Умная пуля - Фридрих Незнанский

Внезапно стало легко и хорошо. Открылась какая-то дверь, и на четвереньках выползла голая женщина. На заднице у нее была надпись, сделанная губной помадой: «СССР». Она стала делать вокруг них круги, бормоча: — Я «Луноход-один». Я «Луноход-один». Поремский заржал. Засмеялись и остальные. Он обнял девицу, с которой курил, и, проводя по коридору, спросил: — Слушай, а где Тур? — Ну ты и обкурился, — ответила она, повисая на крепком плече. — С кем сейчас забивал косячок? — С каким-то дебилом и волосатой обезьяной в матроске. — Вот эта обезьяна и есть Тур. — Да? А что мы гуляем сегодня? — задал вопрос Поремский. — Когда на человека внезапно сваливаются бешеные бабки, грех не собрать друзей. Согласись, это по-звездному! — Знаешь, — доверительно склонился Поремский к ее лицу, — я сто лет не был у него. Давно этот в туалете изображен? — Это ты про Коха? Так его Тур выбросил, когда расстался прошлым летом. Сейчас он с этим старым козлом. Честно говоря, не понимаю. Такие мальчики к нему клеятся. Ты не из них? Поремский быстро избавился от спутницы и освоился с географией квартиры. Заметив, что Тур исчез в одной из комнат, встал напротив нее перед картиной. К счастью, это был пейзаж в фиолетовых тонах. Поджидая Тура, стал ритмично раскачиваться. Наконец появился хозяин квартиры. Он остановился возле Поремского. — Рерих? — спросил Володя. — Подлинник, — уточнил Тур. — А знаешь, в чем прикол? — произнес Поремский. — Ну? — заинтересовался племянник Жбановского. — Если долго смотреть в ультрамарин неба, увидишь, как появятся и засверкают звезды! Тур стал рядом и принялся медленно раскачиваться. Наконец он увидел. — Во, блин, Кастанеда! — обрадовался он. — Как говаривал Дон Хуан, ищи пограничные ситуации. — Поговорим? — предложил Тур. — Пойдем, — согласился Поремский. Их место у картины заняла девица. Она немного покачалась и разразилась смехом: — А если взять коньяк, то звездочек будет три или лучше пять! — Какие пограничные ситуации ты познал? — спросил Тур. — Между явью и сном, жизнью и смертью, на грани преступления, опьянения, наркотического бреда, — перечислил Поремский. — А грань между женщиной и мужчиной не пробовал? — Нет. Не могу представить, — признался Владимир. — Никогда не общался с гермафродитами и транссексуалами. — Это и не надо. Ну, допустим, представь: в комнате ты и девочка. Гаснет свет. Она медленно расстегивает твои штаны. Приспускает трусы. Начинает покусывать яички. Как ощущение? — Нет слов. Кайф. — Плавно загорается свет. Ты видишь у себя между ног мужскую голову! — Тьфу. Блин, дурак! — передернуло Поремского. — Вот это и есть: между мужчиной и женщиной, когда не знаешь, с кем имеешь дело, и играет роль только процесс! На Тура набросился один из его старых знакомых. Володя прошел в другую комнату. И замер, увидев ее. Девушка неземной красоты с бархатистой кожей весело смеялась, обнажая белые зубки. Он прислонился к косяку. Вдруг для него все пропало, кроме нее. Он невольно любовался каждым ее движением, каждым жестом. Она вскинула на него свои синие глаза. На миг взгляды пересеклись. Девушка удовлетворенно перевела взгляд. У Поремского возникло странное ощущение, что она его давно «пасет». Он пошел на небольшую провокацию. Тряхнув желтыми непослушными волосами, развернулся. Пошел, следя за ситуацией в стекло двери. Она внезапно бросила своих веселых собеседников и кинулась следом. Он вышел в коридор. Дошел до одной из комнат и, заскочив в нее, оставил дверь приоткрытой. Мимо быстрым шагом прошла девушка. Владимир вышел и бросил вслед: — Вы случайно не меня ищете? — Нет, — обернувшись, машинально ответила она. — Уф, — выдохнул с облегчением Поремский, — ну и слава богу! — Сволочь! — прозвучала высокая оценка шутки. — Между прочим, еще сто лет назад, — произнес Поремский, — «сволочь» означало — лучший друг. То есть тот, с кем можно со волочь сани. — А вообще-то, ты мне подходишь. Я коллекционирую белобрысых красавчиков. — Опять неточность. Брысь — это бровь. А они у меня не белые! — У Тура обычно собираются экстремалы. Я вас не знаю. В чем ваш талант? — Я увлекаюсь красивыми женщинами. — И это опасно? — прошептала она. — Смертельно опасно. Красивых ведь намного меньше, чем мужчин с врожденным чувством вкуса. — Вы Казанова? — сделала она предположение. — Нет. Казанове легко. Он не брезгует ничем. Я же имел немного женщин, но все они просто супер, — произнес Поремский, предлагая продолжить разговор в движении. — Скажите, вам важно было начать разговор первой? — Да, — кивнув головкой, произнесла она. — Почему? — Мужчины делятся на два типа. Охотники и жертвы. Я предпочитаю охотников. — Знаете, мы с вами близки. Я делю женщин на волчиц и берущих коровьим покорством в глазах. Так вот, я предпочитаю волчиц. — Значит, мы выбрали друг друга без насилия и принуждения? — сделала она предположение. — Что-то подсказывает мне, что эта встреча принесет одному из нас много горя. В дымном тумане Володя взял ее за плечи и тихонько втолкнул на кухню. Его внимание на миг отвлекло позвякивание в левом углу. Он повернул голову. В фарфоровом блюдце на медленном огне кипели иглы от шприцев. Внезапно стало нехорошо. Не хватало еще подцепить какую-нибудь заразу. Столько ее развелось. Одних гепатитов с десяток. Почувствовав изменение настроя, она вырвалась из объятий. С усмешкой глянула на так испугавшие мужчину железки и вышла. Владимир скользнул в коридор и попробовал открыть входную дверь. Она не поддалась. На стене висела коробка домофона с единственной кнопкой открытия. Но без сигнала снизу замок не срабатывал. Поремский, прикрыв глаза, опустился на пол в ожидании очередного посетителя. Подошла, цокая каблуками, женщина. Склонилась, обдав смесью хороших духов и перегара. Запустила руку в волосы. Помотала головой. Затем расстегнула рубашку и с явным удовольствием пощупала грудную мышцу. Поремский лихорадочно перебирал варианты выхода из положения. Рука уверенно полезла в бумажник, где, ко всему прочему, в нарушение директив, запрещавших хранить документы совместно с деньгами, лежало служебное удостоверение. Володя ловко перехватил руку и, вздрогнув, открыл глаза. Это был хозяин квартиры. Волосатая лапа неожиданно оказалась очень сильной. Он, легко преодолевая сопротивление, подводил руку к горлу. Володя не стал дожидаться, пока его хладнокровно задушат, а, опрокинувшись на спину, вставил колено между собой и оппонентом. Затем в перекате резко выпрямил ногу, Тур, неожиданно для себя, пролетел через шестиметровый коридор и, стукнувшись о вешалку, рухнул. На него попадали висевшие на ней вещи. В дверь позвонили. Володя нажал на кнопку. Раздался голос: — Турист, отворяй. Атаман пришел. Поремский нажал еще раз. Дверь открылась. Он выскользнул на лестничную площадку, вбежал наверх. Упал и замер. Услышал шаги нескольких человек. Затем голос: — Так, значит, нас встречают. Шкет, ты что, совсем нюх потерял? Мухой наверх. Все проверить. Володя быстро сунул документы за стоявшую у стены обувную коробку. Снова распластался. — Есть один, — раздался голос над самым ухом, — датый. — Ща посмотрим, — раздался голос, не предвещавший ничего хорошего. Володя почувствовал удар ногой по лицу и, медленно приподнявшись, приоткрыл глаз. Обстановка могла желать лучшего. Человек восемь здоровых пацанов. Посредине мужик неопределенного возраста в длинном кожаном плаще. В руках пистолет. А в глазах отсутствие даже намека на какие-нибудь сомнения. Кивок головой, и несколько рук его обыскали. — Пустой. — Так не бывает, — произнес человек, называемый Атаманом, — должны быть ключи от квартиры. — Может, кто до нас? — высказалось предположение. — Ребята, вы че? Пушку не надо… — проскрипел Володя голосом алкоголика со стажем. — Я сам щас, как газовая бомба. Ох, хреново! Затем его стошнило, и он издал громкий протяжный звук. Ребята заржали. Главный махнул рукой, и банда ввалилась в притон. Поремский поднялся. Быстренько сбежал вниз. Открыл дверь. Вдохнул свежего воздуха. У подъезда стояла машина «скорой помощи». Задняя дверь была приоткрыта. Стройная сестричка в коротеньком белом халатике, наклонившись, что-то пыталась вытянуть. Он замедлил ход. Раздался голос: — Молодой человек, вы носилки не поможете вытащить? Поремский радостно кивнул. Согнувшись, начал влезать в фургон и неожиданно почувствовал укол в ягодицу. Удивленно оглянулся. Это была она. Посмотрел в распахнутые глаза с прыгающими чертиками и рухнул. Все почернело. Он провалился и полетел. Черти из глаз девицы вырвались и понеслись с ним, закручивая, швыряя из стороны в сторону, увлекая в дикую сатанинскую пляску.

Глава 4 Хождение по лабиринту

Александр Курбатов после недолгих катаний по Мытищам наконец обнаружил голубое здание без окон и дверей. Это и был НИИ автоматики и приборостроения. На проходную за ним спустился молодой человек и проводил в приемную генерального директора. Указал на мягкий диван коричневой кожи. Сам же уселся на место секретаря и углубился в бумаги. Курбатов, невольно вынужденный рассматривать его рабочее место, несколько удивился некоторым деталям. Календарь с влюбленными зайчиками, зеркало, предназначенное явно не для посетителей, пузырек с жидкостью для снятия лака, стоявший рядом с клеем и емкостью с белой затиркой, предполагали два варианта: либо секретарша временно отсутствует, либо с молодым человеком что-то не так. Ждать директор заставил недолго. Раздался звонок, и секретарь, встав, открыл дверь и произнес: — Прошу. Входите. Курбатова слегка коробили эти манеры. Выросший среди всяческого рода условностей, он рано пришел к убеждению, что хорошие манеры и правила поведения не более чем разновидность обыкновенной глупости. Человек не может надеть со смокингом кроссовки, потому что становится смешон. Пусть надевает, если ему комфортно. А насмешников остается лишь пожалеть, как рабов мимолетных взглядов. Он принципиально не носил галстук. Этот «хомут на шею» не имел абсолютно никакого функционального назначения. Вот и сейчас дверь мог бы открыть сам. Слава богу, не инвалид. Вошел, представился. Навстречу ему поднялся ничем не выдающийся мужчина лет пятидесяти с аккуратным пробором от низкого лба. Он мягко произнес: — Профессор Чабанов Виталий Игоревич. Бывший заместитель Марка Борисовича, вечная ему память. Какой был человечище! Нам не чета! Сейчас таких нет. Измельчал народ. Впрочем, время титанов прошло. Наступила эра творческих коллективов. Когда каждый добросовестно делает свой маленький кусочек, и все вместе моделируют одного гения. Ну что это я о науке расфилософствовался? Рад оказать посильную помощь следствию. Вот, отложил важное совещание. Давайте начнем с конкретных вопросов? — Расследованием убийства столь серьезного человека занимается Генеральная прокуратура. Мне поручено изучить производственную и научную стороны деятельности Марка Борисовича. Он ведь занимался достаточно серьезными вещами? Быть может, причины трагедии кроются где-то недалеко? Расскажите о планах, делах и прочем. Какие велись разработки? Были ли серьезные конфликты? — Наш институт производит современную измерительную технику СВЧ-диапазона: генераторы сигналов, аттеннюаторы, фазовращатели, измерители напряженности поля, приборы для линейно-угловых измерений и дозаторы жидких и сыпучих веществ, конверсионные товары, но это не главное. Основное во втором, закрытом управлении. Там ведутся разработки системы наведения бомб и ракет. И если Штаты нас превосходят в технологиях, то по идеям мы идем на несколько лет впереди. — Вы можете назвать приоритетные разработки, в которых принимал непосредственное участие Марк Борисович? — задал вопрос Курбатов. — Я дам распоряжение. Вам подготовят список направлений и руководителей. Извините, рад бы сам, но в ближайшее время предстоит принять столько дел, вникнуть в темы. Пока сверху не пришлют нового руководителя, иногда годы приходится тянуть воз вридам. Да если и назначат, то неизвестно кого. И, как назло, секретарша в отпуск умотала. Как вы думаете, она также переходит к новому шефу по наследству или надо подыскивать на свой вкус? — Знаете, не в обиду будь сказано, все руководители одинаково заблуждаются, считая, что именно они выбирают секретарей. Все обстоит как раз наоборот. Ну, в этом вам предстоит скоро убедиться на собственном опыте. Ладно. Она была в курсе всех дел? — спросил Курбатов. — С такой фигурой? Не смешите. Шучу. У меня другие правила. Жалко девчонку, но придется ей переменить профиль работы. Слишком она отвлекает от дела. Мне как принципиальному семьянину вообще претит аморальное поведение. Кстати, пообщайтесь с бывшим секретарем парткома. Кажется, уже были сигналы в министерство. Мир, как понимаете, не без добрых людей, дерьма всякого хватает. Знаю, что предшественник Марка Борисовича на женском деле погорел. В советское время за это давно бы выперли. Сколько на моей памяти светлых голов послетало! Но я далек от этого. В тонкостях не разбираюсь. Мне для дела нужен презентабельный и обязательно умненький мальчик, чтоб был в курсе всех событий. — Вы говорите, у него были анонимные недоброжелатели? — уточнил Курбатов. — А причины? — Знаете, наш институт до восьмидесятого был военным. И все начальники отделов, лабораторий, старшие научные сотрудники, младшие научные сотрудники тоже. Однако, когда полковник Марк Борисович Жбановский блестяще защитил докторскую и стал ведущим специалистом в области автономных систем наведения тактических ракет, ситуация несколько изменилась. Не поймите меня неправильно. Я очень уважал его авторитет как ученого. И просто человека. Кстати, при исследованиях разделяющихся самонаводящихся ядерных боеголовок он получил три смертельные дозы. Все, кто с ним работал, умерли, и никто не помнит даже имен, а Марк Борисович только облетел. Ни одного волоска на всем теле… Несколько отвлекся. Кого назначать начальником института вопрос не стоял. Он официально был утвержден приказом. Была другая проблема. Наверху решили, что у него не совсем чисто с шестым пунктом. К диссидентам — профессорам и даже академикам — как-то привыкли. А вот генерала от науки с таким именем иметь было опасно. В любой момент может устроить политический кризис. Кто его знает, что у него на уме? Поэтому в восьмидесятом институт был переведен в статус гражданского закрытого… Многие офицеры — элита, костяк, мозговой генофонд — ушли в войска. Другая часть не смогла расстаться с наукой, любимым делом, в том числе и ваш покорный слуга, и осталась в качестве гражданского персонала. Ну и некоторые затаили обиду за сломанную карьеру. А у Жбановского генеральский китель уже был сшит и до сих пор хранится в шкафу. Психика потрясения не вынесла. Он несколько месяцев провалялся у Кащенко. Слава богу, закончилось все удачно, но время от времени странности и чудачества проявлялись… Знаете, мне действительно некогда. Мы еще увидимся, а сейчас для ввода в дело я дам вам толкового человека, который и поможет вникнуть во все проблемы. Как ученый, я понимаю, любая версия имеет право на существование, пока не доказана ее абсурдность, — закончил речь профессор. Чабанов встал. Подошел к столу и нажал кнопку. Немедленно открылась дверь. Возникла неуклюжая, заплывшая жиром фигура с блестящей головой. Огромные хохляцкие усы делали ее очень похожей на моржа. Курбатов хотел было спросить, не специально ли ему подобрали напарника по весу, но решил промолчать. — Гончаренко, вот товарищ из прокуратуры, — распорядился Чабанов. — Проведешь его по второму управлению, лаборатории пятнадцатая, семнадцатая, тридцать вторая, ну, пожалуй, одиннадцатая. Больше у нас засекреченных разработок нет. Гончаренко повел Курбатова по переходам и лабиринтам. Шли довольно долго. Саша представил, что его на экскурсию ведет живой морж, и, несколько повеселев, задал вопрос: — Гончаренко, а что вы думаете относительно причин убийства? — Вопрос не по зарплате, — ответил «морж». — Ну что ж, а как насчет секретарши? — Она, конечно, мозги может любому расплавить, но вся искусственная. Предпочитаю натуральных. — Это как? — заинтересовался характеристикой Курбатов. — Чтоб было за что подержаться. Эффектная блондинка с синими глазами и золотистой кожей, а на деле: краска, цветные линзы и солярий, — пояснил Гончаренко. Подошли к двери без опознавательных табличек. Гончаренко произнес: — Вот. Лаборатория номер пятнадцать. Из-за двери раздавались звуки. Гончаренко постучал. Никакой реакции. Тогда он принялся колотить в нее кулаком. Шум смолк. Через некоторое время «морж» еще раз тихо стукнул костяшкой пальца по металлической ручке. Дверь немедленно открылась. Курбатов невольно опустил голову. Появился небольшого роста коренастый крепыш. Он радостно оглядел двоих плотных мужчин. Для определения наличия паров этилового спирта не требовалось глубоко втягивать воздух. Достаточно было не страдать гайморитом. Гончаренко, показывая рукой, представил: — Семеонов Эдуард Робертович. Начальник пятнадцатой лаборатории. — Курбатов Александр Михайлович, старший следователь Генеральной прокуратуры. У меня к вам несколько вопросов. После чего начальник вышел. Дверь за ним захлопнулась. Он вынул из кармана ключи и открыл соседнюю, приглашая войти. Александр и Гончаренко устроились в креслах. Неожиданно «морж» начал первым: — Виталий Игоревич отзывался исключительно хорошо относительно ваших человеческих качеств и называл в числе наиболее перспективных ученых. — Чабанов? — искренне удивился Семеонов. Курбатов заметил на лице начальника лаборатории некоторое замешательство. Он кашлянул и произнес, обращаясь к своему провожатому: — Простите, в связи с таким понятием, как тайна исповеди, прошу оставить нас наедине. — А в связи с понятием государственная тайна я не могу позволить вам такую роскошь, — неожиданно твердо ответил «морж». Вмешался в разговор Семеонов: — Знаете, Гончаренко, я давал подписку. И я несу персональную ответственность перед государством, и прежде всего, своей совестью. А встречаться наедине я могу с кем угодно. Александр Михайлович, может, попьем пивка вечерком? — А вам разрешено без него? — кивнул с улыбкой в сторону надувшегося толстяка Курбатов. — Без него я даже с родной женой не имею права! — в тон ему подтвердил Семеонов. Гончаренко поднялся, насупился и вышел. Начлаб немедленно оживился: — Простите за наши, так сказать, местечковые разборки. — Не боитесь, что доложит вышестоящему начальству? — Нет, — ответил ученый, — мне нечего опасаться. Как вы слышали, я выдающийся исследователь. Конечно, несколько неловко за столь лестную оценку, но сказать ничего хорошего о Чабанове как ученом не могу. — А что он за человек? — спросил Курбатов. — Обыкновенный. Не знаю. Мы близко не контактировали. Может, как человек он и неплохой. — А Жбановский? — перевел разговор Курбатов. — Противоречивая была личность. Но, как и все гении, имевшая на это право, — произнес Эдуард Робертович. — Убийство могло быть каким-нибудь боком связано с тематикой вашей работы? — Теоретически — да. Но не в большей корреляции, чем пожар на Останкинской башне. Тема у нас действительно закрытая, но, честно говоря, пустячная и никому не нужная. Это даже хорошо, что не могу распространяться о ней, иначе было бы очень стыдно. Я думаю, ее засекретили, чтобы никто не узнал, какие деньги ухнули на безделушку. Жбановский нами даже не интересовался. А по поводу новых разработок, кроме секретаря, никто не сможет вам помочь. — В вашем определении невольно проскакивает уважение. Обычно таких называют секретаршами. — Секретаршами называют не таких. Поверьте, есть отличие помощника руководителя от обыкновенной секретутки. Впрочем, я думаю, вы еще измените свое мнение. Обиженный «морж» вновь потащил Александра по лабиринтам в противоположное крыло. Остановились у очередной двери. Она, естественно, также была заперта. Однако открыли после первого стука. Гончаренко, не желая еще раз подвергнуться гонению, только за—глянул и остался в коридоре. Курбатов вошел. Окинул взглядом помещение. Столы, компьютеры, бумаги, шкафы с литературой. Открывший продолжал стоять у двери, ожидая дальнейших указаний. Трое сидели за абсолютно чистым столом и смотрели азартно горящими глазами на внезапно возникшее препятствие. Курбатов удовлетворенно отметил прямоугольник колоды карт, выпиравший в районе кармана одного из сидевших. После чего произнес: — Мне нужно пообщаться с начальником лаборатории. Поднялся кавказского вида мужчина с тоненькими усиками над губой и произнес: — Гигишвили Шота Виссарионыч. — Я следователь Генпрокуратуры. Занимаюсь делом Марка Борисовича. Можем мы поговорить наедине? — спросил Курбатов. И, видя некоторое замешательство кавказца, добавил: — Если, конечно, вы не ловите мизер. Его слова произвели эффект фокусника, доставшего из цилиндра слона. — Дарагой, скажи, как догадался? — удивился нач—лаб. — Нэ забывайте, где и кем я работаю. Нас учат читать мысли по морщинкам у глаз. Исследователи быстро разложили карты. У Гигишвили действительно был мизер. С дыркой, но не ловился. Радостный начальник станцевал «лезгинку» и вы—гнал подчиненных курить. Курбатов спросил: — Могли исследования вашей лаборатории привлечь внимание потенциальных конкурентов? — Нэ смэши. У них это уже давно есть. Мы занимаемся слизыванием с готового аппарата, — пояснил Гигишвили. — Но, сделав аналог, вы можете повлиять на рынок и уменьшить их прибыль? — предположил Курбатов. — Ничего мы им нэ сдэлаем. К тому времени, как у нас выйдет опытный образец, у них это уже настолько устареет, что будут доплачивать за утилизацию! — К-какой же смысл всей этой работы? — Временами Курбатов начинал заикаться. — Есть такое понятие «госзаказ». Лет пять назад нэкто очень мудрый спланировал, что нам нужна эта фыгня, и забил дэньги под тему. Теперь она никому нэ нужна, но фынансыруют лишь ее. Естественно, средства перераспределяются, а Шотик должен прикрывать своим волосатым задом весь институт! — Гигишвили завелся. И зря, Курбатов уже потерял интерес к нему.