Раб. Часть 1 и 2 - Нидейла Нэльте

— Госпожа хочет меня продать?

— Я не хочу тебя продавать, но может случиться так, что… что я не смогу о тебе позаботиться, и тогда… Мне нужно знать, куда тебя устроить.

Боже, зачем я полезла к нему с этим разговором сейчас! То, что волнует тебя, для него очередная пытка и неизвестность! Не умею я с травмированными детьми общаться, чёрт!

Антер

Внутри всё захолонуло. Она это специально. Продаст. Амире. Лучше умереть. Пытаюсь не показать своего ужаса:

— В охране нормально было, не наказывали по пустякам, кормили хорошо, не заставляли… — запнулся и с вызовом выдал: — …ничего. Но продавая меня врачам, поставили резолюцию "не пригоден". Иначе было нельзя. Теперь мне туда возврата нет.

— Но медкабина…

— Кого волнует медкабина, когда стоит резолюция.

Тамалия

Ну да, логично. Ладно, подумаю, что можно сделать.

— Когда? — глухо спросил.

— Что — когда? — не поняла я.

— Продавать меня когда будешь.

Хм, сейчас, видимо, услышу всю правду о себе. Может, тем лучше, пусть выговорится?

— Не знаю, не от меня зависит, к сожалению.

— Говори… — почти рычит.

Нарывы, сказывают, нужно вскрывать? Ох, не пожалеть бы потом… Но прежде, чем строить что-то новое, нужно вычистить всю грязь.

— Вполне возможно, что скоро.

— Сколько у меня дней?

— Какая разница, если ты всё равно не собираешься вести себя как тебе сказано?

Говорю, ожидая. Сорвётся ли на мольбы или наоборот, решит, что ну их нафиг, раз всё равно бесполезно…

— А зачем? Ты передумаешь?

— Возможно.

Столько ненависти в глазах, столько отвращения… прямо не по себе, судорожно вспоминаю: он видел, куда положила кнут, а сейф пока ещё откроешь…

Какой к чёрту сейф, о чём ты?!

Чёрт, наверняка ж решит, что я с Амирой сговорилась… Ёпрст, не подумала о ней, а он же наверняка первым делом…

— Все вы похотливые извращённые суки, — выдыхает. — Доставляет удовольствие издеваться, ну давай, издевайся, чего уж. Я же сразу видел, что как раб тебя не привлекаю и ни для чего не гожусь, но зачем, зачем же… — он вдруг закусил губу и, кажется, всхлипнул. — Ведь я же помню, что такое свобода, тому, кто всегда был рабом, это слово мало что говорит… А надо мной приятно издеваться, конечно! Да, дрянь?

Повинуясь порыву, я подалась вперёд и обняла его. Он какое-то время сдерживался, лишь тяжело дыша, после уткнулся в моё плечо и разрыдался.

— Вот так, милый, — шептала, — давай, пусть выходит грязь и зараза, нужно освободить место… Выговорись…

Антер

Не дождёшься… Я знаю, что вам нельзя говорить ничего, иначе не успеешь оглянуться, а вы уже спешите воспользоваться… Да, в меня много лет вбивали необходимость подчиняться, но мне по-прежнему не безразлично, что со мной делают! Да, я знаю, что если не исполню хоть малейший хозяйский каприз, меня ждут часы изматывающей боли, во время которой я буду молиться, чтобы наконец-то сдохнуть, чтобы хозяин подержал палец на кнопке чуть дольше, чем я в состоянии выдержать. Видишь, какое мне крепкое тело досталось, сколько его ни калечили — после медкабины как новое, начинай сначала! Да, в очередной раз вылезая из медкабины я готов на что угодно, лишь бы больше не попасть в неё, понимаю, что это невозможно, что хозяину всегда есть за что наказать, а и ни за что, просто для своего удовольствия — тоже никто не запретит! Но каждый раз думаю, а вдруг хоть немного оттяну эту участь, вдруг не сегодня, не сейчас, вдруг будет хоть полчаса без боли! Пусть это будут полчаса на полу, да хоть раком, только без боли!!! Давай, издевайся надо мной, покажи своим подружкам, какой у тебя послушный раб, что хочешь сделает, сам себя кнутом отходит, ведь он знает, что может быть ещё хуже! Ведь ему же безразлично, лежит ли он на полу под твоими ногами, стоит ли голышом на всеобщем обозрении, а если и не безразлично, так это вдвойне приятно, правда же?

Позорище какое, разревелся идиот, расскажи ей ещё, где у тебя болит…

Тамалия

Всё я сделала не так, слишком рано, он не доверяет мне, не готов выговориться, хотя мне кажется, я прекрасно понимаю всё, что он мог бы сказать, чуть ли не слышу его мысли…

Антер до боли стискивал меня, замочив пеньюар, какое-то время не отдавал себе отчёта, после остановился — резко, видимо, приложив массу усилий и не удивлюсь, если снова прокусив губу.

— Простите меня, госпожа, — отстранился, отпуская.

— Мне на "ты" больше понравилось, — улыбнулась.

— Простите, — вспыхнул.

Лежащий в кармане пеньюара коммуникатор — привычка всегда держать его рядом — впился в ногу и я протянула руку чуть поправить. Антер вдруг взвился, в мгновение оказавшись на полу у моих ног, сжимая колени:

— Не надо, пожалуйста, я никогда больше…

— Ты чего? — удивилась, но тут же дошло: видимо, решил, что без пульта я бы к нему не отправилась. — Это комм, смотри, — достала, продемонстрировала. — Твой пульт в сейфе. Он мне не нужен, я бы выкинула его, если бы…

— Что если бы? — хрипло. Отпускает руки, что это у него за "можно касаться — нельзя касаться"? Не подаю виду, что заметила.

— Всё сложно, — вздохнула. — Возвращайся в кровать.

— Когда будете продавать?

— Никогда. Клянусь.

Да когда же ты уже научишься хотя бы подниматься сразу же, а не стоять ещё полчаса на коленях, выясняя, что тебе грозит?

— Только не Амире, умоляю, не к ней, я всё сделаю, приказывай… Только не к ней… Что угодно… Лучше обратно на опыты… С колен не встану, любую прихоть исполню, только не возвращай меня…

Кажется, меня тоже затрясло, я обхватила его голову.

— Ты что… — шепчу, — никогда, не думай даже, никогда, клянусь тебе, я тебя ей не отдам, всё сделаю, чтобы ты даже случайно к ней не попал…

— Что такое клятвы господ…

— Для тебя пустой звук, понимаю…

Вскидывает глаза, в них будто что переключается. Ну слава богам, хотя бы не решает вновь вымаливать прощение.

— Какое будет наказание? — глухо спрашивает, покусывая губу.

— Не будет никакого наказания, — говорю. — Спать ложись.

— Но я же такого наговорил…

— Я ничего не слышала, — усмехнулась. — Тебе приснилось. Спи.

Аккуратно поднимаюсь, обхожу его, чтобы не задеть случайно. Так и стоит на коленях, провожая меня взглядом. Горе моё. Надеюсь, всю ночь стоять не будешь?

Хочется вернуться, обнять, приласкать. Только, боюсь, снова передёргиваться начнёт…

Дура я. Всё сделала не так.

С утра, едва успели позавтракать, заявилась Олинка, дочка дорогого Корнеля. Есть же мужики, которые на исключительно женской планете умудряются занимать такое высокое положение и отхватывать себе горы деньжищ!