Две дороги - Василий Ардаматский

— Еще один нахлебничек на шею моей бедной газеты. Когда у польского мужика спрашивают, как он живет, он отвечает: еле выкручиваюсь — лошадь одна, а у жены родственников пол-Польши, и все нищие... Но ничего, как-нибудь выкручусь. Считайте, что я вам дал газетных заданий на год вперед и что вы их уже выполнили. Но в редакции вы должны бывать регулярно. А сейчас пройдите в соседнюю комнату, на двери табличка «Информация», там ваш непосредственный начальник — майор Братковский...

В комнате сидел штатский господин лет сорока, с красивым, неподвижным, точно высеченным из камня, лицом. Говорил он одними губами, негромким, ровным голосом, смотря серыми стеклянными глазами.

— Мне сообщили, что вам ближе всего журналистика, но нам этого не надо, — сказал майор Братковский тихим голосом и долго молча смотрел на Дружиловского. Подпоручик молчал, да и что он мог на это ответить?

— Вы будете подчинены мне и будете выполнять то, что я прикажу, — добавил Братковский, повысив голос, и, пригласив Дружиловского сесть ближе, стал объяснять, что и как надо было делать.

Задание делилось на три этапа. Первый — внедрение в салон русской актрисы Веры Дмитриевны Ланской. Сделать это было совсем легко — Ланская была агентом польской разведки. Второй этап — подобрать среди посещающих салон русских офицеров смелого, надежного человека, который согласился бы за солидное вознаграждение совершить покушение на одного из членов большевистской делегации, приехавшей в Ригу на мирные переговоры. На кого именно, будет уточнено позже. И третий этап — он совмещался со вторым — подобрать группу из пяти-семи человек, которые, тоже за приличную плату, хулиганили бы у здания советского посольства и там, где будут проходить переговоры. Сверх того было приказано с помощью некоего господина Воробьева, посещающего салон, сблизиться с его другом, который располагал какой-то возможностью проникновения в посольство красных. Сделать это надо было очень осторожно.

— Все ли вам понятно? — спросил майор Братковский.

— Да, все ясно, — ответил Дружиловский, опасаясь спрашивать.

— Меня предупредили еще, что у вас растрепанный характер. Важность дела должна заставить вас собраться. Каждый ваш шаг только для дела. В ином случае вас постигнут крупные неприятности.

На другой день около полудня он подошел к православному собору, куда должна была прийти Ланская. Вокруг было очень красиво. Парк с покрытыми пушистым инеем деревьями казался сказочным миром неподвижности и тишины, а рядом шумела бойкая улица, катились гремучие трамваи. Неподалеку на оживленном перекрестке газетчики шалыми голосами выкрикивали новости. Дружиловский наблюдал все это рассеянно. Он нервничал — начиналась работа, и он не хотел обнаружить свою неопытность... Ланская между тем опаздывала, и он, чтобы согреться, ходил вдоль парадной лестницы собора, засунув поглубже руки в карманы узкого пальто.

Он узнал ее сразу. Она неторопливо шла вдоль бульвара, высокая, стройная, в горжетке из чернобурки, руки спрятаны в огромной муфте.

— Вы не знаете, в субботу служба есть? — глубоким, грудным голосом спросила она, подойдя и сверху вниз разглядывая его.

— Разве сегодня воскресенье? — ответил он паролем.

— Возьми меня под руку, — сказала она, улыбаясь и отставляя локоть.

Он вопросительно смотрел на нее — только этого не хватало, вести ее под руку, такую башню.

— Прошу прощения, — рассмеялась Ланская. — Пойдем как супруги.

Ланская жила на Елизаветинской улице в пятиэтажном богатом доме с высокими венецианскими окнами. Они поднялись на второй этаж по мраморной лестнице, на каждом повороте которой стоял фонарь в виде бронзовой женщины с факелом в руках. Дверь открыла молоденькая горничная в белом фартуке и наколке. Она помогла раздеться хозяйке, потом гостю и исчезла за одной из многочисленных дверей, выходивших в просторную круглую переднюю, уставленную зеркалами.

Ланская провела его в огромную комнату. Здесь было так много цветов, что комната была похожа на оранжерею. Раскрытый белый рояль, в углу — диван из красной кожи и перед ним — низкий овальный стол на львиных лапах. Стены увешаны картинами, а над диваном висел портрет лысого добродушного мужчины.

— Это мой бывший муж! — живо рассказывала Ланская. — Он коммерсант, и все в этой квартире осталось от него. И дом этот тоже принадлежит ему. А я бедная русская актриса.

— Он умер? — сочувственно спросил Дружиловский.

— Я же сказала бывший, а не покойный, — улыбнулась Ланская. — Когда нам обоим стало скучно, мы разошлись. Так что я свободна... — Она насмешливо посмотрела на него и продолжала: — А вы довольно симпатичный шпиончик, в моем вкусе. Но... — она подняла палец и сказала просто и деловито: — У меня есть великолепный любовник. Между прочим, тоже поляк.

— Я русский, — уточнил Дружиловский.

— Не может быть! — всплеснула руками Ланская. — Вы же говорите по-русски, как они, с акцентом...

— С кем поведешься... — усмехнулся он.

— Хотите выпить? Завтракали?

— Спасибо, ничего не надо, — ответил Дружиловский и тут же пожалел: он встал поздно и не успел позавтракать.

— Я попрошу кофе, — она взяла со стола колокольчик и громко позвонила.

Ланская села на диван, а он — в кресло по другую сторону стола. Только теперь он увидел, что актриса не так молода, наверно за сорок, и на ее лице, еще красивом и гладком, многовато косметики. Она чем-то напомнила ему Киру Николаевну, гатчинскую генеральшу, и ему стало смешно.

— Так вот... — начала Ланская очень серьезно. — Ваше имя, отчество, пожалуйста?.. Так вот, Сергей Михайлович, сюда скоро придет некто Воробьев, которым интересуется майор Братковский. У него широкие связи.

— Я знаю о нем все, что нужно, — сказал он. Не хватало еще, чтобы она учила его.

— Тогда мои личные впечатления...

— Я хотел бы раскусить его сам.

Горничная принесла поднос с кофейником и чашками из дорогого сервиза и хрустальный графинчик с золотистым ликером.

Разлив кофе и ликер, Ланская подняла рюмку.

— За ваш успех... — она чуть подчеркнула «ваш».

От ликера и кофе Дружиловскому стало тепло и приятно... В общем, все как надо: и эта роскошная квартира, и хозяйка-актриса, и антикварный сервиз. И сам он — в отличном костюме, с напомаженной головой. Надо только держаться независимо, непринужденно и с достоинством.

— Впрочем, сам Воробьев нам и не нужен, — настойчиво продолжала Ланская. — Интерес представляет какой-то его приятель, непонятным образом имеющий доступ в московское посольство. Но Воробьев его старательно прячет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});