Надежда гардемарина - Дэвид Файнток

Он снова открыл глаза:

— Думаешь, это необходимо?

— Уверен. — Страшно подумать, что может случиться, если он этого не сделает.

— Пожалуй, ты прав. — Он снова впал в забытье, а очнувшись, сказал:

— Я запишу в журнал. Утром. Как только проснусь.

— Я могу сейчас принести журнал, сэр.

— Нет, надо еще раз все хорошенько обдумать. Принесешь утром.

— Есть, сэр. — Когда я подходил к люку, он уже спал. Доктор Убуру ждала меня в приемной.

— Он приказал мне объявить о своей болезни, — сказала она. — Чтобы прекратить ненужные слухи.

— Знаю, — ответил я, — сам кое-что слышал.

Я был благодарен за улыбку, которой она меня одарила. Теплую, ласковую.

— Я останусь с ним на ночь, — сказала Убуру.

— Спасибо, мэм.

Она кивнула, дав мне понять, что пора уходить.

В кубрике меня ни о чем не спрашивали. Лишь выжидающе смотрели. Но мне нечего было сказать. Сообщить Ваксу, что скоро он станет лейтенантом, нельзя, пока командир не принял решения. По радио передали короткое объявление доктора Убуру, мы прослушали его молча, после чего я выключил свет.

Утром Вакс должен был заступить на вахту, но я сделал так, что Сэнди его заменил. Мы быстро позавтракали и вместе с Ваксом пошли в лазарет.

Дремавшая в приемной доктор Убуру сразу проснулась, когда мы вошли, и сказала, что главный инженер по требованию командира уже принес журнальный чип.

— Командир хочет вас видеть. Состояние у него неважное, — добавила она хмуро.

Мы вошли к больному и вытянулись по стойке «смирно». Командир был в забытьи, но, услышав, как хлопнула дверь люка, открыл глаза.

— Вакс, Ники, привет, — с трудом произнес он. Корабельный журнал был в головиде, стоявшем на прикроватной тумбочке.

— Доброе утро, сэр, — сказал я. Он не ответил. — Командир, мы здесь. Сделайте, пожалуйста, то, о чем мы с вами вчера договорились.

— Я обедал, — сказал он вдруг громко.

— Да, и вам стало плохо, сэр. — Я старался ввести разговор в нужное русло. Вакс, ничего не понимая, переводил взгляд с меня на Мальстрема, — командир, вчера вечером мы говорили с вами о мистере Хольцере. Помните?

— Да, — ответил командир с улыбкой. — Вакс — грубиян.

По спине у меня побежали мурашки. Я хотел было подойти к командиру, но он не скомандовал «вольно».

— Сэр, — произнес я в отчаянии, — мы говорили о назначении Вакса. Вспомните, прошу вас!

Командир окончательно проснулся:

— Ники. — Он смотрел на меня. — Мы говорили. Я сказал, что…

Он повернулся к Ваксу:

— Мистер Хольцер, оставьте нас одних, нам надо поговорить.

— Есть, сэр. — Вакс лихо отдал честь и вышел. Воспользовавшись этим, хотя команды «вольно» так и не последовало, я взял журнал и обратился к командиру:

— Позвольте мне помочь вам, сэр. Я сам напишу, а вы только поставьте свою подпись.

Командир Мальстрем заплакал:

— Прости меня, Ники. Приходится отдать ему предпочтение. У него больше опыта, чем у тебя. Другого выхода нет! Нет…

— Понимаю, сэр. И очень хочу, чтобы это случилось. Вот здесь я напишу. — Я взял лазерный карандаш. — Я, командир Харви Мальстрем, милостью Божьей назначаю гардемарина Вакса Стэнли Хольцера лейтенантом Военно-Космического Флота Правительства Объединенных Наций. — Я знал эти слова наизусть, как и каждый гардемарин.

Я протянул ему лазерный карандаш. Он как-то странно посмотрел на него:

— Ники, мне плохо. — Лицо его побелело.

— Пожалуйста, сэр. Только подпишите, и я позову доктора Убуру. Пожалуйста! Его била дрожь.

— Я… Ник, я… Ники! — Голова его откинулась назад, зубы стучали. По телу пробегали судороги.

— Доктор Убуру!

Прибежала доктор, схватила шприц, наполнила жидкостью из пузырька.

— Отойди немного, — сказала она мне и обнажила руку командира.

После укола мускулы постепенно расслабились.

— Дайте журнал, — прошептал он, но даже не в силах был удержать карандаш.

— Командир Мальстрем, — сказал я, — отдайте приказ! Устно! Доктор Убуру будет свидетелем!

Он что-то пробормотал, но я не расслышал. Потом стал засыпать. И вдруг отчетливо произнес:

— После обеда. Сначала передохну.

Я подождал немного. Дыхание его было коротким, прерывистым. Лицо покраснело.

Все усилия мои оказались тщетными. Единственная надежда была на доктора Убуру. Утратив всякое чувство реальности, я взял ее за руку и отвел в сторону.

— Представляете, — прошептал я, — что будет, если он не назначит Вакса?

— Да, — холодно ответила она, высвобождая рук.

— Он должен поставить свою подпись в журнале! Сможет он это сделать после обеда?

— Возможно. Но ручаться не могу.

— Но он сказал, что назначает Вакса. Я слышал. И вы тоже. — Я смотрел ей в глаза, надеясь, что она меня поддержит.

— Я ничего подобного не слышала, — заявила она без обиняков, — а вам не следовало бы врать, как-никак, по законам Генеральной ассамблеи вы джентльмен!

Я покраснел до ушей:

— Доктор, он должен подписать этот приказ.

— Остается лишь надеяться, что он будет в состоянии это сделать, когда проснется, — сказала она и добавила: — Вообще-то я полностью с вами согласна. Для безопасности корабля просто необходимо, чтобы он подтвердил назначение Вакса.

— Но вы не…

— Нет, на такое я не пойду. И не предлагайте мне больше. Это приказ, попробуйте только не подчиниться. Подтвердите.

Я не знал, что у нее такой жесткий характер.

— Есть, мэм. Командир ничего не говорил, а я ничего не слышал. Вы правы на все сто. Что-нибудь еще, мэм?

— Да, Ник. Необходимо до конца осознать свой долг. Вы присягали и обязаны соблюдать все пункты устава. Это все. Верю, что с Божьей помощью командир изъявит свою последнюю волю. И вам, молодой человек, лучше молиться, чем интриговать.

— Да, мэм. — Она была права. Вакс ждал в приемной:

— Что происходит?

Теперь он вправе знать. И по дороге в кубрик я рассказал ему о своем разговоре с Мальстремом.

— Знаешь, Вакс, я просил командира назначить тебя лейтенантом. Все сам записал в журнал, ему осталось только поставить подпись.

— И?..

— Не подписал. Потерял ориентацию. Я уговаривал доктора Убуру подтвердить его устный приказ о твоем назначении, но она заявила, что ничего подобного не слышала. Говоря по правде, этого и не было.

Вакс взял меня за руку. Последнее время на «Гибернии» это вошло в привычку.

— Почему ты считаешь, что это необходимо?

— Вакс, что, черт возьми, происходит после смерти командира? Хочешь, чтобы я взялся за управление кораблем?

Думаю, такое не приходило ему в голову, да и сам я только дня два назад об этом подумал.

— О Господи!

— Да. Остается взывать лишь к Богу. — Мы оба закрыли глаза. — Подождем час-другой. Он подпишет. Должен подписать. — До самого кубрика мы не произнесли больше ни слова.

После второго завтрака я попросил прийти в лазарет главного инженера Макэндрюса, и мы вместе с ним, доктором Убуру и Ваксом ждали, когда командир проснется. Спал он неспокойно, метался в постели. Тишина в ярко освещенной комнате становилась невыносимой.

Прошло несколько часов, а командир все не просыпался.

— Вы не могли бы дать ему что-нибудь? — обратился я к доктору Убуру. — Например, стимулирующее?

— Могу, только это его убьет, — процедила она сквозь зубы. — Жизнь в нем угасает.

— Он должен проснуться лишь для того, чтобы расписаться в журнале или хотя бы отдать распоряжение устно!

Она покачала головой, но немного погодя все же сделала командиру укол. Главный инженер сидел у кровати больного, доктор — за столом. Вакс с бесстрастным видом прислонился к стене. Я нервно мерил шагами комнату.

— Ники. — Командир посмотрел на меня широко открытыми глазами.

— Да, сэр. — Я взял головид с журналом и быстро подошел к кровати.

Командир судорожно сглотнул и сощурился, стараясь сфокусировать на мне взгляд.

— Ники… ты мой сын, — едва слышно произнес он.

— Что? — Голос у меня дрогнул. Не иначе как мне померещилось. Прерывисто дыша, я склонился к командиру.

Он погладил меня по щеке:

— Ты мне… как сын. Своего никогда не было.

— О Господи! — Я не сдержал слез.

Он нащупал рукой мое лицо, снова погладил.

— Я умираю, — словно не веря, произнес он. Ненавидя себя, я настойчиво сказал:

— Сэр, исполните ваш долг! Скажите, что назначаете Вакса лейтенантом. Пусть главный инженер Макэндрюс и доктор услышат ваш приказ.

— Сын мой. — Рука командира бессильно упала. Он перестал дышать. Я в отчаянии повернулся к доктору, но тут из груди командира вырвался хрип. Он не сводил с меня глаз. Лицо посинело. Глаза закрылись.

Доктор Убуру сделала ему внутривенное вливание. Мы ждали, пока жидкость, капля за каплей, проникала в тело. Процедура была такой же, как сто лет назад. Командир лежал, открыв рот, без сознания.