо же так нажраться», – подумал несгибаемый мент, второй раз в одной и той же постели.

Иван Иванович забеспокоился: он не был однолюбом, не хотел привыкать к чему-либо новому и тем более не желал ломать свои привычки. Тревожный звоночек прозвенел, приобретённое чувство опасности, присущее каждому холостяку, сделало своё дело. Утюг оделся и на цыпочках, под приятное шипенье кухонной сковороды, просочился за дверь. Он утёк тихо, по-английски, вместе с восхитительно раздражающими нос пряными запахами размеренной семейной жизни.

* * *

Хорошо было только Юлию Игоревичу. Он выспался, ночные страхи отошли в прошлое, и жизнь снова казалось волшебной сказкой. В бронированном «Мерседесе» он приехал на работу, прошёл в свой кабинет и теперь сидел, пил утренний кофе и лапал секретаршу.

Ирочка тихонько повизгивала, когда он запускал лапы слишком далеко. Она была новенькой, Александру он уволил две недели назад. Почему? Да просто надоела. Примерно так надоедают старые, зачитанные до дыр, казавшиеся интересными раньше книжки.

И он без жалости выбросил её из своей жизни, как выбрасывают прочитанную до последнего листа старую газету.

Юлий часто менял секретарш, он мог себе позволить многое. Юлий Игоревич предпочитал молоденьких и неиспорченных, ему нравился сам процесс совращения. Вначале он был сама галантность и вежливость, как истинный джентльмен дарил цветы, дорогие подарки, ухаживал, поражая воображение. Обычно так продолжалось две недели, иногда чуть больше, но никогда три.

По прошествии периода благородства он постепенно превращался в начальника-душку. Подкалывал незлобливо, слегка, сыпал пикантными анекдотами, при случае мог ущипнуть, легко, по-отечески шлёпнуть по упругой попке, потрепать за щёку. Но время шло, он становился всё грубее, зажимал, откровенно щупал грудь, подливая шампанское.

Юлий наглел не по дням, а по часам, лез под юбку, вёл во вторую комнату и заваливал на диван. Несколько месяцев продолжал баловать, требовал всё новых и новых сексуальных услуг, пресыщался и менял секретаршу.

Ирочка только-только прошла стадию ухаживания и неожиданно резко вступила в стадию зажиманий и лапаний. Причиной тому были ночные страхи Юлия, которые требовали сексуального выхода. Секретарша восприняла резкую перемену в шефе как должное и списала на издержки производства, решив, что чем раньше, тем лучше. Но она заблуждалась и подписала свой приказ на увольнение. Ещё не сегодня, месяца через три, но время пошло.

* * *

Роман, а что Роман? Он шёл по следу, наводил справки, искал и, как говорится, рыл землю в поисках Анатолия. Однако при этом он совсем не спешил, что совсем не характерно для киллера с кличкой Ветер. С чего бы это?

Роман шёл след в след, но с ленцой, посещал казино, рестораны, как всегда знакомился с девушками, женщинами и бабами. Он любил их всех, но по очереди. Роман не был Казановой и не считал секс спортом, он просто любил и жалел слабый пол. За что этот пол частенько отвечал ему взаимностью.

* * *

За прошедшее время произошло много мелких, несущественных событий, никак не повлиявших на главных персонажей.

Парень с погонялом «Гвоздь» подлечился, однако попал в опалу. В бригаде ему не стало житья. Имея независимый характер, попёр против бригадира, скрылся из города, но его нашли, с пером в боку. Не повезло. Так бывает, когда жизнь не складывается изначально.

Сергей, племянник банкира, начал гнить в могиле, но кому до этого есть дело. Его жена каждую неделю приходит плакать, приносит цветы, но и это не наше дело.

Деревня, в которой лечился Анатолий, получила передышку от москвичей, они погрязли в своих разборках и на время забыли о колхозниках, однако последние не забыли, как пить. Семён пил вместе со всеми и даже больше.

Кондуктор автобуса неизвестного маршрута, на котором имел удовольствие прокатиться Анатолий в начале своего бегства, бросила работу и устроилась приходящей няней.

В привокзальном буфете появилась новая женщина, которая соответствовала общепринятому образу. Про Леночку никто и не вспомнил.