Жемчуг в золоте - Екатерина Сулименко

защиту. Вновь началась качка. Навалилась дурнота, которую до этого момента никто не замечал. Мы до боли сжимали руки и зубы. Осталось совсем чуть-чуть, брешь сузилась и стала едва заметной. Но её нельзя было оставлять вот так, она со временем разверзнется вновь…

Узел! Последний. Чтобы закрепить швы и стянуть провал до конца.

Закрыто.

Ветер трепал паруса-лохмотья. Небо по-прежнему угрюмо нависало, и мачты едва не цепляли тучи. Природе нужно время, чтобы успокоиться, но своё дело мы сделали. Испытание мы прошли.

Сила текла ровно сквозь наши руки. Ровно и спокойно — так, как и должно. Мы медленно и осторожно начали вбирать силу обратно от рук в область сердца, размыкая мост. В нём больше не было нужды.

— О, Матушка! — простонала Лалли с облегчением. — Ты отдавила мне руку, ты знаешь?

— Прости. Но ты тоже не отставала. — Я выразительно потрясла рукой.

Оринни тяжело поднялась на ноги, зажав рот ладонью и, шатаясь, устремилась к лееру. Её тело содрогнулось, и она свесилась за борт. До нас донеслись звуки рвоты.

— Нас всё-таки укачало. Боюсь, я сейчас присоединюсь к ней, — тяжело дыша, пожаловалась Лалли. — Мне кажется, к этому невозможно привыкнуть.

— Согласна с тобой.

— Ты много раз плавала на корабле?

— Я?.. Этот раз — первый.

Лалли, подставлявшая лицо ветру, изумлённо посмотрела на меня.

— О, вот как? Впервые, да на «Чёрном быке»! После него, я уверена, тебе, да и нам всем, ничего не будет страшно!

Я повела плечами. Магия узора на запястье согревала, но одежда была мокрой, и это было очень неприятно.

Оринни вернулась к нам. Её ноги заплетались.

— Простите за это, — пролепетала она и без сил бухнулась рядом с нами.

— Да брось, — мотнула головой Лалли. — Я сама готова сделать так же…

— Мне интересно другое. Почему мы до сих пор ещё здесь? Как нас должны вернуть? — осенило меня.

Во время ритуала мы вовсе не думали об этом.

Лалли и Оринни вздрогнули. Мы разом прикоснулись к своим запястьям. Нам было обещано, что если что-то с нами случится, то клятва нас вернёт во Дворец-на-Утёсе. Но что же с возвращением после завершения задания?

— Мы разве что-то забыли?.. — проговорила я. — Мы ведь закончили ритуал! Мы утихомирили свадьбу, разогнали гостей… Что ещё?

— Да, мы всё сделали, — подтвердила Лалли и вдруг она испуганно посмотрела за мою спину. — О нет… — простонала она едва слышно. — Только этого нам не хватало!

Оринни посмотрела, куда указала Лалли, и отшатнулась.

Я обернулась. И застыла.

С нами на шхуне был ещё один пассажир.

Она находилась в отдалении от нас, ближе к корме. Она сидела на табуретке, которая даже ничуть не елозила по палубе при качке, и вокруг неё была разлита розовая пена. Тонкие синеватые руки, покрытые жутким узором из чёрных вен, с усилием водили скомканной мокрой простынёй по стиральной доске.

В кадке была вовсе не вода.

Прачка подняла голову и уставилась на нас.

— Что бы ни случилось, не заговаривайте с ней! — прошипела Оринни. — Молчите!

— Дорогая, мы на мёртвом корабле, — с нервным смешком ответила я. — Если мы заговорим с прачкой, хуже не станет. Потому что и так хуже некуда!

— О, всегда есть, куда хуже, — мрачно возразила Лалли.

Прачка, не отводя от нас взгляда, встала с табуретки и рассеянно поволокла за собой разбухшую простыню. Она ведь стирала её в крови, и за ней по палубе тянулся кровавый след.

Она была одета дорого. Дорогая кружевная сорочка, вывернутый наизнанку шёлковый халат, небрежно спадавший с хрупкого плеча. И, что удивительно, ни малейшего следа крови не было ни на халате, ни на сорочке.

Во встрёпанных тёмных волосах её сиял золотой обруч, усыпанный рубинами. После трагической гибели королевы, выбросившейся из окна Дворца-на-Утёсе, эту реликвию — обруч с рубинами — так и не нашли в прибрежных водах.

— Три красавицы, забывшие свои имена и лица, — певучим голосом заговорила прачка. — Приятная компания, я так давно не общалась ни с кем! Что за нужда привела вас на проклятый корабль?

— Молчите! — шипела Оринни. — Не заговаривайте!

Мы и молчали. Если заговорить с нечистой прачкой, она поймает тебя за слово и ввергнет в самый жуткий кошмар, который ты только переживал в своей жизни. После такого далеко не все остаются в здравом рассудке.

Мы молчали и наблюдали, как она выжимает простыню и как капли крови падают в море.

— Считаете меня чудовищем? Меня? — говорила прачка. — Не тот ли чудовище, кто рушит всё, что было тебе дорого, а после уверяет в своей безграничной любви, м? Почему вы молчите?! Ответьте! Кто самое жуткое чудовище на этом свете?!

Мы всё молчали, судорожно пытаясь вспомнить хоть одну формулу, словесную или магическую, которая бы отпугнула прачку. Увы, так сложилось на нашем Уровне, что низшие сущности, которых люди именуют нечистью, отрываются от чистой стихии и принимают слишком много человеческих черт, людьми при этом не являясь. Этого достаточно, чтобы мы, хозяйки течений, не имели над ними власти.

Нечистые же прачки тянут за собой из бытности людьми очень много боли. Ими становятся отчаявшиеся женщины, что свели счёты с жизнью. Иногда ими становятся умершие насильственной смертью. Чаще всего нечистую прачку можно встретить на берегу моря, стирающую бельё в волнах. Нам же повезло встретить её на корабле-призраке, и стирает она не в морской воде, а в чьей-то крови. Возможно, даже в своей.

— Если не ответите, я заставлю вас наглотаться этого! — королева-прачка ткнула пальцем в кадку, где она только что стирала бельё. — А после… после выберу себе преемницу. Кто из вас займёт моё место? На чьи хорошенькие плечи накинуть этот покров?

— Ваше величество! — вдруг воскликнула Лалли, и прачка горделиво выпрямилась. — Самое жуткое чудовище в мире — человек!

Внутри что-то сжалось.

Всё.

Мы не уйдём отсюда живыми.

— Это правда, — довольно отозвалась королева-прачка. — А теперь, девушка без лица и имени, вспомни всю боль, что причинили тебе сородичи. Вспомни же!

Она легко подхватила тяжеленную кадку и с размаху плеснула кровью на палубу. Тёмное вязкое пятно тут же растеклось по настилу и неумолимо поползло к нам. Призрачные водоросли на палубе тут же умирали, стоило крови коснуться их. Я вскрикнула и попятилась, чтобы кровь не задела меня. Оринни никак не могла подняться на ноги — качка мешала. Лалли ухватилась за тросы, и если бы отпустила, её бы ощутимо швырнуло куда-нибудь.

Оринни удалось отпрыгнуть наконец. Лалли повисла на тросе, но он, ослабленный пронизывавшими его водорослями, оборвался под её весом, и она упала прямо в кровавую лужу. Точнее,