Заградотряд. «Велика Россия – а отступать некуда!» - Сергей Михеенков

Генерал Фельбер некоторое время изучал карту, перечитывал донесения, делал карандашные пометки на оперативной карте. Потом приказал связать его со штабом 4-й полевой армии. Командующий армией фельдмаршал фон Клюге отдыхал. У аппарата был его адъютант. После короткого разговора Фельберу были обещаны тридцать бомбардировщиков Ю-87 для работы по целям на Серпуховском направлении.

Гауптман Хорнунг выскочил из горящего бронетранспортера и какое-то время лежал в глубоко пропаханной меже, наполовину заполненной водой. Межа уходила вниз и отворачивала в сторону. Русские, попав в бронетранспортер, тут же перенесли огонь по танкам, которые тем временем маневрировали у моста.

Из всех, находившихся в бронетранспортере, спасся только он. Через какое-то непродолжительное мгновение после попадания русского трассирующего снаряда взорвались боеприпасы и канистры с бензином, которыми была загружена машина. Но Хорнунга снова не задело. Хорнунг отдышался в мокрой борозде, встал на колени и почувствовал, что его колотит мелкой дрожью. «Это что, страх?» – спросил он себя и поднес к глазам свои трясущиеся руки. Руки были бледны, испачканы копотью и грязью. Хорнунг вытащил носовой платок, вытер мокрое лицо, руки, вытащил из кобуры пистолет и зашагал вниз, в пойму, где залегли его солдаты и маневрировали танки. Он еще не знал, что его заместитель лейтенант Прегер убит, что убиты и ранены половина командиров взводов, что вот-вот будет уничтожено последнее преимущество его отряда – танки. Но пока он шел в полный рост, сжимая в руке пистолет, с намерением поднять взводы и мощным ударом опрокинуть русских. До сих пор это удавалось.

Глава восьмая

Оставаться на прежних позициях, при том что не ясно, закрыли ли соседи фланги, было делом гиблым. Но приказа на отход Мотовилов не получал. Смена же позиции означала именно отход. За это можно было поплатиться головой. В полночь он собрал на своем НП взводных и объявил следующее решение:

– Противнику нужна дорога. А точнее – железнодорожный разъезд. Дорога, которую мы оседлали, – единственный прямой и наикратчайший путь к разъезду. Учитывая нынешнее бездорожье, можно предположить, что от нашего большака они не откажутся. Не позже завтрашнего утра они подведут артиллерию и начнут выбивать нас всем калибром, который у них окажется в наличии. Для нас этот рубеж – последний. У кого какие предложения?

Лейтенанты молчали. Только Багирбеков неуверенно шевельнулся и, видимо, почувствовав, что привлек внимание, опустил голову. Мотовилов знал, что рота эту позицию долго не удержит, что придется отходить и что, если отходить будет некуда, то людей не остановишь и в Серпухове. Немцы не вели огня по деревне. Значит, не хотели ее жечь. Значит, Малеево им нужно целехоньким. Зачем? Да затем, что мост через Боровну им удобнее построить именно здесь. Переправа им нужна надежная, чтобы пропустить танки. Много танков.

– Лейтенант Багирбеков. Высказывайтесь. У нас времени мало.

– Нужна запасная позиция. Предлагаю здесь, у деревни, оставить усиленное охранение, а взводам окопаться хотя бы в километре восточнее, по гребню возвышенности. Орудие тоже переместить.

– Так, принято. У кого еще есть предложения?

– Люди устали, – подал голос командир второго взвода старшина Звягин. – Надо дать отдых.

Старшину Звягина поддержали дружным одобряющим гулом.

– У кого еще что есть? Нет. Теперь слушай к исполнению. У нас четверо убитых и семь человек раненых. Убит лейтенант Асеенков. Шестерых пришлось отправить в тыл по причине болезни. Вот пускай убитые и раненые за нас и отдохнут. Остальным об отдыхе думать запрещаю. Бои только начались. Звягин, приказываю рассредоточить свой взвод по всему фронту и вести усиленное боевое дежурство. Спать по очереди. Выставить боковые и передовой охранения. Выделить людей для связи. Связных высылать каждые два часа и в случае необходимости – попарно, с интервалом в десять минут. Багирбеков, вам приказываю выделить отделение в помощь артиллеристам. Бронебойщиков не трогать. Наша задача – оборудовать до рассвета два рубежа. Один ближний, по гребню высотки, другой в двух километрах отсюда, у деревни Екатериновка. – И Мотовилов приблизил карманный фонарик к карте и ткнул пальцем в невидимую точку. – К выполнению приказа приступить немедленно.

Хаустов открыл глаза: окоп, сырые стенки, изрубленные лопатой, край плащ-палатки упал, и тусклый рассветный туман просачивался в его логово вестью о том, что ночь на исходе. Он уже привык к тому, что война – это когда просыпаешься от холода и могильной сырости в окопе. Он стащил с кольев плащ-палатку и выглянул наружу. Еще не рассвело как следует. Но видно, что снег местами сошел, но кое-где еще лежал, и, видимо, именно от него исходил тусклый свет, который он принял за рассветный. Снова накрапывал дождь. Небо непонятное. За Боровной все оставалось на прежних местах, и танки, и бронетранспортер. Хотя виднелись они смутно. Красивый пейзаж, подумал Хаустов с каким-то забытым и злым ликованием. Он вырвал из записной книжки лист, подсветил спичкой и тщательно вписал в него свою фамилию, имя и отчество, затем домашний адрес и место работы. В конце написал короткую записку жене. Всего две фразы: «За сына отомстил. Береги себя и не расставайся с внуком. Прощай». На другой стороне крупно вывел дату. Листок свернул вчетверо, затем закатал трубочкой и сунул в стреляную гильзу. Дульце сплющил на камне саперной лопатой.

Петров застал его за этой работой, когда Хаустов тюкал лопатой, завальцовывая гильзу. Сразу обо всем догадался.

– На всякий случай, Петров, имейте в виду. Это лежать будет здесь. – И Хаустов сунул гильзу в узкий кармашек под брючным ремнем. Кармашек тот был предназначен для ношения смертного медальона. Но смертники бойцы выбросили почти сразу, боясь поверья: заполнил – жди пулю. – Это адрес и все остальное. Записка жене. А вы, Петров, свой медальон заполнили?

– Заполнил. Но где-то потерял.

Больше об этом они не заговаривали.

Вскоре пришел лейтенант Багирбеков. С ним двое артиллеристов. Взводный тут же подозвал к себе четверых: Коляденкова, Петрова, Хаустова и, немного помедлив, выкрикнул фамилию бронебойщика Колышкина.

– Пойдете за речку. С артиллеристами. Задача – найти колесо для орудия. А вам, Колышкин, осмотреть подбитый вами танк и взорвать его. В помощники себе подберете любого человека из группы. Сейчас три часа ночи. Даю вам два часа. К пяти ноль-ноль вернуться.

– Дозвольте, товарищ лейтенант, и мне на эту вражину посмотреть, – подал голос второй номер.

– Вы должны остаться здесь и охранять противотанковое ружье, – оборвал его взводный, и Брыкин затих.

Через речку Боровну они переходили правее моста. Там отыскались ольховые клади, какие обычно сооружают в приречных деревнях по весне после паводка: рубят две ольхи напротив, на том и другом берегу, скрепляют поперечинами, чтобы ольхи случайно не растащило течением, вот тебе и мосток.

Коляденков шел впереди. Буквально в затылок ему дышал артиллерист. Когда Коляденков останавливался, чтобы схватить чутким ухом охотника пространство впереди, артиллерист не сразу понимал, что надо тоже замереть хотя бы мгновение, толкал в спину стволом драгунки и шепотом спрашивал:

– Чего там?

И в пойме, и в поле было тихо. Так тихо, как будто там накануне вечером не было никакого боя. Танк, оказывается, подымил-подымил да так и не загорелся по-настоящему. Бронетранспортер выгорел и теперь даже издали, через заросли ольховника, отзаривал малиновой окалиной. Какие там могли остаться колеса?

Старшим группы лейтенант Багирбеков назначил одного из артиллеристов. Но тот шел в середине, третьим или четвертым, молча спотыкался в серых сумерках, словно никакого дела ему и не было ни до поисков колеса для «сорокапятки», ни до танка, который надо было взорвать или сжечь. И Филипп Коляденков вначале жестами, а потом короткими командами вскоре приучил группу к тому, что надо слушать его.

Когда перебрались на правый берег Боровны и вышли на чистое, в пологой низинке, совершенно негодной для укрытия, обнаружили двоих убитых. Вначале показалось, что они сидят на корточках и вот-вот оттуда загремят выстрелы. Петров, первый заметивший убитых, кинулся за кусты и начал тормошить затвор винтовки.

– Тихо, парень, эти уже с нами воевать не будут, – остановил его бронебойщик.

Артиллеристы тут же сняли с немцев ранцы. Вот почему те выглядели в темноте живыми. Видать, ребята ходовые, на войне не первый день, сразу оценил артиллеристов Коляденков.

– Вот что, артиллерия, сложите-ка эти баулы возле стежки. Заберете на обратной дороге. Понятно?

Те помялись, пошептались и послушно побросали ранцы под кустом.

– А вы, – ткнул он дулом винтовки Хаустова, – заберите у них документы.

Обыскивать окоченевшие мертвые тела – занятие не из приятных. Хаустов перевернул на спину сперва одного, расстегнул шинель. В нагрудном кармане френча что-то похрустывало. Так и есть – солдатская книжка. Со вторым он проделал то же самое, и уже гораздо быстрее.