Танец пустоты - Олаф Бьорн Локнит

– Нет, пристроился сюда, – опроверг сплетни Мейгелен. – Как, угостим господина разжалованного душегуба молочком из-под бешеной коровки? Пусть хоть разок порадуется!

– Угостим! – согласился Ши. Как всякий обитатель Шадизара, он испытывал традиционную неприязнь к власть предержащим и не упускал случая, дабы слегка осложнить им существование.

Кувшин с дешевым туранским вином дружки прикупили заранее, по дороге. Возник краткий спор о числе добавляемых капель, сошлись на трех – человек все-таки намного меньше верблюда, как бы не отдал концы. Взболтав содержимое кувшина, Ши с самым независимым видом направился мимо Плешивца, но запнулся, услышав робкое: «Подайте на пропитание».

Обычно городские попрошайки вели себя куда нахальнее. Бывший палач, видно, не успел за пару дней освоить новое ремесло.

– С утра не подаю, – бросил Ши и, вполне похоже изобразив колебание, добавил, ставя кувшин поблизости от нищего: – С тебя и этого вполне хватит. Только сиди в углу, чтобы хозяйка не заметила.

Салдус вцепился в кувшин, как утопающий в соломинку – видно, его скромные доходы не позволяли раскошелиться даже на самое скверное пойло. Ши, юркнувший за гору пустых ящиков, и дожидавшийся его Мейгелен собственными глазами убедились, что Плешивец употребил щедрое подаяние по назначению, и теперь нетерпеливо ожидали последствий.

Те не замедлили проявиться.

Для начала Плешивец обеспокоено задергался, нехорошо озираясь и провожая жадным взглядом любую пробегавшую через двор женщину – от горбатой старухи-посудомойки до решившей наведаться в город танцовщицы из Хоарезма, один разговор с которой оценивался в полсотни золотых.

Созерцание не помогло. Салдус неуклюже поднялся на ноги, заковылял к черному входу и постучался. Открыла встрепанная девушка-служанка, угрожающе выставившая перед собой швабру с мокрой тряпкой. Плешивец принялся что-то настойчиво ей втолковывать, подкрепляя слова переходившими из рук в руки монетами.

– Значит, у него водятся деньги? – нахмурился Ши. – Чего ж тогда он просиживает тут задницу, прикидываясь нищим?

Девица неохотно отступила назад, пропустив Салдуса внутрь. Дверь захлопнулась, оставив пару жуликов в крайнем недоумении.

– Я должен это видеть, – упрямо заявил Ши Шелам. – Слушай, какое это заведение?

– «Алмазный водопад», – растерянно сказал Мейгелен. – Лучший шадизарский притон, и его туда впустили? Тут что-то не так...

– Может, он знаком с кем-то из прислуги? – высказал предположение Ши и, убедившись, что за ними никто не наблюдает, бочком приблизился к двери. Та запиралась изнутри на засов, но щель между створкой и косяком выглядела достаточно широкой, чтобы пропустить лезвие кинжала. Короткое движение вверх и чуть вбок – путь свободен.

– Если поймают, прикончат на месте, – бодро напомнил туранец и первым исчез за порогом.

Разыскать Плешивца оказалось проще простого. Он нырнул в крохотную кладовку рядом с входом, втащив за собой неосмотрительно впустившую его девчонку. Зажал ей рот, задрал юбку и, в точности уподобясь спятившему верблюду-мулаиду, с неслыханной для его возраста прытью вершил бесхитростнейшее из действ.

Слабые попытки девицы вырываться немедля пресекались.

– Однако... – фыркнул Ши. – Бойкий старичок...

– Надо его вышвырнуть отсюда, пока никто не заметил, – сердито буркнул Мейгелен.

Кончив труды, Салдус отпихнул всхлипывавшую служанку и, не задерживаясь, чтобы привести себя в порядок, целеустремленно двинулся к жилым помещениям. Девица сползла по стене и осталась лежать кучкой пестрого тряпья.

– Дедуля, тебе не в ту сторону, – Ши загородил Плешивцу дорогу, мельком отметив, что крохотные глазки бывшего палача лишились малейшей капли разума, а зрачки стянулись в крохотную точку. – Стой, стой, туда нельзя!

Ши не сомневался, что без труда скрутит Плешивца, однако не учел действия снадобья. Миг назад воришка протягивал руку, чтобы сгрести разошедшегося Салдуса за шиворот и выволочь на улицу, а в следующее мгновение мир качнулся, и Ши со всего размаху врезался в деревянную стену коридора. Взлетело облачко беловатой пыли – осыпающаяся побелка. Ши не устоял на ногах и не слишком ловко приземлился на пол.

Плешивец равнодушно перешагнул через валяющееся под ногами тело и зашагал дальше.

– Мамочка моя дорогая, – с трудом произнес Ши, и на пробу боязливо пошевелил различными конечностями. Вроде ничего не сломалось, однако возникло неприятное ощущение, будто по спине промчалось стадо буйволов. Мейгелен, присевший возле служанки и пытавшийся привести ее в чувство, уставился на приятеля со смесью недоверия и искреннего потрясения.

– Кажется, шутка зашла слишком далеко, – встревожено заметил туранец. Доказывая его опасения, невдалеке хлопнула дверь и раздался женский визг, подхваченный двумя или тремя голосами. Визг сменился испуганными воплями, кто-то помчался по коридору, топоча и зовя на помощь. Очнувшаяся девчонка тупо уставилась на приятелей, отползла в сторону и спряталась за сундуком, не прекращая всхлипывать. – Он ведь может таких дел наворотить...

– Есть предложения? – Ши осторожно встал, цепляясь за стену.

– Давай хотя бы глянем, чем он занят.

– Известно чем... Сейчас набегут тутошние вышибалы, как бы и им не досталось...

– Зато нас в суматохе не заметят. На худой конец что-нибудь соврем. И надо узнать, какой срок действия твоей отравы.

– Вдруг трех капель хватает на год? – испугался Ши. – Этого ж ни один человек не выдержит!

– На год – это перебор, – усомнился Мейгелен. – На полдня, от силы – на день. В следующий раз нальем поменьше.

«Следующего раза не будет», – хотел сказать Ши. Его заглушил всплеск разноголосых воплей, перемежаемый свирепыми проклятиями, шумной возней и безутешными рыданиями.

Звуки потасовки объяснялись чрезвычайно незамысловато – примчавшиеся на призывы о помощи здешние блюстители порядка (в количестве трех человек) тщетно старались оторвать Плешивца от приглянувшейся ему особы. Когда Ши и Мейгелен, соблюдая всяческую предосторожность, выглянули из занавешенных циновкой дверей черного хода, бывший городской палач как раз отделался от последнего повисшего на нем громилы, сбросив его в занимавший середину залы мелкий бассейн с искусственным водопадом, и вернулся к столь грубо прерванному занятию. Вторая после служанки жертва Салдуса, кутавшаяся в обрывки некогда дорогого платья, полулежала на ступеньках ведущей наверх лестницы и заливалась слезами. С площадки второго этажа через перила свешивался выводок хорошеньких, но перепуганных до полусмерти девиц, при малейшей опасности шарахавшихся назад и заходившихся пронзительным верещанием.