От ЖЖизни к жизни - Евгений Гришковец

Сибирь. Минус двадцать пять. До рассвета часа полтора. Я прилетел в Омск, увидел гостиницу «Маяк» и почувствовал себя и геологом, и учёным физиком, и лириком в одном лице, – то есть персонажем и песен Визбора, и «Девяти дней одного года».

25 января

Вчера только приехал из аэропорта – стали звонить друзья, интересоваться, где я и что я. Особенно беспокоились те, кто провожал из Омска, и те, кто знал, что у меня перелёт с пересадкой в Москве. Уже после этого посмотрел новости. Нет, я прилетал и улетал из «Шереметьева»…

Я очень хорошо знаю практически все аэропорты крупных городов страны. Все они работают по-разному, везде разные правила, установки, а главное – настроения. В каких-то немноголюдно, чисто и очень строго, в каких-то шумно, множество людей, киосков и нет никакого видимого контроля за происходящим. Могу сказать одно: совершить теракт в одном из аэропортов страны можно было без особого труда. Значит, до вчерашнего дня это просто никому не было нужно.

Но строгость досмотра при прохождении в самолёты в наших аэропортах могу оценить как довольно высокую. И проявляется она ко всем, в том числе к известным и даже любимым артистам и прочим деятелям культуры. Как проверяют руководителей и депутатов, не знаю, ни тем ни другим никогда не был.

Сейчас всех собак вешают на аэропорт «Домодедово», дескать, это они нарушали правила безопасности, и прочее и прочее. Могу сказать с полной ответственностью, что службы безопасности «Домодедова» работают много лучше, чем в «Шереметьеве». Вчера я был в зале прилёта, какое-то время провёл в зале вылета в терминале D. Никакого досмотра при вхождении в здание терминала, что в зал прилёта, что в зал вылета, не было. Ни вчера, ни на прошлой неделе, ни месяц назад. Просто входишь и всё. Тележки стоят на улице. Ставишь вещи на тележку, если их много, а если немного – несёшь в руках и проходишь совершенно спокойно.

В «Домодедове» каждый год, а то и чаще всё менялось. Он достраивался, перестраивался. Привыкнешь к одному входу – а в следующий раз надо входить в другой. То у них включался строгий подход к пропуску в здание и выстраивались очереди на улице, то они отказывались от досмотра при входе и делали его весьма формально. Но в общем и целом наземные службы и всё, что связано с багажом, регистрацией, а главное – личным досмотром, всегда было лучше, чем в других аэропортах. Это я не к тому, что «Домодедово» – идеальный аэропорт, а к тому, что в других местах ещё хуже. Но просто почему-то выбрали именно «Домодедово». Выбрали очень людное время и зал прилёта, к которому меньше всего внимания.

Я хорошо знаю этот зал, через него часто проходил, когда прилетал из Украины или Казахстана, реже – когда возвращался из какой-то более дальней заграницы… Хорошо знакомое место. Там вчера погибла моя молодая коллега Анна Яблонская. Не могу вспомнить, были ли мы знакомы. Возможно, были. Я часто бывал в Одессе, откуда она прилетела. Гибель коллеги ощущается очень чувствительно. Хотя говорю себе: какая разница, коллега или не коллега…

Как же нас всех это касается! Как же мы все, представители разных профессий, городов, стран, возрастов, полов и так далее, беззащитны! Органы безопасности занимаются государственной безопасностью, а мы, то есть пешеходы и пассажиры, не входим в число объектов и субъектов, на которые государственная безопасность распространяется… Ясно же, что эффективность служб безопасности проявляется не в том, как они находят злодеев, а в том, как они могут предотвратить злодеяние. Спонтанное злодеяние предотвратить почти невозможно, но тщательно подготовленное они обязаны предотвратить, выявить на стадии той самой тщательной подготовки, о которой сейчас так много говорят.

Я не могу видеть пафосные и серьёзные физиономии наших руководителей, которые говорят об ответственности кого угодно, кроме как о своей собственной. А ведь это именно они не могут навести порядок в подвластных им органах. Именно они вместо серьёзной и сложнейшей работы забрасывают бюджетными деньгами проблемные регионы – для создания ощущения порядка… Но единственное, на что они способны, – это сделать несколько грозных по содержанию и дерзких по форме заявлений и пообещать, мол, все будут замочены, отловлены и уничтожены… Надувают щёки, играют желваками и со скорбным видом сыплют обещаниями. Никакой, даже малейшей личной ответственности… я уж не говорю о покаянии.

Что нам остаётся? Я полагаю, сохранять спокойствие, возможную бдительность и оставаться при этом людьми… У меня для моих перелётов есть специальная одежда и обувь: это брюки без ремня, ботинки, которые легко снимаются и надеваются. Я не вожу с собой ножницы… и вообще ничего такого, что бы привлекло внимание тех, кто проверяет нас в аэропортах при личном досмотре. Не хочу тратить лишнего времени, а главное – не хочу отвлекать и раздражать людей, которые заняты весьма сложной и ответственной работой. Всегда делаю замечание тем, кто начинает глупо качать права или вступать в пререкания с людьми, выполняющими инструкции. И чем строже, спокойнее и при этом с кажущейся бессмысленностью они их выполняют, тем безопаснее я себя чувствую.

Вот и случилась первая и очень знаковая трагедия в наступившем году. Главное – чтобы она не определила собой весь год. Тем, кого беда коснулась непосредственно, выражаю глубочайшее сочувствие и по возможности разделяю их скорбь. Всем же остальным желаю, чтобы нас никогда не коснулось и не задело подобное горе.

27 января

Вчера завершился мой промотур с картиной «Сатисфакция». Представил её в Калининграде в любимом кинотеатре «Заря», куда часто ходим и где до вчерашнего дня я всегда покупал билеты. Вчера же впервые прошёл на сеанс без билета и даже провёл своих домочадцев, а ещё родителей и брата (улыбка).

Каждый вечер мы получаем данные от наших кинопрокатчиков о том, как посещают наш фильм. Данные интересные, а промежуточные результаты приятные. Например, и вчера, и во вторник людей на «Сатисфакцию» пришло больше, чем в четверг 20-го, то есть в первый день проката. У нашей картины практически нулевой рекламный бюджет, а значит, это сработал самый желанный эффект народной молвы, или сарафанного радио. А эффект от этого радио мог быть прямо противоположный. Мы же знаем премьеры, когда в первые дни показа залы полны, а потом пустеют навсегда. И никакая реклама, никакое мелькание актёров и режиссёров картины в разных передачах уже не заманит туда зрителей.

То, что зрители идут смотреть «Сатисфакцию», означает, что те, кто её уже посмотрел, рекомендуют наше кино друзьям и знакомым, обсуждают увиденное, пишут в интернете… И это вдвойне приятно, потому что пишущая и иная критика не просто не приняла наш фильм, а устроила буквально травлю нашей скромной картины.

Правда, критики не высказывали серьёзных претензий ни режиссёру, ни оператору, ни кому-либо другому из тех, кто участвовал в работе над «Сатисфакцией». Они ограничивались чаще всего ехидным и высокомерным пересказом сюжета, а всё остальное, то есть гнев, раздражение, недоверие, злобу, а то и лютую ненависть, адресовали лично мне. Причём даже не как соавтору сценария или исполнителю роли, а как некоему частному лицу. У меня создалось впечатление, что совершенно не знакомые мне люди сводят со мной свои сугубо личные счёты. Словно театральные и литературные критики как эстафету передали свою злобу критикам киношным.

Я как-то сказал, что если бы вдруг стал для себя вышивать крестиком, то тут же бы нашлось несколько человек, занимающихся критикой вышивания крестом, которые обрушились бы на меня, отказав в праве и на это занятие (улыбка).

Меня этот накал и эта злоба удивляют. Я не являюсь председателем союзов и фондов, у меня нет государственных наград, званий и «Оскаров», нет собственных кинофестивалей, я не снимал великих фильмов ни о чём великом, у меня нет огромных возможностей и таких же претензий, я никогда не осваивал гигантских бюджетов, не писал манифестов и не ощущал себя исторической фигурой, – мне даже близко такое не снилось и вряд ли когда-нибудь приснится…

Я просто принял участие, как дебютант, подчёркиваю, как дебютант, в дебютной картине молодого режиссёра. В бюджете нашей картины нет ни одной копейки государственных денег! Откуда же такая ненависть?

Даже любопытно, чем я могу так задеть тонкие чувства критиков?! (Улыбка)

Проехав по одиннадцати городам и встречаясь с большим количеством зрителей, я получал и продолжаю получать много вопросов. Самый главный и приятный – это пили ли мы во время съёмок настоящий алкоголь или заменители. Вопрос приятен потому, что свидетельствует: мы убедительно исполнили наши роли. Даже коллеги, большие артисты, не верят, что мы на съёмках не «бухали» (улыбка). Часто спрашивают, почему мы совсем не показали героиню и даже остаётся неизвестным её имя. Много вопросов в связи со сравнением «Сатисфакции» и фильма «О чём говорят мужчины». Так же часто спрашивают, погибла собака или нет… И что будет дальше с героями…