Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев - Райан Корнелиус

Оказалось, что они сидели в засаде, поджидая какую-нибудь цель. Капеллан Бен Л. Роуз из 113-й легкомеханизированной группы вспоминает, как командир танка серьезно докладывал командиру группы: «Мы продвинулись еще на сто ярдов, сэр… с боем. Сопротивление ожесточенное, как вражеское, так и дружеское».

Столь стремительным было окружение и столь быстро разваливалась немецкая линия обороны, что многих командиров больше тревожили потери личного состава в дорожных авариях, чем от вражеского огня. Капитан Чарльз Кинг из прославленной британской 7-й бронетанковой дивизии умолял своих людей «осторожнее рулить по этим дорогам». «Было бы печально, — предупреждал он, — именно сейчас умереть в автокатастрофе». Несколько часов спустя Кинг, один из первых «крыс пустыни», погиб: его джип подорвался на немецкой мине.

Большинство солдат понятия не имели, где они находятся и кто наступает на флангах их частей. Передовые отряды часто выходили за пределы районов, обозначенных на их картах. Находчивых парней из 82-го батальона разведки это ни в малейшей степени не тревожило. Они пользовались чрезвычайными картами: шелковыми, размером с носовой платок картами спасения ВВС США, которыми ранее обеспечивали всех боевых летчиков на тот случай, если их собьют над вражеской территорией. Разведчики 82-го батальона подтверждали свое местоположение, просто сверяясь с немецкими дорожными указательными столбами. В секторе 84-й дивизии подполковник Норман Д. Карнз обнаружил, что на весь его батальон имеются только две пригодные карты, и это его не беспокоило… пока работали все его радиотелефоны и он мог держать связь со штабом. Лейтенант Артур Т. Хадли, эксперт по психологическим методам ведения войны, прикомандированный ко 2-й бронетанковой дивизии, который требовал капитуляции немецких городов не орудием, а громкоговорителем своего танка, теперь пользовался картами древнего туристического путеводителя Бедекера. Капитан Фрэнсис Шоммер из 83-й дивизии всегда знал, куда привел свой батальон. Он просто хватал первого попавшегося на глаза немца, тыкал ему в ребра дулом винтовки и на беглом немецком спрашивал, где он находится. И пока еще ни разу он не получил неверного ответа.

Личному составу бронетанковых дивизий наступление от берегов Рейна представлялось особым способом ведения боевых действий. Похожие на змей колонны бронетехники, которые сейчас атаковали, обходили, окружали, прорезали немецкие города и армии, демонстрировали классический пример тактики бронетанковых войск в ее лучшем исполнении. Некоторые пытались обрисовать в письмах великую бронетанковую гонку на восток. Подполковник Клифтон Батчелдер, командир 1-го батальона 67-го бронетанкового полка, полагал, что в этом прорыве сосредоточены «вся решительность и дерзость знаменитых кавалерийских операций Гражданской войны». Лейтенант Джеральд П. Либман отмечал, что, пока 5-я бронетанковая дивизия прорезалась сквозь врага, тысячи немцев оставались сражаться позади в окружении. Он насмешливо написал: «Мы используем тылы врага ПОСЛЕ прорыва его передовых позиций».

Либману наступление напоминало бронетанковый бросок генерала Паттона из живых изгородей Нормандии, в котором он также принимал участие. «Никто не ест и не спит, — замечал он. — Мы только атакуем и продвигаемся, атакуем и продвигаемся.

Повторяется Франция, но на этот раз на домах развеваются не французские триколоры, а флаги капитуляции». В Девонширском полку, наступающем вместе с британской 7-й бронетанковой дивизией, лейтенант Фрэнк Барнз сказал своему другу лейтенанту Роберту Дейви, что «замечательно все время идти вперед». Оба офицера ликовали, так как на коротком инструктаже перед атакой им сказали, что это последнее мощное наступление и что конечная цель — Берлин.

Фельдмаршал Монтгомери всегда считал Берлин конечной целью. Подверженный вспышкам гнева, не терпящий отсрочек, темпераментный и часто бестактный, но неизменно реалистичный и отважный, Монтгомери нацелился на Берлин еще во время своей великой победы в пустыне при Эль-Аламейне. Тот самый человек, который решительно сказал «Вперед», когда погодные условия грозили отсрочить вторжение в Нормандию, теперь снова требовал зеленый свет. В отсутствие четкого решения Верховного главнокомандующего Монтгомери объявил свое. В 6.10 вечера вторника 27 марта в закодированном послании в штаб Верховного главнокомандования он информировал генерала Эйзенхауэра: «Сегодня я отдал приказ командующим армиями о наступлении на восток, которое вот-вот должно начаться… я намереваюсь прорваться к Эльбе силами 9-й и 2-й армий. Правый фланг 9-й армии будет направлен на Магдебург, а левый фланг 2-й армии — на Гамбург… Канадская армия будет очищать от врага Северо-Восточную Голландию, Западную Голландию и прибрежный район к северу от левого фланга 2-й армии… Я приказал 9-й и 2-й армиям немедленно выдвинуть бронетанковые и мобильные соединения для форсирования Эльбы с максимальной скоростью и энергией. Ситуация выглядит благоприятной и в течение нескольких дней события будут развиваться быстро. В четверг 29 марта мой тактический штаб передвинется к северо-западу от Боннингхардта. Затем, я надеюсь… мой штаб будет двигаться к Везелю — Мюнстеру — Виденбрюку — Херфорду — Ганноверу и далее по автобану на Берлин».

* * *

Неторопливо вращаясь на веревочных поводках, Тетя Эффи и Дядя Отто скорбно озирали заваленный мусором берлинский двор. Карл Виберг стоял на заднем балконе своей квартиры на втором этаже в Вильмерсдорфе и ласково ободрял своих такс. Он разработал процедуру эвакуации при воздушных налетах, и собаки после недель тренировок вполне к ней привыкли. Как и соседи Виберга, хотя они считали, что швед излишне заботится о своих питомцах. Они привыкли к виду лоснящихся Тети

Эффи и Дяди Отто, снующих вверх-вниз мимо окон. Никто не обращал внимания и на болтающиеся веревки, чего, собственно, и добивался Виберг. Если вдруг нагрянет гестапо, он сможет перемахнуть через задний балкон и сбежать по тем же самым веревкам.

Он все продумал очень тщательно. Один-единственный промах, и его разоблачат как шпиона союзников, а теперь, когда берлинцы с каждым днем становились все подозрительнее и встревоженнее, он не хотел рисковать. Он так и не обнаружил местопребывание Гитлера. Его небрежные и на вид невинные вопросы явно не возбудили никаких подозрений, но и не привели ни к какой информации. Даже его высокопоставленные друзья в вермахте и люфтваффе ничего не знали. Виберг начинал верить, что фюрера и его приближенных в Берлине нет.

Когда он втаскивал собак на балкон, вдруг зазвонил дверной звонок. Виберг напрягся; он постоянно терзался страхом, что однажды подойдет к двери и обнаружит полицию. Сейчас он никаких посетителей не ожидал. Виберг аккуратно освободил собак и открыл дверь. На пороге стоял незнакомец. Рослый, крепкий, в рабочих брюках и кожаной куртке. На правом плече он держал большую картонную коробку.

— Карл Виберг? — спросил незнакомец. Виберг кивнул.

Мужчина опустил коробку и поставил ее на пол в прихожей.

— Маленький подарок от ваших друзей в Швеции, — сказал он с улыбкой.

— Моих друзей в Швеции? — насторожился Виберг.

— О, вы отлично знаете, что это. — Незнакомец развернулся и быстро стал спускаться по лестнице.

Виберг тихо закрыл дверь и, окаменев, уставился на коробку. Единственными «подарками», которые он получал из Швеции, было шпионское снаряжение. Ловушка? Не ворвется ли в квартиру полиция в тот момент, когда он откроет коробку? Виберг быстро пересек гостиную и тщательно осмотрел улицу. Пусто. И гостя его нигде не видно. Виберг вернулся к двери, прислушался и не услышал ничего необычного. Наконец он втащил коробку на диван в гостиной и открыл. В столь небрежно врученной коробке находился радиопередатчик. Виберг вдруг осознал, что сильно вспотел.

Несколько недель назад начальник Виберга, датчанин по имени Хеннигс Иессен-Шмидт, сообщил ему, что отныне он будет «кладовщиком» берлинской шпионской сети. С тех пор через курьеров Виберг получал различные посылки, но его всегда предупреждали заранее, и сама доставка всегда осуществлялась с чрезвычайной осторожностью. Его телефон звонил дважды и отключался; это был сигнал, означавший, что следует ждать посылку. Курьеры всегда приходили в темноте и обычно во время авианалетов.

Никогда прежде к Вибергу не приближались средь бела дня. Он был в ярости. «Кто-то действовал очень наивно и непрофессионально, подвергая опасности всю операцию», — скажет он впоследствии.

Положение Виберга становилось все более опасным; он не мог допустить визит полиции, ведь его квартира была теперь настоящим хранилищем шпионского снаряжения. В его комнатах было спрятано много валюты, шифровальные таблицы и множество лекарств и ядов: от быстродействующих «нокаутирующих» таблеток, способных лишить сознания на различные периоды времени, до смертельных смесей с цианидом. В его угольном подвале и в арендованном неподалеку гараже хранился маленький арсенал: винтовки, револьверы и боеприпасы. У Виберга был даже чемодан с очень чувствительной взрывчаткой, которая сильно тревожила его из-за авианалетов. Однако он и Иессен-Шмидт нашли отличное укромное место. Взрывчатка теперь лежала в большом депозитном ящике в хранилище Дойче Юнион банка.