Пляска в степи - Виктория Богачева

приходилось задирать голову, чтобы смотреть князю в глаза.

Чтобы найти оберег, князь приказал вывернуть наизнанку седельные сумки и иную поклажу воеводы. Горазд поискал даже на конюшне в стойле у лошади дядьки Крута, но все попусту. Мальчишка уж стал терзаться, а вправду ли он видел тот оберег да держал в руках? Уж не помстилось ли ему?

— Ты кому-то говорил об обереге? — спросил его князь, когда перунова молота не оказалось и в последней сумке воеводы.

— Нет, княже.

— И впредь молчи. А как воевода очнется — я с ним потолкую. Коли б он сказал мне сразу, да ты не солгал… все было бы ино.

* * *

Когда услышали крики про пожар, Горазд с Вышатой да другими кметями повскакивали с лавок в чем мать родила. Токмо успели портки натянуть да ножны с мечами похватать, прежде чем вывалились из клети на холодный ночной воздух.

По коже тотчас рассыпались гусиные лапки да красные пятна; правда, мОлодцы их не замечали. Бросились, кто куда — расталкивать слуг, коли кто спал еще, выводить из конюшни лошадей, таскать воду из колодца, будить князей да их домочадцев на другой стороне терема. Горазд побежал туда. Ярослав Мстиславич нынче в клети с дружиной не ночевал; верно, в горнице с дядькой Крутом остался.

На княжеской стороне терема хватало подмоги. Два кметя стащили по всходу и вынесли в сени сынишек Некраса Володимировича; кто-то звал княгиню Доброгневу. Нужно было подсобить и вытащить, покуда можно, из горниц сундуки с добром, и Горазд взялся за один из них. Склонился и почувствовал, как вздулись на спине следы от плети.

Терем заволокло едким дымом; от него слезились глаза, а из груди рвался надсадный кашель. Уж который пожар на памяти Горазда, но досель не видал он такого. Чтоб дым глаза резал так, что нет мочи смотреть!

Непрестанно кашляя, он вытащил кое-как в сени сундук и тяжеленный мешок. Порадовался, заслышав брань дядьки Крута — сразу несколько молодцев снесли его по всходу. Стало быть, все с ним ладно, коли браниться начал. Потом отрок впопыхах и темноте налетел на Ярослава Мстиславича.

— Я за Рогнедой, — сказал он кому-то в сенях и в два широких шага оказался подле всхода.

Едва дыша, Горазд выскочил из терема и отбежал подальше. Согнувшись, он долго и надсадно кашлял, пока в ушах не зашумело, да перед глазами не заплясали белые пятна. Дым едва ли не выжигал ему нутро.

Малость охолонув, он выпрямился и увидел подле себя запыхавшегося, взмыленного Вышату со стесанными в кровь ладонями. Ведер они нынче от колодца перетаскали изрядно. Отрок достал из-за пояса порток рубаху и протянул ее Горазду.

— Кровит у тебя спина, — сказал. — Прикройся.

Тот с благодарностью принял. Он и сам чувствовал, что кровит… За минувшую седмицу был он порот чаще, чем за все время с зимы, когда приняли его в княжий терем на Ладоге отроком.

— Побороли там огонь. Неясно, с чего занялось, — говорил меж тем Вышата.

«Хоть бы князь из дружины не погнал», — едва слыша его, переживал Горазд. Сперва солгал ему, после подрался и смолчал… Пожар мало донимал его нынче.

— Ты погляди-ка! — Вышата стиснул его плечо и потряс. — Погляди, что творится.

Горазд тер глаза, из которых и впрямь пошли слезы. С трудом разлепив их, он посмотрел, куда указывал взбудораженный Вышата. В предрассветных серых сумерках он заметил на крыльце терема яркое светлое пятно и не уразумел сперва, что там. Вышата потянул его за собой поближе, и через пару шагов Горазд узнал в белом пятне княжну Рогнеду Некрасовну без клочка ткани на теле.

Их князь стоял подле нее, держал за шею десятника Некраса Володимировича Ладимира — того самого, которого купал пару седмиц назад в бочонке с водой. Его еще после ласковым прикосновением утешала княжна Рогнеда, и Горазд подглядел ненароком. Подле крыльца собиралась толпа зевак из челяди и кметей. Черный дым медленно рассеивался вокруг терема. Еще немного, и запоют первые рассветные птицы. В звенящей тишине был отчетливо слышал горестный девичий плач.

Горазду отчего-то захотелось отвернуться, когда княжна Рогнеда проползла прямо по крыльцу и ухватилась за штанину отца, Некраса Володимировича, и тот брезгливо отдернул ногу. Взмахом руки он остановил кинувшуюся к дочери княгиню. Доброгнева Желановна схватилась за грудь и зашлась в горестных причитаниях.

Сжавшись на крыльце между отцом, матерью, женихом и любым, княжна Рогнеда тряслась то ли от холода, то ли от страха, и все пыталась прикрыться от чужих взглядов длинными растрепанными волосами. Из-за пожара да спешки ни у кого не было даже плаща, чтоб накинуть ей на плечи. Да кто бы ей его еще дал, кто бы дозволил!

«Так ей и надо, так и надо! — сжав кулаки, кипел злобой Горазд. — Такое сотворить! Себя, отца, род… князя Ярослава Мстиславича обесчестить!»

— Заприте… заприте этого вымеска! — дрожащим от злости голосом велел Некрас Володимирович, указав на своего десятника.

Тот все висел тяжелым мешком в руке Ярослава Мстиславича и особо не противился. Когда его уводили, он вскинул в кровь разбитое лицо и скривился.

Люди в толпе отвлеклись на десятника, перешептываясь, и никем не замеченной на крыльцо проскользнула вторая княжна. Звенислава Вышатовна сняла с себя покрывало и, опустившись перед Рогнедой на корточки, накинула его ей на вздрагивающие, трясущиеся плечи. А сама осталась в одной исподней рубахе. Диво, что следом за ней на крыльцо запрыгнули сыновья Некраса Володимировича. Мальчишки стали по обе стороны от сестры и склонили насупленные головы.

Их отец словно отмер.

— А ну-ка в терем все! Живо! — закричал он на домочадцев, схватил дочь за руку и вволок ее в сени. Княгиня Доброгнева поспешила за ним, едва ли не за уши уводя близнецов с крыльца.

Сгорбившись под тяжелым взглядом Ярослава Мстиславича, Звенислава Вышатовна забежала в дверь следом за тетушкой. Князь среди толпы выхватил глазами воеводу Крута, кивнул ему, указывая на терем, развернулся и вошел в сени.

Толпа вокруг Горазда и Вышаты разом заговорила, загомонила. При князьях люди не шибко решались, а как скрылись те в тереме — тотчас принялись чесать языками.

— Безсоромна девка, — не выдержал и Вышата.

Он примолк, когда мимо проковылял воевода Крут. Оба дернулись к нему подсобить, и обоих дядька вытянул бранным словом.

— Видать, окреп, — хмыкнул ему вслед Вышата и, глядя на терем, покачал головой. — Что-то будет нынче. Наш князь и забить ее вправе.

— Вправе… — отозвался Горазд. — Эдакую шлёнду я б не токмо забил! — прошипел он, стиснув кулаки так, что побелели костяшки.

— Тише