Капитан - Антон Перунов

взятых ею для соблюдения пущей конспирации.

Затем она разобрала пришедшую корреспонденцию и среди многих совершенно бесполезных писем обнаружила важное известие.

— Значит, крысеныш все еще жив. И даже стал капитаном. А теперь направляется в столицу. Положительно, этот дурак ни на что не годен, — невысоко оценила деловые и умственные способности своего единственного сына Нина Ивановна. — Что ж, значит, придется все делать самой. И довести начатое до конца!

Оссолинская нажала кнопку звонка. Спустя недолгое время на пороге появился ее камердинер.

— Джеймс, собирай вещи, мы едем в Петербург.

— Осмелюсь спросить, насколько длительным будет пребывание в России?

— Думаю, мы вернемся сюда не ранее чем через пару месяцев.

Столица Империи встретила «Ночную Птицу» неприветливо. Снижаясь с пяти тысяч, где ярко и морозно сияли в черноте космоса звезды, они, идя по глиссаде, пробили сплошную низкую облачность и прямиком угодили в метель. Температура чуть ниже нуля, густая белая пелена, подсвеченная фонарями и посадочными огнями аэродрома.

Видимость сразу упала до минимума, работать пришлось исключительно по приборам и через «сферу». Снежная каша, налипая на корпус и винты, мгновенно превращалась в лед под порывами сильного, все вымораживающего арктического ветра.

Все это мало способствовало удачной и безопасной посадке, о чем их честно предупредил диспетчер. Согласно полетному плану Колычев должен был привести свой корабль в Кронштадт на знаменитое «Бычье поле», но там с погодой оказалось совсем худо. Так что волей-неволей пришлось садиться в Гатчине.

Там приватирский корабль встретили не то чтобы радушно, но место под стоянку выделили, о правилах поведения на старейшем аэродроме империи предупредили, после чего всей команде оформили пропуска. Благо та оказалась не велика.

К слову, с оформлением документов получилась забавная история. Единственным обладателем офицерского чина в их маленьком экипаже оказалась прапорщик Калашникова. Вот ее, не мудрствуя лукаво, и вписали старшей. Все остальные были определены как вольнонаемные члены экипажа и пассажиры.

— Ну и ладно, — отмахнулся Март. — Давайте отправимся в город и приведем себя в порядок. Предстоит много дел.

— А кого оставим на «Птице»?

— Дугина, конечно, — хитро улыбнулся Ким.

— А что это сразу меня? — возмутился механик. — Я весь перелет, можно сказать, от движков не отходил! Мне теперь отдых полагается. Пусть Ибрагим-сан дежурит!

— Ага, храпел громче, чем ГДК! — хмуро усмехнулся Вахрамеев. — Ладно, ваше дело молодое, ступайте отдыхать, а я пригляжу за кораблем.

— Отставить разговоры, — пресек дискуссию капитан. — До восьми ноль-ноль дежурит Ким, его сменит Калашникова. График я подготовлю и доведу до всех завтра не позднее четырнадцати ноль-ноль. Все ясно? Остальные разместятся пока в гостинице для летного состава. Думаю, места для нас найдутся.

Экипаж принял решение начальства без лишних обсуждений, разве что Витька позволил себе долгий взгляд в сторону Марта, мол, вот ты как с лучшим другом… Но Колычев предпочел проигнорировать этой молчаливый укор. Дисциплина на борту — дело святое. Как ни крути, а командир воздушного судна — деспот и самодур в любом варианте. Ну, если только он не тряпка…

Прихватив чемоданы и баулы с личными вещами, поплотнее завязав шарфы, натянув перчатки и застегнув куртки, они пешком двинулись по глубокому снегу, весело хлюпающему, мгновенно превращающемуся в слякоть под подошвами, который в такую пургу никто из аэродромной обслуги и не собирался чистить и убирать. Видимость по-прежнему оставалась околонулевой. Никто не думал их встречать и сопровождать. Так что «сфера» опять выручила, указав дорогу прямиком к небольшому отелю или общаге, тут как посмотреть.

Все вместе они ввалились в тускло освещенный вестибюль, в углу которого исходила теплом высокая, скованная металлом труба печки-голландки. Сметя щетками налипший на плечи и шапки снег, они двинулись к стойке, за которой сидел рядом с самоваром пожилой ночной портье в подбитой цигейкой безрукавке, одетой поверх видавшей виды ливреи.

— Доброй ночи, господа, — почти любезно проскрипел он прибывшим. — Чем могу быть полезным?

— Здравствуйте. Очевидно, нам нужны комнаты. Как минимум две. А лучше три или четыре, — бодро начал Март, но, заметив хитрый блеск глаз за толстыми линзами круглых очков, осекся и умолк.

— К величайшему моему сожалению, милостивые государи и дама, — сокрушенно вздохнул ветеран гостиничного бизнеса, — свободных номеров в связи с плохой погодой нет. Нижайше прошу пардону, но все занято-с!

— Что же прикажете делать?

— Если вам будет угодно, я мог бы вызвать таксомоторы, и вас довезут до ближайшей гостиницы в Гатчине, это совсем недалеко.

— Тогда для начала давайте дозвонимся туда и забронируем номера. Я могу воспользоваться вашим аппаратом и адресным справочником?

— Зачем же утруждать себя, ваше благородие? — дежурный быстро оценил «клиента» и понял, что тот хоть и молод, но при деньгах. — Я сам все организую в лучшем виде. А вы пока угоститесь горячим чаем, погрейтесь у печки.

— Будьте так любезны.

И в самом деле, все вышло быстро и складно. Нашлись и номера в затребованном количестве, и автомобили для доставки «дорогих гостей столицы». Чтобы добраться до города, пришлось нанимать сразу два такси. В первом заняли места Март и Татьяна, во втором, соответственно, дядька Игнат, Степан и все больше привыкавший к своему новому имени Ибрагим-оглы Гаджиев. На прощание Март сунул в руку так расстаравшемуся портье зеленую, сложенную втрое банкноту[9].

Зимин с ними не полетел. Все же места на диверсионном корабле было немного, а капитану первого ранга полагались изрядные прогонные. Вместе с ним отправились доктор Крылов, которого тоже не впечатлил трофейный комфорт, и Беньямин.

Их комфортабельный трансконтинентальный лайнер прибыл в Петербург строго по расписанию, на несколько часов раньше «Ночной Птицы». Бывшие рейдеры уже с комфортом разместились в роскошной гостинице «Европейская» на углу Невского, выстроенной еще в начале девятнадцатого века великим архитектором Карлом Ивановичем Росси, а доктор, попрощавшись и взяв обещание бывать у него запросто, отбыл к проживающим в столице родителям.

Апартаменты в таком заведении могли позволить себе очень немногие, но в данном случае траты были оправданы.

Их встречали. У трапа поджидал вместительный «Руссобалт» с водителем, доставивший пассажиров прямиком к главному входу в гостиницу, так что на причуды погоды Зимин почти не обратил внимания. Но уже в начале следующего дня каперанг, созерцая сквозь двойные стекла широкого окна утреннюю толчею Невского проспекта и темные воды Екатерининского канала, подумал, что с гардеробом надо что-то срочно делать. Он еще постоял, допивая свой кофе, глядя с высоты четвертого этажа на непрерывный поток куда-то спешащих по широким мостовым автомобилей и целеустремленно вышагивающих по старательно очищенным от мокрого снега тротуарам толп менее благополучных жителей и гостей столицы.

— Да, отвык я от всего этого. Одичал…