Всемирный следопыт, 1926 № 12 - Андрей Платонов

— Где вы шлялись? — был его первый вопрос. — Можно было бы найти полсотни докторов…

— Мы нашли зато хорошего, Джинджер, — торжественно произнес Сэм. — Самого лучшего…

— …Который стоит двадцати обыкновенных, — поддержал Питер.

— Что-о? — повернулся Джинджер.

Доктор улыбнулся, придвинул стул к постели, сел, потом отставил его и пересел на постель.

— Посмотрим язык, — сказал он.

Джинджер высунул было его, но тотчас же спрятал, чтобы сказать Сэму, что, когда ему захочется слушать его глупые замечания о качестве языка, то он об'явит об этом.

— Я видел язык и хуже, — сказал доктор.

— И он помер? — спросил Джинджер.

— Не беспокойтесь…

— Но я беспокоюсь, чорт дери!

— Нет, — ответил доктор. — Меня позвали в последний момент, но я просидел с ним ночь, и больной поправился.

— Я видел язык и похуже, — сказал доктор.

— Я же тебе говорил, Джинджер, что это не доктор, а чародей, — сказал Питер шопотом, который можно было слышать в первом этаже.

Доктор стал засучивать рукав Джинджеру, и Сэм поспешил заметить, что у него не всегда бывает такого грязного цвета кожа. Доктор вынул часы, и приятели не дышали, пока он считал пульс.

— Гм, — сказал он, пряча часы, — ваше счастье, что вы меня встретили. Давайте теперь посмотрим грудь.

Джинджер дрожащими руками расстегнул рубашку, и доктор, посмотрев на татуированный корабль, приложил ухо как раз между гротом и стапелем.

— Скажите: «девяносто девять» и повторяйте…

— Девяносто девять, девяносто девять, девяносто… не подсказывай, Сэм, обойдусь без тебя… девять, девяносто девять чертей в твою ухмыляющуюся харю, Питер, девяносто…

— Если бы ты видел себя, Джинджер, — попробовал оправдаться Питер.

— Шш-шш, — сказал доктор. — Ему нельзя смеяться… бедный парень.

Он передвинул ухо на корму, послушал, застегнул Джинджеру рубашку и задумался.

— У него сердце сдвинулось на два дюйма, — изрек доктор.

— Прощайте, ребята, — прошептал Джинджер.

— Прощаться еще рано. Если вы будете лежать спокойно и исполнять мои советы, то выздоровеете через некоторое время.

Он послал Сэма за горячей водой и сказал, что назначает его главной сиделкой при больном.

— Вы, ведь, не хотите платить два-три фунта в неделю сиделке? — ответил он на жалобы Сэма, что сон — величайшее блаженство.

— Я обойдусь и без него, — огрызнулся Джинджер.

— Вам нельзя двигаться. Лежите спокойно. Даже, если муха залезет вам в ноздрю, вы не смеете ее согнать сами, иначе это принесет вам вред. Так, спокойствие.

Он налил горячей воды в стакан, приподнял Джинджера и вылил в него один за другим четыре стакана.

— Это ему поможет, — сказал он, взяв полфунта, добытые Сэмом из кармана Джинджера. — Я приду завтра утром.

— А как насчет лекарства?

— Принесу. До свидания.

Сэм и Питер привыкли ложиться рано, но теперь, как только Сэм делал движение к своей подушке, Джинджер принимался хныкать и называл его наемным убийцей.

В два часа ночи он оторвал Сэма от замечательного сна о девушке с голубыми глазами, называвшей Сэма по имени и улыбавшейся ему. Сэм проснулся с ангельской улыбкой на устах и тотчас же повалился обратно доглядывать приятный сон, когда Джинджер вышел из себя:

— Сэм! Сэм! Сэм! Сэм! — кричал он.

— Алло? — и Сэм спустил ноги с постели.

— Я думал, что ты умер, — сказал Джинджер. — Я тебя зову минут десять: у меня даже сердце заболело.

— Чего тебе надо?

— У меня чешется спина.

— Ты хочешь сказать… Ты… Ты для этого меня разбудил?

— Почеши мне спину. Мне нельзя двигаться.

— Чего же ты медлишь, Сэм? — проворчал Питер. — Почеши ему все, что нужно, и дай людям спать.

Сэм вылез из теплой постели и принялся чесать Джинджеру спину, а тот говорил ему, как надо это делать, и что кожа у него нежная, и что Сэм хочет его преждевременно свести в холодную могилу.

После этого он еще три раза будил Сэма: два раза просил пить и один раз справился, сколько, по его мнению, лет доктору.

Сэм решил заснуть накрепко и ни на какие крики больше не отвечал.

* * *

Утром явился доктор. Ему сказали, что боль утихает, и он, выслушав Джинджера, сказал, что сердце дальше не сдвинулось, и потребовал, чтобы он оставался в постели еще день-два.

— Оно дальше не сдвинулось, — говорил доктор. — Надеюсь, что завтра оно начнет двигаться обратно.

Он достал из кармана бутылку с лекарством и, сказав, что это будет стоить шиллинг и потребовав кусок сахара, дал Джинджеру первую дозу. После этого Джинджеру свет показался в овчинку.

— Я приду опять вечером, — сказал доктор; пряча полфунта и шиллинг. — Не давайте ему двигаться… Позвольте, что это?

— Что случилось? — заволновался Сэм.

Доктор осмотрел глотку Джинджера

и стал тискать шею Сэма.

Тот побледнел.

— Что…что?

— Мне кажется… гм… заражение крови… Я еще не уверен в этом… Это можно сказать точно, лишь когда человеку надо резать ногу или руку.

— А как… как это узнать?

— Это мы скоро узнаем… Я бы вам советовал все-таки разделить компанию с товарищем и лечь в постель. Принимайте эти лекарства, а я зайду вечером.

Он ушел, оставив их в полной растерянности. Потом Сэм стал раздеваться и говорить Питеру, что Англия погибнет в самом непродолжительном времени, если такие люди, как Джинджер, будут гулять на свободе, заражая честных моряков.

Весь день Сэм и Джинджер в отсутствие Питера отчаянно перебранивались, при чем Сэм одерживал верх, так как Джинджер боялся за свое сердце. Но вечером Дик окончательно успокоился, когда доктор об'явил, что ему лучше. Зато Сэм забеспокоился пуще прежнего.

Доктор об'явил ему, что зараза у него перешла из пальцев прямо в печенку и начала там ворочаться.

— Это не опасно, если вы будете меня слушаться. Лежите спокойно, пейте лекарство, и в неделю я вас поставлю на ноги. Но, если вы двинетесь или разволнуетесь, я ни за что не ручаюсь.

Он еще немного потрепал языком, сказал, что Джинджерово сердце пятится назад, но медленно, получил свои монеты и ушел. Питер помялся, помялся, потрогал Джинджера за нос, потыкал пальцем в Сэма и незаметно скрылся.

Вернувшись немного навеселе, он начал болтать о том, какое вкусное пиво в новом баре, «докторском», о том, как он рад, что у него печенка в порядке и сердце на месте. И так продолжалось четыре дня.

— Я удивляюсь, что ты тоже не свалился, — говорил Джинджер.

— Свалиться? От пива! Ты уродливый бараний сын, ты…

— Помни о своем сердце, Джинджер, — предупредил Сэм. — Не спорь с ним.

— Глупости, я не верю ни в докторов, ни в лежание в постели, — заявил Питер, ковыряя в зубах. — Думаю, что лучше бы вам обоим вылезти из постелей и проплясать джигу…

— Помни о своем сердце, Джинджер.

Джинджер воздержался, Питер помотался немного и потом ушел; и не возвращался до закрытия кабаков. Придя, он разбудил их дьявольским грохотом сапог. Он ничего связного сказать не мог и тут же захрапел.

Утром они решили с ним не разговаривать, а он начал упражняться в словесности, запускал в Сэма штанами Джинджера и затем ушел на весь день.

* * *

Питер вернулся лишь в шесть часов, сияя, как солнечный луч. Он посмотрел на Сэма и растянул рот до ушей, посмотрел на Джинджера и зажал рот рукою.

— Он пьян, — ядовито сказал Сэм.

— Рехнулся и пьян, — поправил Джинджер.

Питер ничего не ответил, он со стоном повалился на постель и затрясся от хохота.

— Как… как… как твое сердце, Джинджер? — выдавил он, наконец, из себя.

Джинджер горделиво промолчал.

— А твоя бедная, старая печенка, Сэм? — Он стал мотаться по комнате, говоря, что у него сердце зашлось от хохота, и при виде двух инвалидов, беспомощно переглядывавшихся, стал опять хохотать до слез.

— Эт… этот доктор… — еле выговорил он, — буф…буфетчик сказал мне…

— Что ты болтаешь?

— Он… какой он, к чорту, доктор! Он… картежный шуллер, и вы его больше не увидите. Его сцапала полиция.

В комнате стало так тихо, что слышно было лишь хриплое дыхание Сэма.

— Вы бы слышали, как грохотал буфетчик, когда я ему рассказал о тебе и Сэме. Сколько денег он у тебя выманил, Джинджер?

Джинджер не ответил. Он тихонько сел и стал натягивать сапоги и штаны. Потом он подошел к двери и запер ее.

— Что ты хочешь делать? — спросил Сэм, одевая носки.

— Теперь мы с тобой посмеемся над Питером, — свирепо ответил Джинджер и стал засучивать рукава. — Ты готов, Сэм? Начинаем! — и он поплевал в кулаки.

На новую квартиру

(к расширению Московского Зоопарка).

Очерк и зарисовки Д. Горлова.