Её невыносимый лжец (СИ) - Майер Жасмин

Особенно когда я наконец-то вижу ее полностью обнаженной. При ярком свете встроенных в навесной потолок светильников разглядываю ее светлую кожу с краплениями веснушек и завидую сам себе. Наверняка, это не самый удачный момент, чтобы говорить после первого и перед возможным вторым раундом о том, что я все еще технически женат. И что вчера, еще до поцелуя с ней, я окончательно решил для себя, что с меня хватит прежних отношений.

Важно, чтобы Соня знала, что не она стала решающей каплей. С ее совестливостью она наверняка очень быстро решит, что именно она разрушила мой брак, хотя на самом деле это не так. Это мы двое не удержали то, что строили так много лет. Это только наша вина.

Мне нужно рассказать Соне слишком много всего, чего не скажешь быстро, а в эти минуты мне жаль отпускать ее от себя даже на секунду, не говоря уже о том, что правильнее было бы одеться и уж точно не повторять наш марафон снова.

Но я не могу быть правильным. Только не сегодня.

Всю свою жизнь я только и делал, что соблюдал правила. А сегодня, за каких-то несколько часов, нарушил их все. Скопом. Заповеди и клятвы, скрепленные печатями в паспорте, для меня больше ничего не значат. Я ощутил вкус запретного плода и, видит бог, останавливаться больше не намерен.

Вот почему в ванной я опускаюсь перед ней на колени, и кладу свои ладони ей на бедра. Развожу ногу и впадаю в ступор от синяков на нежной коже с внутренней стороны ее бедер, которые почему-то не заметил на кухне. Первая мысль, что она, возможно, занимается конным спортом, других объяснений таким необычно симметричным синякам я не вижу. Воображение тут же услужливо подсовывает «Соню в позе наездницы», и эти картинки затмевают последние крохи здравомыслия.

Перехватив мой удивленный взгляд, Соня улыбается.

— Я преподаю стрип. Это такой вид спортивных танцев у пилона.

Реальность оказывается круче моих самых смелых фантазий. Я смотрю на ее подтянутое тело, на косые мышцы пресса на животе, упругие бедра. Вот и ответ, почему она так хорошо выглядит.

— Ты покажешь мне? — с трудом выговариваю я.

Она кивает, закусывая нижнюю губу. Глаза горят малахитовым пламенем, которое обещает мне даже больше, чем я мог надеяться.

Я не ожидал этого от такой скромницы, какой она казалась мне. Я ни разу не видел ее на каблуках, в коротких платьях или юбках. В вызывающей одежде, ведь наброшенный халат после ванны не считается.

На задворках сознания я вспоминаю узкие полоски бикини, которые, как и я, видят еще почти полсотни тысяч человек. Эта мысль проносится быстрой кометой и больше меня не трогает. Также бесполезно ревновать порноактрису, для которой ты тоже далеко не единственный зритель.

Вот в чем причина моего равнодушия. Подсознательно я знал, что я уже очень давно не единственный. И что вымышленные «лайки» победили привязанность к реальному мужу.

А мне нравится быть единственным. Я почти забыл, каково это — быть единственным, кто видит то, как сейчас Соня поддается вперед и хватается за края ванны, чтобы устоять на месте, когда мои руки исследуют ее. Быть единственным, кто знает расположение веснушек на ее теле и может составить собственную карту созвездий родинок на ее теле даже с закрытыми глазами.

Я все еще стою на коленях перед ней. Моего роста хватает, чтобы провести губами по тонкой шелковой коже на ребрах. И по подрагивающему животу опуститься еще ниже.

К крохотному треугольнику карамельно-золотистых волос.

Соня впивается руками мне в волосы, царапает кожу головы ногтями и сдерживается изо всех сил, чтобы не стонать так громко, как ей, несомненно, хочется, когда я медленно веду языком, наслаждаясь вкусом ее желания. На этот раз я постараюсь сделать все правильно и медленно. Она не устала и готова с прежней жадностью принимать все, что я могу предложить ей.

Я обязательно поговорю с ней, как только смогу это делать. И еще, больше никогда не причиню ей боли, от которой она столько лет бежала и пряталась.

По крайней мере, мне хочется в это верить.

А после под горячими струями душа Соня «возвращает мне долг», как она говорит сама, опускаясь на колени передо мной. Ее рот на моем теле рождает то самое ощущение полета, даже пока она медленно ведет губами по трем звездам на моих ребрах. А полная оторванность от реальности наступает тогда, когда она касается меня губами и медленно проводит языком.

Глава 20. Соня

После совместно принятого душа и подаренных друг другу оргазмов, мы вернулись на кухню. Андрей все еще не верил, что я танцую. И в доказательство я принесла из коридора пакет с каблуками. И поставила один туфель перед ним прямо на стол.

Мне всегда нравился стрип больше, чем балетные или народные танцы. Для меня это был, прежде всего, спорт и ничего более. Очень тяжелый спорт, требующий хорошей подготовки. Первые полгода после родов, когда я только вернулась к занятиям, мои ноги были покрыты не проходящими синяками. Пилон это не мягкая подушка. Неправильные обороты могут приложить так, что мало не покажется. А падения — чреваты опасными травмами.

Как и в любом другом спорте, видимая легкость давалась непросто. За изящными скольжениями и сексуальными извиваниями на шесте всегда скрывались годы изматывающих тренировок.

Конечно, стоило мне заикнуться о танцах на пилоне, как его глаза загорелись. Ни один мужчина не может оставаться равнодушным к такому виду танцев. Этот танец — чистый секс, даже несмотря на то, что девушки в профессиональном стрипе не раздеваются, а зрители не засовывают им деньги в трусики.

— Ого, черт возьми, — пробормотал он. — У меня встает от одного взгляда на этот каблук. И ты в них… танцуешь?

— Да, я тренер по стрипу. Я веду занятия четыре раза в неделю, иногда по два в день.

— Это восемь тренировок в неделю?… Это ведь много.

Я пожала плечами.

— У меня нет другого выбора. Хочешь чаю?

— Я бы, пожалуй, съел еще тех тефтелек с ужина, если они остались.

Мужчины… Я отвернулась к холодильнику, чтобы спрятать улыбку.

— А кем ты работаешь?

— Я пилот.

Холодная тарелка выскользнула из моих рук. Осколки фарфора разлетелись по всей кухне, уничтожая предполагаемый второй ужин Андрея. А вот сам и виноват. Нечего так шутить.

— Соня?

— Ты ведь пошутил, правда?

— Эээ… Нет. Я действительно пилот. Гражданская авиация «Аэрофлота». А в чем дело?

Как такое возможно? Что это? Насмешка судьбы? Сарказм фатума? Какой, к черту, пилот?!

— Только не говори Але!

— Что не говори, мамочка? — раздается с порога.

Вернувшись из душа, мы не закрыли дверь кухни. И теперь моя разбуженная дочь стоит на пороге, трет кулаками заспанные глаза. Андрей при этом сидит только в джинсах, слава богу, что он надел хотя бы их. На мне снова халат, а одежда валяется вокруг так живописно, что не понять происходящее может только шестилетка. Дежавю напоминает о том, как меня застала мама впервые за поцелуем с мальчиком. Вот только теперь эта мама — я, а застукала меня моя же дочь.

— Мы тебя разбудили, солнышко? — пролепетала я едва слышно.

Хоть бы она ничего не слышала. Хоть бы.

— Писить хочу, — пробормотала Аля и тут же: — Так дядя пилот?

Она слышала.

Плохой сон, это просто какой-то плохой сон. Ну почему единственный мужчина, которого я привела в дом после шестилетнего обета безбрачия, и тот оказался по закону подлости пилотом? Мало в мире, что ли, профессий?!

— Да, Аль, я пилот. Но я вожу самолет. А не вертолет.

Аля рассеяно кивнула, уставившись на синие квадратики презервативов на кухонном столе.

— А это…

Андрей вдруг поднялся и сам подхватил ее на руки. В два шага вынес из кухни, донес до двери туалета, и я снова вспомнила, что в его квартире точно такая же планировка. Ориентировался он прекрасно, но это никак не объясняло то, что он повел мою дочь в туалет вместо ошарашенной меня.

Все эти годы я сама вставала по ночам, водила в туалет, укладывала снова, а теперь я впервые стою и смотрю, как дверь снова открывается, и сонная Аля, которая не до конца понимает, что делает, тянет Андрея дальше, в свою комнату.