Море играет со смертью - Астафьева Влада

– Да… Да, именно так. Я узнала о величайшем чуде, о котором мечтала, молилась даже – хотя я, если честно, всегда была посредственной верующей, просто приученной к церкви… Это не важно. Я хотела! Теперь вот получила – и растерялась.

– О чем вы тогда думали?

– Что оказалась на перекрестке. Я могла пойти одним путем, другим, и это были бы очень разные пути. Мне даже посоветоваться было не с кем! Я не оказалась в одиночестве, нет… Просто я, настоящая я, очень отличалась от той меня, которую знали родные и близкие. Они бы никогда не поняли моих сомнений… С чего мне сомневаться? У меня крепкий брак, любящий муж, работа, квартира, машина, дача… Господи, у меня все было! Люди считают, что если у тебя все есть – не выпендривайся, ты не имеешь права чувствовать себя несчастной! Да я и не была несчастной, просто… Я поняла: если я оставлю ребенка, я уже не смогу уйти. Если я хочу подать на развод, мне нужно сделать аборт. Я кажусь вам чудовищем, да?

– Нет, не кажетесь.

– А самой себе кажусь, – покачала головой Елена. – Какая кощунственная мысль: убить моего Тимку, моего Тимура! Меня оправдывает лишь то, что тогда он не был Тимкой. Это был мой плоский живот и задержка месячных. Эти два факта не равнялись для меня ребенку. Я хотела вырваться… Я прожила в браке почти десять лет, но тогда впервые подумала о том, что не нагулялась. Но кто же простит женщину, которая сделала аборт только потому, что захотела свободы?

– Поэтому вы оставили ребенка?

– Не только поэтому… Я вдруг подумала: что, если в новых обстоятельствах наши прошлые отношения вернутся? У нас еще не было такого опыта. Мы снова станем командой, способной на все! И мы будем любить друг друга, как раньше… Вот тогда я рассказала про беременность Андрею. Он так обрадовался… Мысли про аборт исчезли, сомнения тоже, но я ведь их запомнила… Просто они на долгие годы стали неважными.

Поначалу надежды Елены действительно оправдывались: их маленькую семью сплотила беременность. Все перемены они проходили вместе и принимали если не с восторгом, то с интересом. Когда двое поддерживают друг друга, многое становится простым.

Рождение ребенка сделалось тем испытанием, тем грандиозным потрясением в их устоявшемся мирке, которого они давно ждали. Правда, Елена уже не чувствовала былой любви к мужу, да и за Андреем больше не замечала слепого обожания. Однако любовь к сыну с лихвой компенсировала это им обоим.

– А через несколько лет оказалось, что только такая любовь у нас и осталась, – признала Елена. – Если говорить о настоящей любви… Мы оба любили Тимура, но не друг друга. Он держал нас вместе, как… Ну… Как общая цель удерживает команду, наверно. Команду чужих людей. Я уже тогда начала злиться на Андрея за все сразу… Часто это было нечестно, совсем уж нечестно, но я все равно злилась…

– За что именно?

– За то, что он не любил меня так, как раньше. И за то, что я больше не могла любить его так, как раньше. Представляете? Несправедливо, но иначе не получалось. Та любовь, которая была у меня изначально, оставалась чувством в себе. Она была не путем к какой-то цели, а моей наградой. Я была счастлива чувствовать ее! А больше не могла… Любовь к сыну – это совсем другое. Мне было обидно из-за того, что мы с Андреем стали такими, я не могла поверить, что это навсегда. Но о разводе уже и речи не шло, по крайней мере, до совершеннолетия Тимура. Мы ничего такого не обсуждали, это казалось каким-то негласным договором между нами. И Андрей первым нарушил этот договор! Он завел любовницу…

За годы, вновь ставшие долгими и бесцветными, Елена и сама не раз подумывала о том, чтобы найти себе другого мужчину. Возможно, ненадолго, просто чтобы попробовать… Ну что она в жизни знала? И кого она знала? Муж стал ее первым мужчиной – и остался единственным. В годы их любви она и мысли не допускала о том, что этого может быть недостаточно. А теперь ее не покидало раздражающее чувство, будто она упустила нечто важное, и нужно наверстывать, пока не стало слишком поздно… если уже не стало.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но она все равно оставляла желания при себе и не решалась ни с кем познакомиться. Андрей же пошел дальше. Возможно, из-за таких же сомнений, как у нее. А может, не было никакой сложной причины. Ему просто захотелось разнообразия в постели, которое Елена не могла обеспечить. Он перед ней не отчитывался – он вообще надеялся, что жена ни о чем не узнает, но вышло иначе.

– Я даже не представляю, была ли та любовница у него первой… Просто она стала первой, о которой я узнала наверняка. Было так больно и обидно… И из-за того, что он предал меня, и из-за того, что я-то, дура, не решалась, считая это подлостью, а он ни в чем себе не отказывал…

– Что вы сделали, когда узнали об измене? – спросила Полина.

– Скрывать это я не стала, да я и не смогла бы это скрыть! Я устроила скандал, вышвырнула Андрея вон. Он очень извинялся, кричал, что это первый и последний раз, молил пустить его домой. Клялся, что любит меня и сына, жить без нас не может. Это вроде как снова было потрясение, нечто новое в нашей семье, но меня не покидало ощущение, что мы живем в каком-то дешевом ситкоме. Все, что с нами происходит, типично… Вот муж, который изменяет и кается. Вот жена, которая, как овца, прощает и верит, будто это действительно последний раз. Я сначала пустила его, ведь иначе меня бы снова не поняли… И я так разозлилась на себя за это! За то, что пустила его домой так легко, и за то, что не могла не думать о мнении других. Мне вдруг показалось, что он слишком мало наказан, он недостаточно страдал за свой проступок. Начать с ним скандал после примирения я не могла, я бы выглядела истеричкой… Уж лучше бы я устроила скандал! Я сделала куда большую глупость…

Полина уже видела, что этой семье просто не повезло. И Елена, и ее муж были людьми самодостаточными, умными, умеющими зарабатывать. Вместе их держали только чувства, у них не было острой необходимости жить под одной крышей. Увы, рядом не оказалось никого, кто сумел бы помочь им, подсказать, что все на самом деле не так уж плохо, просто бурная студенческая любовь переродилась в нечто новое, крепкое, важное… Вместо этого понимания пришли конфликты, и ситуация покатилась под откос.

– Я рассказала обо всем Тимуру, – продолжила Елена. – О том, что у папы появилась другая женщина, что папа хотел от нас уйти… Не знаю, чем я думала. Но мне так хотелось наказать Андрея! Чтобы он страдал, как я страдала…

– Нельзя измерить чужое страдание.

– Мне тогда казалось, что можно… А еще казалось, что ничего по-настоящему плохого не случится. Тимурка просто покошмарит папу, потом забудет. Для Андрея это стало бы куда более значимым наказанием, чем моя обида, сына он всегда обожал. А Тимуру исполнилось тогда всего одиннадцать лет, он должен был забыть!

Полина едва удержалась от того, чтобы укоризненно покачать головой – сейчас это стало бы лишним и ненужным. Но слишком уж распространенной была ошибка… Родители за эти одиннадцать лет привыкают, что их ребенок – милый, зависящий от них малыш. Принимающий их слова как абсолютную истину. Они часто упускают момент, когда перед ними оказывается вполне сформировавшаяся личность, делающая собственные выводы.

Вот и Елена угодила в такую ловушку. Слова, которые она считала безобидной местью, повлияли на Тимура куда сильнее, чем она ожидала. Мальчик затаил глубокую, искреннюю обиду на отца. Уже и Елена простила мужа – а Тимур не мог.

– Что-то сломалось в отношениях между ними, – признала Елена. – Большую часть времени все было нормально, но… Даже в те мирные дни я замечала, что Тимка нет-нет да и взглянет на Андрея волчонком. Он думал о чем-то своем, но не говорил нам, о чем. А уж если они ссорились… Рано или поздно доходило до воспоминаний о той измене. Андрей пытается упрекнуть Тиму за плохие оценки, а тот в ответ: «Какая тебе разница, как я учусь? Ты все равно скоро уйдешь к другой и заведешь себе новых детей, вот их и расти умными». Я ему такого не говорила, клянусь! Он это уже сам додумал…