Великий мертвый - Андрей Степаненко

— Если сам Великий Тлатоани будет лгать, что делать горшечникам и ткачам?!

— Не-ет… пора нового правителя избирать…

— Прямо сейчас! Пока солнце этого дня не ушло!

Лицо Мотекусомы быстро налилось кровью.

— Да, солнце еще не ушло, и вы могли бы избрать и нового правителя Союза, и нового Тлатоани. Но я ведь не просто Тлатоани. Я теперь — Верховный военный вождь. И вы уже не имеете права переизбирать меня — до самого конца войны.

Вожди замерли. Это действительно было так. Они сами передали ему все права Верховного военного вождя.

— Если только вождь не угрожает безопасности наших родов, — произнесли от входа, и вожди мигом обернулись.

Это была Сиу-Коатль.

— Что ты здесь делаешь?! — вскипел Мотекусома. — У меня военное совещание! Ты не имеешь права здесь находиться!

Сиу-Коатль молча прошла мимо замерших мужчин, вытащила из специального постамента высокий деревянный посох в виде четырех перевитых змей и демонстративно стукнула им об пол.

— Зато я имею право созвать Змеиный совет. Ты больше не будешь ни правителем, ни военным вождем, ни Тлатоани. Обещаю.

* * *

Когда назначенный капитаном разведки Педро де Альварадо вошел в очередной городок, он тоже был пуст. Только накрапывающий дождик и тишина. И лишь у ступенчатой пирамиды бегущие впереди отряда собаки разом остановились, потянули носами и тревожно заскулили.

Альварадо настороженно огляделся и повел ноздрями. Пахло сырой землей и здешними благовониями.

— Педро… — обиженно протянул Эрнан Лопес де Авила, — ты же сам говорил, что мы будем ездить на нашей кобыле по очереди…

— Помолчи, — отрезал Альварадо. — Лучше сходил бы посмотрел, что там собаки учуяли.

— Ну, Педро-о… — заныл Эрнан Лопес. — Я же тоже плати-ил…

— Заткнись! — рявкнул Альварадо. — Тут и без твоих соплей тошно! А хочешь выяснить отношения, давай выясним!

Эрнан Лопес опасливо глянул на двуручный меч своего напарника и тяжело и печально вздохнул.

Альварадо тоже посмотрел — сверху вниз — на своего напарника и хохотнул.

— Никуда вы не годитесь, сеньор Лопес. Ни в драке, ни на пьянке.

Спрыгнул на мокрую от недавно прошедшего дождя землю и, тяжело переваливаясь, двинулся к мечети. Настороженно оглядываясь, поднялся по ступенькам и заглянул в стоящую на вершине кумирню.

— О, ч-черт!

В жертвеннике лежало съежившееся и почерневшее от огня человеческое сердце, а на залитом старой кровью каменном алтаре — безголовое человеческое тело.

— Ну, и вонь… — поморщился Альварадо и вышел.

Отсюда, с вершины пирамиды городок был виден, как на ладони. Кое-где над крышами вился дымок, но Альварадо знал, — все нормально. Людей там не будет.

— Вперед! — кивнул он столпившимся у ступеней мечети солдатам. — Маис, куры — все, что найдете. Город пуст.

Солдаты разделились по двое, по трое и быстро двинулись вдоль единственной улицы городка, а Альварадо усмехнулся и вернулся в кумирню. Зажал нос и подошел к огромной статуе чудища с птичьим лицом. Содрал и рассовал по карманам облепившие чудище золотые украшения и только тогда, с чувством выполненного долга спустился с пирамиды. И обомлел: его боевой кобылы не было!

— Ну, Лопес! Ну, скотина! — с чувством пробормотал Альварадо. — Не-ет, пора вас поставить на место, сеньор Эрнан Лопес де Авила! Давно-о пора…

Он еще раз огляделся по сторонам, пытаясь понять, куда мог поехать «напарник», и обмер. Из мокрых кустов на него смотрели два сарацина. И они вовсе не собирались убегать.

* * *

Кортес послал Альварадо за провиантом, почти ни на что не надеясь. Он уже видел, что Мотекусома не чета полудиким прибрежным вождям. Они входили в города — один за другим — и везде встречали одно и то же: дымящиеся, только что оставленные жертвенники и очаги, редких, видимо, сбежавших от хозяев на редкость уродливых, зобастых, но мясистых кур и не до конца выбранный маис в общегородских зернохранилищах. Даже пограничная крепость по соседству оказалась брошенной.

Пустыми оказались и обещания крещеной рабыни, написавшей и отправившей со случайно пойманным охотником письмо на здешнем языке — невесть куда. Шли дни, а никто на ее письмо не откликался.

Поэтому, когда Альварадо привел двух изуродованных проколами и увешанных золотыми пластинками мавров, сердце Кортеса подпрыгнуло и замерло.

— Ортегилья, — повернулся он к пажу. — Быстро беги за толмачами! Быстро, я сказал!

Паж мгновенно исчез, а генерал-капитан поправил воротник, подумал и все-таки надел украшенный перьями здешних птиц стальной шлем и по возможности привольно расселся на взятом в одной из мечетей барабане.

— Ты, Кортес, другого времени не нашел, мою рабыню от дела отвлекать? — послышалось сзади, и Кортес, обернулся.

Это был Карреро. И он был раздражен.

— Ты сначала штаны зашнуруй, — мгновенно отозвался Кортес, — а уж потом своему генерал-капитану претензии высказывай.

— Я ж тебя генералом и выбирал! — возмутился Карреро.

— А я тебе эту рабыню и подарил, — жестко парировал Кортес и приготовился говорить с послами.

Мавры уже обвыклись и теперь двигались прямо к нему. Подошли, поклонились до земли, коснулись пальцами песка, а затем и губ и вдруг встали на колени.

Кортес обомлел. Здесь, в западных землях он такое видел впервые. Но главное, они стояли на коленях вовсе не перед ним, а перед Мариной… переводчицей!

— Малиналли… — беспрерывно бормотали дикари, — Малиналли…

И юная, лет пятнадцати от роду, переводчица гладила их по волосам, словно собственных детей.

А потом сарацины встали, подошли к по-хозяйски приобнявшему свою рабыню и все еще недовольному Карреро и снова поклонились до земли — теперь только ему.

— Лопе Луцио, Малинче…

Марина тихо что-то сказала, и Агиляр, удивленный не меньше, чем Кортес, тут же перевел:

— Великий господин… муж Марины…

— Я не понял, — тряхнул головой Кортес, — Карреро! В чем дело?!

— Я не знаю… — побледнел Карреро.

И, словно для того, чтобы внести ясность, мавры начали быстро балаболить, а Марина и Агиляр — переводить.

— Великий господин, мы получили письмо твоей благородной супруги…

«Письмо дошло!» — охнул Кортес.

— Мы рады, что такой великий господин, как ты, пришел освободить нас от невыносимых тягот, наложенных Мотекусомой…

— Черт! — вскочил Кортес, но тут же взял себя в руки. — Агиляр, внеси ясность. Объясни этим тупицам, кто здесь генерал-капитан.

Агиляр принялся быстро шепелявить, и Марина, подтверждая сказанное, показала рукой на Кортеса.