Неугасимый огонь - Биверли Бирн

«Да», – прозвучал ответ.

Фанта кивнула и удалилась. На ее лице от озабоченности даже морщин стало больше. Старая гадалка направилась туда, где вовсю катил пир горой. Весь праздник происходил напротив пещеры Зокали, на ровной поляне меж двух холмов Трианы. Она пробралась через расщелину в известняке и остановилась, чтобы осмотреться.

Воздух был наполнен дымом костров, на которых варили и жарили пищу. Повсюду звучала музыка. Аккорды десятка гитар, большого числа тамбуринов, неистовый перестук кастаньет, пение – все сливалось в огромный разноголосый оркестр.

Глазам было на что посмотреть: там и тут развевались ярко-красные, синие, зеленые одежды женщин – все кружилось в неудержимом вихре постоянно сменяющих друг друга красок. У мужчин преобладали сдержанно темные тона, они расхаживали в окружении женщин, как Боги.

Завершив путь от пещеры Пако к празднующей толпе, Фанта ощущала прилив гордости. Но, обернувшись назад и посмотрев на новое обиталище Софьи, она почувствовала в сердце тоску. Крики девушки, совсем ребенка, до сих пор стояли в ее ушах. Старуха позволила себе даже нечто вроде сожаления по поводу алчности и бессердечия мужчин. И Зокали, мудрый Зокали не был исключением. И вот она с высоко поднятой головой и победным кличем устремилась навстречу толпе, размахивая своим окровавленным трофеем. Что ни говори, закон оставался законом и правила его должны соблюдаться.

– Добро пожаловать, Роберт, – этими словами приветствовал Доминго Мендоза своего двоюродного брата. – Добро пожаловать в родной дом в родной стране. Мне говорили, что ты прекрасно говоришь по-испански, поэтому я могу повторить это на своем родном языке.

Роберт Мендоза обнял своего кузена скорее формально, нежели тепло и уселся в предложенное ему кресло. Ореховое с обивкой из красного бархата, оно было покрыто искусной резьбой. Но ягодицы Роберта, впрочем, как и его спина, не ощутили того привычного комфорта, который он ощущал, сидя в родном лондонском кресле. Почти все испанское представлялось ему изготовленным скорее для того, чтобы ублажать глаза, но не ради удобства. Но только не эта комната. Она была небольшой и почти лишенной каких-либо украшений, за исключением, пожалуй, уставленных книгами в прекрасных переплетах полок. Меблировка ее ограничивалась двумя креслами, в которых сидели его кузен и он, и разделявшим их внушительных размеров столом.

Скрыть свой оценивающий взгляд от Доминго, молодой человек не смог. «Ты сейчас размышляешь о том, что все, что тебе пришлось слышать о дворце Палаццо Мендоза ложь, не так ли? – спросил он. – Но эта часть дворца не типична для него – это место предназначено исключительно для решения деловых вопросов. Сейчас мы находимся в самом старом крыле здания, эта часть дворца никогда не разрушалась и не перестраивалась». Доминго огляделся. – «Это, быть может, прозвучит смешно, но иногда мне приходит в голову, что мои предки выбирали для своих переговоров именно это помещение и никакое другое».

Точная дата постройки дворца никому известна не была. До Роберта доходили полуфантастические истории о том, что их род происходил от древних финикийцев. Может быть, в этих россказнях не было и доли правды, но одно обстоятельство ни у кого сомнений не вызывало – Мендоза были старейшими жителями города.

Доминго недавно исполнилось пятьдесят лет. Выглядел он значительно моложе: ни на голове, ни в бороде не было ни одного седого волоса, его лицо, фигура источали энергию и уверенность в себе. Он, конечно, щеголь, – подумал Роберт, – одет, как одеваются французы, несколько легкомысленно, скажем так: синий широкий сюртук из поплина поверх вычурного алого шелкового жилета и красные штаны до колен. Далее следовали белые чулки и туфли с бросающимися в глаза золотыми пряжками. Попугай, да и только, как и все эти, с континента. Впрочем, и среди англичан таких сейчас хоть пруд пруди… Черт возьми, не должен мужчина уподобляться павлину. Роберт невольно взялся за отворот своего темного сюртука, под которым виднелась рубашка с белым стоячим воротничком. Его кузен все еще что-то говорил.

– Позже у тебя будет возможность детально осмотреть весь дворец. Не думаю, что ты будешь им разочарован. Но сейчас нам лучше побыть здесь. Прислуга сюда не допускается, а то, что нам предстоит с тобой обсудить – не для чужих ушей. Первое, я могу называть тебя Роберто? Ведь так звучит твое имя на нашем родном языке.

– Если тебя не затруднит, то я предпочел бы, чтобы ты меня называл все-таки Роберт.

Доминго кисло улыбнулся.

– Хорошо, Роберт, так Роберт. Как поездка прошла?

– Признаться, она оказалась слишком долгой. Благодаря нашему «другу» Наполеону, мне пришлось пересечь Канал на рыбацкой шхуне, а остаток пути проделать по суше.

– Ах, да, Наполеон. Вот какая досада, – согласился Доминго. – Он вмешивается в судоходство, следовательно в торговлю. Может рано или поздно он поймет, что правительство должно заниматься делом, а не военными авантюрами.

– Он ваш союзник, – сухо заметил Роберт.

Это замечание, казалось, Доминго слегка озадачило.

– Наш? Мой? Я не знаю этого человека… Ах, ты имеешь в виду – он союзник Испании?

– Именно.

– Малыш, – мягко произнес Доминго, – твой отец мне много раз говорил, что твой ум – ум не молодого человека, а гораздо более старшего. Не уверен, что сделав это заявление ты хорошо подумал.

«Черт возьми, не надо было его задевать», – понял свою оплошность Роберт.

– Я лишь имел в виду… – попытался он сгладить невольную резкость, но испанец сделал протестующий жест рукой.

– Я понимаю, что ты имел в виду. Шесть лет назад ваш мистер Питт втягивал Испанию в войну против Франции. Затем, три года спустя, этот идиот Чарльз IV, который, да поможет нам Господь Бог, имеет возможность стать королем Испании, заключил сепаратный мир с этим выскочкой Бонапартом и объявил войну Англии, – Доминго пожал плечами. – А как в войну оказались втянутыми остальные?.. Россия, Австрия, Неаполь…? Полагаю, что это одному Богу известно, а что касается меня, то я перестал в этой кутерьме разбираться. – Он усмехнулся. – Даже за то время, пока мы здесь с тобой беседуем, ситуация может измениться.

– Это спорные вопросы, – тон Роберта не смягчился.

Настроение Доминго резко изменилось и он стукнул кулаком по столу.

– Семья. И это – единственный спорный вопрос для нас… Я не испанец, мой дорогой кузен, а ты… Ты можешь настаивать, чтобы тебя называли Робертом, но англичанин из тебя все равно не получится. Мы – Мендоза, а это вещь гораздо более важная, она переживет и генералов, и королей и всех остальных дураков, которые, сами того не ведая, пляшут под чужую дудку.