Кошмарный принц - Денис Шулепов

Егор поверил в справедливость слов Дива и не возражал.

Див изобразил уход, обернувшись масляно-чёрным вихрем, взметнувшимся вверх и растворившимся в маковке осины. Егор снова остался один, он покрутился вокруг своей оси с закрытыми глазами и, отдаваясь интуиции, пошёл на северо-запад. Через какое-то время он попал на пустынную лесную дорогу, по которой, всё же, судя по двойной колее, иногда ходили машины. Дорога вывела к деревушке. Егор миновал её, не встретив никого, кроме пары игривых щенков-переростков. Для деревни было странно, что она такая сонная. Даже ни один петух не прокукарекал. От деревушки у Егора остался неприятный осадок. Он вышел на проселочную дорогу. Протопал около пяти километров, пока попутный «УАЗ Патриот» не нагнал его, и водитель, добродушный мужик с очень толстыми линзами очков («как таким только права выдают», — подумал Егор), подбросил его до Москвы.

Глава 33

Виктор Ильич услышал за окном шум и вырвался из повествования. Подошёл к окну и выглянул на улицу через тюль. У главных ворот какой-то пьяный панк материл совершенно безмятежных на вид детективов, сидящих со скрещенными на груди руками в картинно-классических позах на капоте своего чёрного авто. Вторая машина, курсировавшая по периметру, медленно проехала вдоль здания и снова скрылась за углом. Проводив её взглядом, Виктор Ильич вернулся к напарникам из первой машины. Один из них успел закурить. Панк продолжал сотрясать закрытые ворота, а дружки через дорогу — его подначивать. Ситуация казалась вполне контролируемой, но от фанатов, тем более такого популярного «адепта мрака», как Кошмарный Принц, нужно ждать чего-то непредсказуемого. И это не шутки, прецеденты беспощадного вандализма и жестокости имели место быть, за что Юру Клинова не раз пытались обвинить в подстрекательстве и разжигании беспричинных зверств. Смотритель понадеялся, что детективы отдают себе в этом отчет, пожелал им удачи и вернулся к писательскому столу.

Глава 34

Див был зол, но он был и истощен. Ему нужны были эмоции, а самые сильные по энергетике эмоции вызывал страх и выброс адреналина. Это-то и нужно, нужна пища. И в сложившейся ситуации Див мог довольствоваться только теми людьми, с кем мальчишка вступит в контакт более чем на пять минут. Однако лучше, чем ничего.

Мальчишка намеревался встретиться с одним из его лучших друзей.

— Ты где пропадал? — спросил друг.

— Лёша, где я был, там меня уже нет! — ответил Егор.

— В школе класснуха уже заколебала спрашивать: «Где Егор, где Егор?». Как будто если мы друзья, то я обязан знать, где ты пропал. Кстати, она домой тебе звонила…

— Фиг с ней.

— Завтра появишься?

— Ага. — И на этом тема была исчерпана.

Див почуял, как мальчишка умышленно, но неосознанно подавлял любопытство приятеля и справился довольно-таки неплохо, хотя мог вообще избавить себя от вопросов. Возможно, подсознательно ему хотелось рассказать. Скорее всего. Див нацелился на приятеля и без труда настроился на его энергетическое поле… как радиоприёмник на частоту волны (побывав в теле мальчишки, Див перенял всю информацию, которой тот владел и теперь старался ассоциировать себя в новом времени, идти в ногу с ним). Приятель мальчишки легко поддался влиянию, и Див уже знал, как напугать его. Подсознание друга Егора было заражено. «Я — вирус в совершенном компьютере, называемым человеческий мозг», — продумал на современный лад Див и остался доволен: сравнение звучало комплементом.

Див не спешил, он набирался сил, но и бездействовать не желал.

Дети расстались по меркам детского времени поздним вечером.

Лёше нужно было пройти пару дворов, прежде чем оказаться дома. Дворы обезлюдели. Фонари и свет из окон освещали улицу.

Мальчик зашёл в арку, соединяющую дворы. Арка являлась самым тёмным местом, и, когда на выходе появилась фигура, мальчик испугался. И испуг стал первой порцией инфернального голода Дива. Мальчик шестым чувством узнал человека. Старшеклассник с дурацкой кличкой Кирпич — потому как физиономией не вышел — шёл к мальчику. Мальчик собрался наутёк, но на плечи его упали две здоровые ладони. Он заорал. А Кирпич подбежал и со всего маху врезал ему по диафрагме. Трое били мальчика, пока тот не лишился чувств.

Крик ребёнка не остался незамеченным, его услышал мужчина, выгуливающий овчарку с парализованными задними лапами. Он выводил питомца всегда позднее остальных собачников, оберегая, как сам утверждал, психику своего Джульбарса, чтобы Джульбарс не пытался бежать за палкой или резвиться в веселой игре других собак. Мужчина оставил свою овчарку и поспешил к арке. Там он увидел мальчика, корчившегося в странных конвульсиях на асфальте. Мужчина подумал, что у ребёнка эпилептический припадок и вызвал по мобильнику «Скорую помощь», потом склонился над мальчиком, но стоило ему протянуть руки, как мальчик затих. Мужчина сообразил, что тот без сознания и расстегнул ворот его рубашки, потом отвесил ребёнку несколько оплеух, только эффекта оплеухи не возымели. Обморок был глубоким. Мужчина поднял мальчика на руки и отнёс на ближайшую скамейку.

Приехала «Скорая», мальчика увезли. Врачи не смогли привести ребенка в чувство и глубокий обморок перерос в кому, причины которой были совершенно не понятны. Врачи развели руками, пытаясь размытыми фразами специальной терминологии успокоить истерику несчастных родителей.

Див ликовал. Он надеялся, что завтра, узнав о случившемся, мальчишка Егор не заподозрит неладное. Мальчишка не осведомлён в тонкостях магии, чтобы в его голове так сразу зародились первые подозрения, но и не глуп, чтобы не догадаться вскоре. Потому придётся набираться сил с постоянной оглядкой на мальчишку-хозяина. Дива бесило это. Он, могущественный демон тьмы, ограничен властью ничтожного человечка! Как постыдно! Единожды попавшись в магическую закрепь, нелегко обрести свободу. И уже не кажется утешением, что чернокнижник Иван в конечном итоге лишился рассудка и попал под силу мрачных снов, посылаемых ему Дивом. Сны царю представлялись вещими, они внушали ему всевозможные заговоры и предательства среди своих придворных и челяди.

Завтра мальчишка идёт в школу…

Глава 35

Всё тело окостенело. Особенно ныли ноги и шея. О скрюченных артритом пальцах вообще речь не велась. Если раньше Виктор Ильич и задумывался над выражением «как разбитое корыто», пытаясь представить ощущения, то отныне знал, что значит быть разбитым корытом. Увидев себя сейчас в зеркале, он не ручался, что не испугался бы отражения. А ещё жажда, от которой кряхтел и не мог откашляться, будто слузгал кило пережаренных семечек. Виктор Ильич сомневался, что эту жажду можно утолить водой. Чем угодно, но не водой. И не квасом, и не кока-колой… Почему, почему мысль о выпивке преследует? Почему не оставит в покое? Ужели так хочется выпить? Нет, ведь. Одна мысль вызывает тошноту. Тогда что? Что с ним? Он же никогда так не тяготел к спиртному! Словно запретный плод, о котором наперёд знаешь, что он червив, а то и отравлен, но тянешься, тянешься, как полный болван, чтобы хапнуть и вгрызться в гнилую червоточину. Жуть… И ведь знаешь, что придёт момент, когда не сможешь устоять и бросишься сломя голову за бутылкой. Знаешь… поделать вот только ничего не можешь, ничегошеньки! Виктор Ильич нутром чувствовал: сдаются позиции. Он никогда не думал, что способен быть таким мягкотелым и беспомощно-бесхребетным.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});