Пурпурные реки - Жан-Кристоф Гранже

Он стукнул в дверь кабинета Барна и вошел, не дожидаясь ответа. Великан Барн занимался разборкой факсов. Ответы из гостиниц, гаражей, ресторанов сплошной чередой выползали из аппарата. Капитан был похож на лавочника, раскладывающего на полках свои товары.

— Это вы, комиссар? Вот, для вас только что пришло…

— Я знаю.

Ньеман схватил послание Коста и бегло просмотрел его. Это был химический анализ воды из глазниц Кайлуа — длинные колонки формул и мудреных названий.

— Капитан, есть ли в окрестностях какая-нибудь теплостанция, где жгут бурый уголь? — спросил он.

Барн недоуменно качнул головой.

— Нет, не припомню… Может, где-нибудь дальше к западу… Индустриальные зоны чаще встречаются по пути к Греноблю…

— Где можно получить точные сведения?

— Скорее всего, в Федерации промышленников Изера. Хотя нет, постойте! У меня есть кое-что получше. Такая станция должна выбрасывать кучи всякой дряни, верно?

Ньеман с довольной улыбкой предъявил ему испещренный цифрами факс:

— Особенно кислотными выбросами.

Барн уже строчил что-то на листке бумаги.

— Найдите этого типа, Алена Дерто. Он садовод, разводит в оранжереях, на выезде из Гернона, тропические культуры. Большой спец по загрязнению окружающей среды, оголтелый эколог. Знает наизусть происхождение, состав и вредное воздействие каждого дымка из каждой местной трубы.

Ньеман уже выходил, когда жандарм окликнул его. Подняв свои огромные руки, похожие на железные клещи, он повернул их ладонями к комиссару.

— Совсем забыл, я ведь разузнал насчет отпечатков — по поводу рук Кайлуа. Это был несчастный случай, еще в детстве. Он помогал отцу ремонтировать их старый парусник на озере Аннеси. И сжег себе пальцы каким-то едким очистителем. Я справлялся в тамошнем пароходстве, они помнят это дело. Пришлось вызывать «скорую», везти мальчишку в больницу и все такое… Можно, конечно, проверить еще раз, но, на мой взгляд, тут нам больше ничего не светит.

Ньеман открыл дверь.

— Спасибо, капитан. — И, указав на кучу факсов, добавил: — Желаю успеха.

— И вам того же, — буркнул тот. — Этот эколог, Дерто, — такая штучка с ручкой, я вам не завидую.

15

— …Весь наш регион изгажен, отравлен, погублен! Куда ни глянь, в долинах, на склонах гор, в лесах, всюду возникают промзоны, загрязняющие землю, водоемы, воздух, которым мы дышим. Взять хотя бы Изер — газ и яд, ничего, кроме газа и яда!

Ален Дерто был сухощавым человеком средних лет, с лицом аскета, обрамленным аккуратной бородкой. Он носил очки в железной оправе, делавшие его похожим на мормона. Склонившись над парником, он возился с баночками, наполненными ватой и перегноем. Ньеман прервал пылкую речь хозяина, которую тот завел сразу же после церемонии знакомства:

— Извините, мне нужна консультация… срочно нужна.

— Что? Ах да-да! — И он снисходительно усмехнулся. — Вы ведь из полиции…

— Известна ли вам в здешних краях электростанция, работающая на буром угле?

— На буром угле?.. Это природный уголь, яд в чистом виде…

— Вы знаете такую станцию?

Дерто отрицательно покачал головой и осторожно сунул в одну из банок крошечный черенок.

— Нет. Здесь у нас, слава богу, такого не водится. С семидесятых годов станции этого типа закрыты и во Франции, и в соседних странах. Слишком загрязняли атмосферу. Выбрасывали в воздух кислотные соединения, которые превращали каждое облачко в химическую бомбу.

Ньеман порылся в кармане и протянул Дерто факс Марка Коста.

— Вот анализ воды, обнаруженной неподалеку отсюда. Не могли бы вы взглянуть?

Дерто углубился в чтение факса, а полицейский тем временем рассеянно оглядывал помещение — просторную оранжерею с запотевшими, кое-где треснувшими стеклами, измазанными перегноем. Широченные, в полметра, листья, робкие крошечные побеги, гибкие спутанные лианы — казалось, вся эта растительность ведет непрерывную борьбу за каждый сантиметр почвы. Дерто поднял голову и удивленно взглянул на Ньемана.

— И вы утверждаете, что этот образец взят в нашем районе?

— Несомненно.

Дерто поправил очки.

— Можно узнать, где именно?

— Мы нашли эти элементы на теле убитого человека.

— Ах да, конечно… Я мог бы и сам догадаться… Вы ведь из полиции. — И он глубоко задумался. — Он убит здесь, в Герноне?

Комиссар проигнорировал вопрос.

— Вы можете подтвердить, что этот состав соответствует продуктам горения бурого угля?

— Ну, как минимум сильнейшее кислотное загрязнение. Я посещал семинары на эту тему. — Он еще раз просмотрел листок. — Уровень содержания серной и азотной кислот исключительно, невероятно высок. Но я повторяю: в нашей местности нет таких станций. Их нет ни здесь, ни вообще во Франции, ни в других странах Западной Европы.

— А могут быть такие выбросы на других промышленных предприятиях?

— Не думаю.

Где же тогда существуют станции, дающие подобные загрязнения?

Более чем в восьмистах километрах отсюда в Восточной Европе.

Ньеман сжал зубы; он был в ярости оттого, что первый же след оборвался так внезапно.

— Но есть другое решение, — прошептал Дерто.

— Какое?

— Может быть, эта вода попала сюда издалека — из Чехии, Словакии, Румынии, Болгарии. — И он доверительно сообщил комиссару: — Они там, на Востоке, совершенно варварски обращаются с окружающей средой.

— Вы имеете в виду контейнеры с водой? Какой-нибудь грузовик, проезжавший через…

Но его прервал горький смех Дерто.

— Нет, я имею в виду куда более естественную транспортировку. Эта вода могла попасть к нам с облаков.

— Господи, да объясните же! — взмолился Ньеман.

Ален Дерто театральным жестом простер руки к потолку оранжереи.

— Представьте себе электростанцию, расположенную где-нибудь в Восточной Европе. Представьте высоченные трубы, круглые сутки извергающие в атмосферу серный и азотный диоксиды. Эти трубы достигают иногда трехсот метров высоты. И густой дым, поднимаясь к небу, смешивается с облаками… Если ветра нет, ядовитые выбросы остаются на данной территории. Но если ветер дует, скажем, на запад, то облака, принесенные им сюда, встречают на своем пути вершины гор и проливаются сильными дождями — кислотными, так их называют. Именно они-то и губят наши леса. Как будто нам мало собственной заразы — так нет же, нате вам еще и чужую! Хотя, между нами говоря, мы и сами экспортируем со своими облаками немало всякой дряни…

Теперь Ньеману воочию, как на картинке, представилась та сцена. Убийца мучил свою жертву под открытым небом, где-то в горах. Он пытал, увечил, убивал, а в это время сверху лил дождь. И пустые, обращенные к небу глазницы заполнялись водой. Водой ядовитого дождя. Затем убийца прикрыл веками два маленьких резервуара с кислотным раствором, завершив тем самым свой жуткий обряд. Это было единственное логичное объяснение.

Пока человек-зверь терзал свою жертву, шел дождь.

— Какая погода была здесь в субботу? — резко спросил Ньеман.

— Простите, не понял?

— Вы не помните, шел ли дождь в субботу вечером или ночью?

— Нет, не думаю. Погода стояла великолепная. Солнце грело прямо как в августе, и…

Один шанс против тысячи. Если погода действительно была сухой в предполагаемое время убийства, то у Ньемана оставался этот крошечный шанс — обнаружить зону единственную, ограниченную зону, где пролился дождь. Кислотный дождь, который укажет место убийства так же четко, как нарисованный мелом круг. Теперь полицейский знал, что делать дальше: выяснить направление ветра в субботу.

— Где здесь ближайшая метеостанция? — торопливо спросил он.

Дерто, подумав, ответил:

— Километрах в тридцати отсюда, под перевалом Мин-де-Фер. Вы хотите выяснить, не шел ли где-нибудь дождь? Интересная мысль. Мне и самому хотелось бы знать, присылают ли к нам еще эти восточные варвары свои токсические бомбы. Поверьте, господин комиссар, идет настоящая химическая война, и это при полном равнодушии общества!

Дерто замолчал — Ньеман протягивал ему листок:

— Это номер моего мобильника. Если вам что-нибудь придет в голову, — любые соображения! — звоните сейчас же.

И Ньеман почти бегом направился к выходу из оранжереи. Листья эбенового дерева больно хлестнули его по лицу.

16

Комиссар на бешеной скорости гнал машину вверх по серпантину. Несмотря на тяжелое хмурое небо, погода как будто обещала исправиться. В просветах между тучами то и дело мелькало ярко-голубое небо. Черно-зеленые ели, плотной стеной стоявшие вдоль дороги, качали серебристыми верхушками под упрямым ветром, и Ньеман с удовольствием вслушивался в веселые голоса лесной чащи, где вольно хозяйничал этот солнечный ветерок.