Я Береза, как слышите меня - Анна Тимофеева-Егорова

В Херсоне действительно был большой наплыв воспитанников аэроклубов страны. Приехали из Москвы и Ленинграда, Архангельска и Баку, Комсомольска-на-Амуре и Минска, Ташкента и Душанбе. На штурманское отделение в училище принимали только девушек, а на инструкторское - в основном парней.

В первую очередь нас направили на медицинскую комиссию. Кто прошел, того включали в группы для сдачи общеобразовательных предметов. Математику устно принимал старый преподаватель педагогического института и мы, убедившись, что он плохо слышит, помогали друг другу подсказками, и большинство получили пятерки. Но "ряды" наши заметно редели.

Вот уже пройдена и мандатная комиссия. По совету секретаря Смоленского обкома комсомола я ничего не сказала о своем старшем брате..

Наконец вывешены списки принятых, читаю: "Егорова - на штурманское отделение".

Большой, бурной радости, такой, какая была у меня в Ульяновске, не прорвалось, но все же, бегу на почту и посылаю маме телеграмму - хочу ее порадовать. Да, порадовать, сообщить, что ее дочь приняли в летнюю школу! Вот пишу это сейчас, а сама думаю о том, как мне не хотелось, чтобы сын Петя поступал в военное летное училище. Я его всячески отговаривала, и он, кажется, согласился со мной, а потом, спустя недели две, подошел ко мне и говорит:

- Мама! Любовь к авиации мне привита с твоим молоком. С раннего детства я слышу разговоры о самолетах. Знаю, как трудно было стать тебе летчиком, но ты добилась своего. Отпусти и меня... Мама, пожалуйста, отпусти...

И я сдалась. Втайне надеялась, что не примут сына, так как поехал он в училище поздно, без направления военкомата.

И вот получаю телеграмму: "Рад, счастлив: принят. Целую. Петр".

Но рада ли была я? Материнское чувство брало верх над разумом. Мне очень хотелось, чтобы сын жил в родном гнезде, учился или работал где-то рядом, чтобы я могла, когда нужно, опекать, подсказывать ему, подставить в трудную минуту плечо...

А что думала в те давние годы моя мама, получив телеграмму из Херсона?

Вот ее письмо:

"Родная моя, здравствуй!

Я получила твою телеграмму. Рада за тебя. Но еще больше бы я радовалась тому, если бы ты не стремилась в небо. Неужели мало хороших профессий на земле? Вот твоя подружка Настя Рассказова окончила ветеринарный техникум, живет дома, лечит домашний скот в колхозе, и никаких нет тревог у ее матери. А вы у меня все какие-то неспокойные, чего-то все добиваетесь и куда-то стремитесь.

От Васеньки никаких известий нет. Ох, дочушка, изболелось у меня о нем все сердце. Жив ли сердечный? Помню, как приехала к нему в Москву, а он уже директор и депутат какой-то. Надел он на меня свою кожаную тужурку, взял под руку и повел в театр. А там все зеркала, зеркала, а я-то думала, что это на нас похожие идут - удивленье одно. Хотя бы ты за него похлопотала.

А ты учись, старайся. Что же теперь делать, раз уж полюбила свою авиацию и она тебе дается. Вы, мои дети, счастливы - счастлива и я. Вы в горе - горюю и я, ваша мать.

Восемь человек вас, детей, у меня и за всех я в тревоге. Все разлетелись мои птенцы. Вот и последнего - Костю проводила в армию. Дала ему наказ служить верно и честно, но когда поезд с ним стал скрываться за поворотом - упала на платформе без сознания. И что это уж со мной такое приключилось - ума не приложу"...

Эх, мама, мама! Как тебе сказать, как объяснить, что такое для меня полеты. Это моя жизнь, моя песня, моя любовь. Кто побывал в небе, обретя крылья, никогда не изменит ему, будет верен до гробовой доски, а если случится, что не сможет летать, все равно полеты ему будут сниться...

Мне нравилось, как вели занятия преподаватели в нашем училище. Особенно интересно проводил занятия по метеорологии старый морской капитан в отставке, избороздивший все моря и океаны. Он был, как открытие для нас всех.

Капитан входил в аудиторию, важно подняв голову в форменной фуражке с очень высокой тульей. Мы все вставали, приветствуя капитана, и мысленно, глядя на его тщательно отутюженную и подогнанную по фигуре форму, мне хотелось быть похожей на него. А роста капитан был совсем маленького, с глубоко посаженными глазами, которые как светлячки глядели на нас добро и уважительно. Каждый раз лекцию капитан начинал со старинного поверья календаря: "Если солнце село в тучу, берегися штурман бучи... "Или еще какую-либо поговорку, касающуюся нашей будущей профессии, вспоминал наш кумир.

Я впервые поняла, что такое хороший преподаватель: он любит свою профессию, увлечен ею, знает ее хорошо и уж обязательно слушателям своим привьет любовь к предмету и даст хорошие знания.

Война с Финляндией ускорила наш выпуск. Программу обучения в школе резко сократили, закруглили и подвели к экзаменам, которые мы сдавали тоже в спешке. Нам даже обмундирование не сумели пошить, так и выпустили - в старых гимнастерках и юбках, в каких были курсантами.

Дочушка, не упади!

Меня отправили в аэроклуб города Калинина - штурманом аэроклуба. На месте оказалось, что штурман там уже есть, а не доставало летчика - инструктора. Я согласилась с радостью, потому что очень хотела летать, и после проверки техники пилотирования была допущена к обучению учлетов.

Выделили мне группу в двенадцать человек. Ребята все разные и по общей подготовке, и по физическому развитию, и по характерам. Одно объединяло любовь к авиации. Всем не терпелось поскорее закончить наземную подготовку и начать летать. Я их понимала.

Часто к нам на занятия приходил командир звена старший лейтенант Черниговец. В армии он был летчиком - истребителем, и в Осовиахим его послали на укрепление инструкторских кадров. Черниговец действительно мастерски летал, хорошо знал математику, физику, легко объяснял громоздкие формулы по аэродинамике. Курсанты любили его за уважительное к ним отношение. Очень помог Петр Черниговец в подготовке первого аэроклубовского выпуска и мне. В один из летных дней разбился старший летчик - инструктор И.М.Гаврилов. При ударе самолета о землю курсанта выбросило из кабины в сторону, он сгоряча поднялся и побежал... Врачи осмотрели его, послушали и дали освобождение от полетов, а через пять дней и его не стало. Полеты прекратились. Курсанты ходили понурые. Командир звена Черниговец приказал построить все звено для разбора случившегося.

- Самолет, как вы знаете, - начал он, - есть самолет и каким бы он ни был тихоходным и простым, к нему надо относиться на Вы, то есть внимательно и серьезно. И тот, кто этим пренебрегает будет наказан. Опытный летчик инструктор Гаврилов понадеялся на курсанта, а тот пренебрег законами аэродинамики или плохо знал ее - и вот результат. На последнем развороте, как все мы видели с земли, самолет задрал нос, потерял скорость и свалился в штопор. Высоты не было, чтобы машину вывести из критического положения, и он врезался в землю. Профессия летчика, - продолжал Черниговец, - как вы убедились, не только романтична, но и опасна. Но носы вешать не будем давайте, займемся делом! - И он начал рисовать тут же на песке различные положения самолета в воздухе, одновременно объясняя и спрашивая то одного, то другого курсанта. И лед тронулся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});