Добыча - Таня Джеймс

от общения с людьми ради инженерных подвигов, описанных в ней: распределительные и коленчатые валы, кривошипно-ползунные механизмы, сегментные передачи, цепные насосы, всасывающие насосы двойного действия с клапанами и возвратно-поступательным движением поршней, свечные часы, часы-замки, водяные часы с гирями и человекоподобные механизмы, опередившие «Утку» Вокансона на сотни лет, а по мнению Типу, и намного превосходящие ее, ведь автоматы Аль-Джазари действительно служили делу!

Возьмем, к примеру, механизм для мытья рук, предназначенный для помощи королю в его ритуальных омовениях. Изготовленный из меди, механизм держал в правой руке латунный кувшин в форме павлина. В нужный момент механизм плавно, без разбрызгивания, выливал струю чистой воды из кувшина в таз. Когда таз наполнялся, механизм выпрямлялся и вытягивал вперед левую руку с полотенцем, расческой и зеркалом, чтобы король мог высушить лицо и расчесать бороду.

Этого механизма достаточно, чтобы заставить любого короля, пусть даже безбородого, вздохнуть от зависти.

Каждое устройство и творение сопровождается превосходной миниатюрой, также выполненной Аль-Джазари и богатой на сливово-пурпурные и сверкающе-золотые краски, с аннотациями, поясняющими каждый механизм. Самым гениальным из всех его хитроумных механических устройств являются «Часы со слоном», высотой в два этажа, представляющие собой башню на слоне в натуральную величину с играющим на цимбалах махаутом, вращающимся писцом, двумя драконами, змеей, фениксом и арабом в тюрбане на вершине. С наступлением каждого часа эти фигуры оживают, не только развлекая зрителя, но и позволяя точно определить время. Миниатюра завораживает, но по-настоящему Типу увлекают, создавая ощущение, будто идея возникла в его голове, сопроводительные слова Аль-Джазари:

Слон представляет индийскую и африканскую культуры, феникс – персидскую, водный механизм – греческую, а тюрбан – исламскую.

Аль-Джазари говорит с ним сквозь время, пространство и потустороннее измерение, рассказывая о прошлом и о возможном будущем, в котором Европа не заслуживает даже сноски.

Типу поручает своим писцам перевести страницу с персидского на французский и доставить перевод месье Дю Лезу. Через Пурнайю он сообщает Дю Лезу, что майсурские часы со слоном должны быть готовы к фестивалю Дасара в сентябре. У них есть шесть месяцев. Непростая задача – закончить работу за столь короткое время, но народу нужны развлечения. Типу очень хочет, чтобы они заговорили о чем-то другом кроме безвременной смерти своего короля Водеяра.

Говорят, что за последние пятьсот лет династия королей Водеяров ни разу не прерывалась, один Водеяр блаженно сменял другого. (Во всяком случае, согласно королевской летописи.) Затем явился отец Типу, Хайдар Али, и взял власть. Конечно, мусульманин не мог просто так сместить индуса – сына земли, не меньше. Поэтому Хайдар позволил королю сохранить титул короля и некоторые церемониальные традиции: например, в первый вечер Дасары король продолжил появляться на веранде своего дворца, восседая на троне, в окружении слуг, которые по очереди обмахивали его веером и осыпали благовониями и лепестками цветов его длинные, обильно смазанные маслом волосы. Эти традиции не нравились ни Хайдару, ни Типу, но ладно. Живи и дай жить другим, решили они, когда речь шла о мирных индусах и христианах внутри одного королевства.

Затем, весной 96-го года, умер последний король, Хаса-Чамараджа Водеяр. То, что ему было двадцать три года и его смерть наступила внезапно и без объяснения причин, вызвало предположения о нечестной игре. Типу не стал отвечать ни на эти слухи, ни на критику своего следующего шага: изгнать семью Водеяров из их дворца, проигнорировать все претензии на престол и сделать себя единоличным правителем королевства Майсур.

Смелый шаг? Безусловно. Но благоволит ли история смелым, или же она склоняется к осыпанным лепестками и благовониями? Два года спустя роялисты все еще ворчат по поводу своего мертвого короля. Чтобы заглушить ропот, Типу подготовит к фестивалю новую достопримечательность, которая, как он надеется, вызовет у масс чувство благоговения и его близкую родственницу – покорность.

* * *

Аббас рисует Часы со слоном на листе бумаги, и его сердце бьется все сильнее при каждом взгляде на текст Аль-Джазари. Он знает, что это всего лишь копия копии копии, и все равно ему кажется, что его карандашные наброски вызывают душу легенды.

Вместе с Дю Лезом они начинают с создания прототипа, высотой до бедра. Прототип позволяет им увидеть, каким образом внутренние механизмы образуют сложную причинно-следственную цепь, которая, как ни странно, связана с такой простой вещью, как чаша с отверстием в дне.

В брюхе слона спрятан резервуар с водой. В воде плавает перфорированная чаша. Ровно за тридцать минут чаша наполняется водой, переворачивается и тонет, приводя в движение систему блоков, идущую к вершине купола, которая опрокидывает скрытую трубу с шариками, поднимает пробку, освобождая один из них, тот падает на лопасть колеса и заставляет феникса на вершине купола вращаться.

Но это еще не все. Все еще невидимый зрителю, шар спускается по другой трубе, появляется из клюва сокола и исчезает в пасти змеи, которая от тяжести шара отступает назад, натягивая скрытую веревку, которая тянет перфорированную чашу в животе слона обратно на поверхность воды, чтобы начать процесс заново.

Упоминалось ли уже, что шар падает в вазу, заставляя махаута ударять в цимбалы, отбивая полчаса? Или что все это время вращающийся писарь отмечает минуты своим пером? Или что скорость потока воды должна ежедневно меняться с помощью регулятора, чтобы соответствовать неодинаковой продолжительности дня в течение года?

И это только прототип. Ошибки и измерения делаются снова и снова, их так много, что Дю Лез уже выглядит обеспокоенным, его борода неухоженна, щетина ползет по шее, он вглядывается, что-то бормоча, в глубины книги Аль-Джазари, пытаясь вытянуть ее секреты.

* * *

Есть и хорошая сторона: у Аббаса теперь два резчика, помогающие ему в работе. У старого – осунувшееся лицо и кофейный запах изо рта. Молодой гордится своими усами, часто поглаживая их кончик мизинцем. Они – действительно завидная растительность, Аббас о такой может только мечтать. Однако в самом важном смысле Аббас живет жизнью своей мечты. Сколько молодых людей среднего происхождения могут заявить о своей связи с Типу Султаном? Если даже двум другим резчикам обидно, что они работают на такого молодого человека, они скрывают свои чувства.

Был один момент дисгармонии, когда Аббас вышел подышать свежим воздухом и, вернувшись, застал резчиков за разговором о завтраке Типу.

– Говорят, каждое утро он съедает ложку воробьиных мозгов, – рассказывал младший и, иллюстрируя причину, приставил к паху карандаш и поднял его в горизонтальное положение. – Ставлю сто мохуров, это правда.

Аббас взялся за стамеску.

– Я бы не стал делать такие ставки.

– Он пошутил, – сказал старик. – Он даже одного мохура