Солженицын. Прощание с мифом - Александр Островский

В Рыбинске находилось отделение знаменитой авиационной туполевской «шарашки» (1). Здесь А. И. Солженицын пробыл менее полугода и, как утверждала Н. А. Решетовская, использовался «по специальности — математиком» (2). 21 февраля 1947 г. Александра Исаевича вернули в Москву (3). До столицы он снова добирался в плацкартном вагоне в сопровождении спецконвоя. Оказавшись в Бутырской тюрьме, на этот раз он провел в ней не более месяца (4).

«В марте 1947 г., — писала Наталья Алексеевна, — Саню переводят в Загорск» (5). В Загорске тоже находилась «шарашка». В ней А. И. Солженицын пробыл около трех месяцев. За это время он успел побывать и математиком, и в библиотекарем, и переводчиком, и даже экспертом по научно-техническим изобретениям (6). Для человека, который плохо знал иностранный язык и вообще не имел научно-технического опыта, это по меньшей мере странно.

Летом 1947 г. в очередной раз спецконвой доставил А. И. Солженицына в Москву (7). «Находясь в московской тюрьме для военных на Матровской Тишине в июне 1947 года, — читаем мы в книге Б. А. Викторова, — Солженицын написал на имя Генерального прокурора жалобу-заявление». Признавая в этой жалобе, что «в переписке с Виткевичем и при встречах с ним допускал неправильное толкование по отдельным теоретическим вопросам и неправильно критиковал отдельных писателей и наши литературные издательства», соглашаясь с тем, что в стремлении «поскорее иметь свои собственные оригинальные суждения», «впал в горькое и тяжкое заблуждение» (8), А. И. Солженицын обращал внимание прокуратуры на свои боевые заслуги (9) и ставил под сомнение наличие в своих действиях «контрреволюционного умысла» (10). «…что это не так, — писал Александр Исаевич, — свидетельствуют мои произведения, которые были изъяты при моем аресте и приобщены к делу в качестве вещественных доказательств. Если внимательно ознакомиться с этими моими произведениями, отдельные из которых получили положительные отзывы, то можно усмотреть, что все они идеологически строго выдержаны, да иначе они и не могли быть по моему мировоззрению. Таким образом полностью отпадает версия предварительного следствия о моей контрреволюционной деятельности» (11).

В книге Б. А. Викторова на этом изложение жалобы А. И. Солженицына обрывается. К. А. Столяров далее приводит следующие слова: «Но если допустить, что меня в какой-то мере можно считать виновным по ст.58 п.10, если все мои ошибки считать преступлением по ст.58 п.10, то обвинение по пункту 11 ст.58 УК исключается совершенно…» (12).

Ответа на свою жалобу А. И. Солженицын на Матросской Тишине не дождался, вскоре его отправили в новую «шарашку», которая именно в это время была переведена из Ногинска в Марфино (тогдашнее предместье Москвы, современное Останкино) и здесь размещена в здании бывшей духовной семинарии: «по-ихнему „объект № 8“ или „спецтюрьма № 16“». Так 9 июля А. И. Солженицын снова оказался в столице[7] (13).

На сегодняшний день известно более трех десятков заключенных, которые в 1947–1950 гг. находились в Марфино (14). Среди тех, с кем А. И. Солженицын сошелся наиболее близко прежде всего следует назвать Сергея Михайловича Ивашева–Мусатова, Льва Зиновьевича Копелева и Дмитрия Михайловича Панина.

Л. З. Копелев родился в Киеве в 1912 г., учился сначала на философском факультете Харьковского университета, затем на германском факультете МГПИИЯ, после окончания которого в 1935 г. преподавал в МИФЛИ. С начала войны находился на фронте и вел пропагандистскую работу среди немецких солдат, в 1945 г. был арестован (16).

Д. М. Панин родился в 1911 г. в Москве, происходил из дворянской фамилии, был сыном присяжного поверенного, закончил Московский институт химического машиностроения, затем — аспирантуру, в 1940 г. его арестовали и по статье 58–10 приговорили к 5 годам заключения, а в 1943 г. по новому обвинению — к 10 годам (17).

Из числа тех, с кем еще Александр Исаевич познакомился в Марфино, следует назвать Игоря Александровича Кривошеина (1899, Петербург — 1987, Париж), отец которого Александр Васильевич (1857–1921) в 1908–1915 гг. занимал пост главноуправляющего землеустройством и земледелием, а мать Елена Геннадиевна Карпова (1870–1940) была двоюродной сестрой знаменитого московского предпринимателя Саввы Тимофеевича Морозова. Закончив гимназию «Русского собрания» и Пажеский корпус, Игорь Александрович в 1916 г. получил офицерские погоны, после революции воевал в белой армии, с 1920 г. жил в Париже, учился в Сорбонском университете и в Высшей Электротехнической школе, был инженером. Когда началась Вторая мировая война, участвовал в движении Сопротивления. В 1945 г. возглавил Содружество русских добровольцев, партизан и участников Сопротивления, в 1947 г. председательствовал на учредительном съезде Союза советских граждан. 25 ноября 1947 г. был выслан в Советский Союз, где вскоре арестован (18).

В Марфино А. И. Солженицын встретил своего друга Н. Д. Виткевича. Л. З. Копелев датировал эту встречу «началом 50-го года» (19). Н. А. Решетовская писала, что узнала о появлении Николая Дмитриевича в марфинской шарашке во время свидания с мужем 20 июня 1948 г. (20). Сам Н. Д. Виткевич утверждал, что был доставлен в Марфино после 7 ноября 1948 г. В чем причина этих расхождений и какая из трех названных датировок соответствует истине, сказать трудно (21).

То, что на «райские острова» попал А. И. Солженицын можно было бы объяснить случайностью, труднее объяснить случайностью появление вслед за ним на этих же «островах» и Н. Д. Виткевича. Еще более удивительно, что они оба оказались в Москве, причем в одной и той же «шарашке», в одно и тоже время.

Можно было бы ожидать, что, встретившись, Александр Исаевич и Николай Дмитриевич прежде всего обменяются сведениями о том, как они оказались за колючей проволокой. Однако увидившись после длительной разлуки, они ни словом не обмолвились о причинах и обстоятельствах их арестов. Более того, если верить Н. Д. Виткевичу, на эту тему они вообще не говорили ни в шарашке, ни после выхода на волю. Никогда (22).

«В… первую зиму шарашки — 1947–1948, — читаем мы в воспоминаниях Л. З. Копелева, — арестанты размещались в двух комнатах на третьем этаже… На втором этаже основные лаборатории» (23).

«В закрытом НИИ связи, — вспоминал Николай Дмитриевич, — я работал в вакуумной лаборатории, изготавливал первые отечественные кинескопы для телевизоров. Через коридор в акустической лаборатории работал Солженицын, изучая особенности звуков при прохождении теле– и радиоканалов» (24).

К этим словам необходимо сделать небольшое уточнение. Первоначально А. И. Солженицыну была доверена техническая библиотека, но «зимой 48–49 гг., — писал Л. З. Копелев, — шарашку передали новому хозяину — МГБ. Начальником стал Антон Михайлович В.» (25). Произошли кадровые перестановки и только после этого Александра Исаевича перевели из библиотеки в акустическую бригаду (26).

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});