Наследник фортуны 2 - Евгений Валерьевич Решетов

пятнами плесени на штукатурке. В воздухе же перемешались десятки звуков: цокот копыт, дребезжание моторов, обрывки разговоров, хлопанье голубиных крыльев… Возле университета появился ещё и многоголосый гул студентов, широким потоком втягивающихся в гостеприимно распахнутые ворота.

Я дал вознице двугривенник и присоединился к этой реке, сияющей жаждущими знаний глазами. Энтузиазм студентов перекинулся и на меня, словно прилипчивый вирус. И в лекционную аудиторию я вошёл, уже чувствуя лёгкое возбуждение опытного пожирателя гранита науки.

Мой взгляд скользнул по занявшим скамьи первокурсниками и среди их лиц не обнаружилась протокольная рожа Морозова. Даже Сутулый куда-то пропал. А вот Варвара с какого-то хрена сидела не с Ядвигой. Да ещё она приглашающе махала мне рукой, кивая на свободное местечко рядом с собой. Чего это она? Любопытно.

Я прошёл по проходу между партами, небрежно ответил поприветствовавшим меня студентам и уселся около Варвары, пахнущей дорогими духами. Хм, откуда у неё на них деньги? Накопила?

— Доброе утро, Никита Алексеевич, — с улыбкой произнесла русоволосая красавица, ласково глядя на меня бездонными глазами.

— Доброе утро, сударыня, — ответил я, мельком полюбовавшись её тугой косой и гибким станом, скрытым коричневым платьем со стоячим воротником и белыми кружевными манжетами.

— Как вам спалось? — внезапно поинтересовалась она, покосившись на настенные часы, висевшие над грифельной доской. Стрелки показывали, что минут через пять-десять в аудиторию войдёт преподаватель.

— Замечательно, — ответил я, с трудом скрыв своё удивление. К чему такие вопросы? Она что-то хочет от меня, потому и пытается завести непринуждённую беседу?

— А я, знаете ли, не могла уснуть всю ночь. Грустила, — печально сказала девушка и опустила головку. — Давеча между мной и Ядвигой Робертовной приключилась ссора.

— Позвольте полюбопытствовать, из-за чего же она случилась? — спросил я, глянув поверх голов студентов на польку, восседавшую на лавке с непроницаемым выражением лица. По её мордашке, как обычно, невозможно было понять, что чувствует девушка: гневается она, радуется или вовсе померла.

— Ох, не могу вам того сказать, это наше, девичье, хотя, конечно, вы мне друг… — душевно прошептала Толкницкая, положила ладонь на мою кисть, заглянула в глаза и проникновенно добавила: — Я ведь могу считать вас своим другом, Никита?

Сглотнув слюну, я почувствовал впившиеся в грудь холодные колья разочарования. Кажись, Варвара хочет меня использовать, отсюда и её необычайная нежность. Да ещё и выданный мне с пылу с жару статус «друг».

— Ну, Варвара Ульяновна, мы, бесспорно, не чужие люди, — уклончиво ответил я, заметив промелькнувшее на лице девушки неудовольствие. Однако уже в следующий миг она снова напустила на себя донельзя печальный вид, будто готовилась вот-вот разрыдаться.

— Мне тревожно за вас, Никита, — доверительным шёпотом выдала Толкницкая, придвинувшись ко мне так близко, что я даже через штаны почувствовал жар её упругого бедра. — У меня из головы всё не идёт эта ваша глупая дуэль с сударем Морозовым. Вдруг вы погибнете? Говорят, он хорошо стреляет, можно даже сказать, блестяще. А даже, ежели вы и выйдете победителем из этой дуэли, то наживете себе смертельных врагов в лице его родственников. А они могущественные люди.

— Хм, — неопределенно хмыкнул я, украдкой изучая чуток покрасневшее лицо Варвары. Может, всё-таки она говорит от чистого сердца? Нет, вряд ли. Скорее всего, её обработал либо сам Морозов, либо Сутулый. Вот настырные ребята. Их в дверь, а они в окно лезут! — Вы знаете, сударыня, для меня честь превыше всего, поэтому я не буду делать первый шаг. Но если сударь Морозов захочет принести мне извинения, то я всенепременно приму их.

— Никита, поразмыслите сами, Морозов он… он самодур. Он ни за что на свете не явится к вам с извинениями. А вы человек разумный, воспитанный. Проще вам пойти навстречу Морозову.

— При всём уважении сударыня, но нет, — холодно выдохнул я, играя желваками, а затем мимоходом глянул на всклокоченного студента, ввалившегося в аудиторию. Видать, бедолага сильно спешил, боясь опоздать на занятие. Он нашёл взглядом свободное место, прижал к груди кожаный портфель и шустро пошёл к нему.

Ему пришлось пройти мимо меня, благодаря чему он заметил мою физиономию, и на ходу протараторил, хрипло дыша:

— Доброго утречка, сударь Врангель, то есть Шипицин. Простите, заговариваюсь уже.

Парень поскакал дальше. Варвара же удивлённо вскинула бровки и недоумённо произнесла:

— Как можно перепутать такие разные фамилии?

— Думаю, что тут дело не столько в фамилиях, сколько в моём отце, — мрачно прошептал я и добавил: — Раз уж мы с вами стали так близки, то мне стоит поделиться с вами тайной своего рождения, дабы вы одной из первых узнали о ней. Всё равно скоро весь университет будет судачить об этом.

В глазах девушки двумя нейтронными звёздами вспыхнуло любопытство, а ротик приоткрылся, обнажив зубки. Отлично! Слушатель готов!

Я вкратце поведал Варваре свою историю. А та внимательно выслушала её и призадумалась. Призадумается и Морозов, когда Толкницкая всё передаст ему. И этот урод явно смекнёт, что одно дело угрожать непонятному Шипицину, а другое — пусть и незаконнорождённому, но всё-таки сыну графа Врангеля. После этой инфы даже Варвара начала поглядывать на меня другими глазами и задумчиво хмурить лобик.

Однако её взгляды пропали, стоило преподавателю войти в аудиторию. Но во время лекции она всё же порой раздумчиво поглядывала на меня, будто взвешивала все за и против. Я же хранил на лице невозмутимое выражение и именно с ним покинул аудиторию после окончания лекции.

Теперь мне нужно было отыскать Рыжика и передать ему деньги. Что ж, пойду проверенным методом — спущусь к расписанию.

Данный финт ушами не занял у меня много времени, но обернулся отдавленной ногой, на кою наступил какой-то студент-торопыга. Он даже не соизволил извиниться. Умчался так, словно его в задницу ужалила ракета «земля-земля». Я не стал его догонять, лишь дёрнул щекой, а затем изучил расписание и отправился на поиски Кондратьева.

Парень, как и предполагалось, обнаружился в указанной в расписании аудитории. Я не стал входить внутрь помещения и с порога помахал ему рукой. Благо он меня заметил и вышел в коридор, где мы встали около окна, дабы не мешать шастающим туда-сюда молодым людям.

— Вот деньги, — протянул я ему несколько крупных купюр, свёрнутых в трубочку.

Он воровато оглянулся, торопливо взял их и сунул в карман нового, с иголочки, сюртука. Потом поправил короткий галстук и озабоченно спросил:

— Поход в дом архиепископа состоится?