Кривое зеркало (СИ) - Ершова Алена

- Нестеровы на десять тридцать, проходите, - открыла дверь кабинета секретарь суда.

 Влад поднялся и проследовал в кабинет судьи, пытаясь понять, из-за чего плакала Оксана. Сквозь полуопущенные веки он наблюдал за супругой и сейчас тщетно искал причину ее слез. Она же все сделала так, как посчитала нужным. Чем же теперь не довольна? Непонимание женской природы, причин действий или слов вызывало чувство беспомощности, что в свою очередь неимоверно злило. Он считал, что за семь лет изучил свою супругу, что понимает ее мотивы. Но вот эти слезы просто взяли и выбили почву из-под ног.

- Так, у нас подготовка, вставать не надо, отвечайте с места и по существу, - отчеканила судья после установления личностей явившихся. – Истец хочет автомобиль и компенсацию денежных средств за одну вторую квартиры, гаража и бытовых предметов и разницу стоимости второго автомобиля, который предлагает оставить ответчику. Оценки приложены. Ответчик, вы с оценками согласны?

Влад растерялся. Судья говорила быстро, невнятно. В голове стояли десятки вопросов, не относящихся к делу. Настроиться на процесс не получалось, хоть тресни.

- Ну, я дома глянул на «Дроме», машины так и стоят, – начал он не слишком уверенно. - Почем старая бытовая техника, я не знаю. Пусть половину вещей забирает, мне не жалко. Когда она уходила, я и так сказал, чтоб выносила все, что нужно.

- Забрала?

-Что? – не понял Влад.

- Супруга вещи какие-то забрала?

- Да.

- Какие? Ответчик, что я из вас все тяну? Вы так и в процессе говорить будете?

Владислав скривился. Было такое ощущение, будто его заставляют все нижнее белье достать, развернуть и показать. От этого делалось неуютно.

- Помимо личных вещей и украшений она взяла свой ноутбук, блендер (мне новый пришлось купить), машинку швейную и электрогриль. Вроде все.

- Боже, какой ты мелочный! – Оксана поджала губы.

- Истица, а вы перечисленное имущество в раздел не включили по какой причине?

- Это личные вещи.

- Не более личные, чем компьютер и станок для обработки дерева. Так, стороны. Предлагаю ложки-вилки поделить самостоятельно и не втягивать суд в решение ваших бытовых вопросов. Настоятельно рекомендую по этому пункту заключить мировое соглашение. Дальше квартира. Ответчик, вы согласны с оценкой квартиры?

- Нет, – Влад свел брови к переносице. - Она в ипотеке. Ее стоимость должна исходить из того, что мне еще кредит выплачивать четыре года.

Судья полистала дело.

- Истец, где информация по кредиту?

- Я консультировалась, кредитные обязательства — это не имущество, они не делятся! Поэтому не включила.

- Замечательно, не делятся! – Влад повернулся к Оксане. - То есть я три месяца просто так ипотеку плачу? По доброте душевной?

- Ну, ты же там живешь, не я.

- А где мне предлагаешь жить? На улице? Это ты ушла, Оксана. Ты меня оставила с месячным ребенком на руках и кучей нерешённых вопросов. А теперь хочешь, чтобы я денег тебе заплатил? Где я их возьму,  по-твоему?

- Нечего было, как бабе, в декрет уходить, а теперь не плачься, что денег нет.

- Я не…

- Стоп! – судья, наконец, нашла под папками с делами деревянный молоток и от души стукнула им. – А ну прекратили препираться! Отвечать суду надо. Разговоры друг с другом в коридоре вести будете! Что за ребенок? Почему в иске нет данных по несовершеннолетнему с указанием возраста и информации о том, с кем из родителей остается?

- Потому что этот ребенок не имеет к нам никакого отношения! Ко мне, во всяком случае, - выпалила разгорячённая спором Оксана.

Судья, повидавшая за свою карьеру много чего, на этот раз лишь удивленно склонила голову, рассматривая парочку «завявших помидоров». Вначале все шло как обычно. Таких исков, как у этих Нестеровых, приходило по штуке в день. Одному - все, а второму - дырку от бублика и кредит, и не важно, кто истец. Мужчины хотели свое все так же рьяно, как женщины. Обиженная сторона старалась отыграться финансово или эмоционально, не считаясь с сопутствующими потерями. Как правило, одни и те же разводящиеся сначала делили имущество: долго, обстоятельно, с оценками, контроценками, экспертизами, свидетелями, фотографиями и грязными подробностями. Потом, вторым заходом, присуждали алименты и под самый конец, как вишенка на торте, начинали делить время детей. Решения, в которых описывалось, сколько часов и по каким субботам папе можно встречаться с собственным ребенком, злили сильнее всего. Так и хотелось запереть горе-родителей в кабинете и натыкать носом в дело, как напакостивших животных, спрашивая: «Кто детей в угоду своих обид использует, кто?» Увы, так можно было делать только в мыслях.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Так вот, разводящаяся пара вначале ничем особенным не отличалась. Типичное «все мое – мое, все твое – тоже мое». Но брошенные в перепалке фразы про ребенка и декрет заставили еще раз пролистать пока не очень большое дело. Пусто. А истица явно на взводе и при этом темнит.

- О каком несовершеннолетнем идет речь?

- У нас заключен опекунский договор на год, на опеку малолетней Нестеровой Яны Владиславовны. Спора о ребенке нет, девочка живет со мной. Опека условия проживания проверяла крайний раз в июле. Акт имеется, все в норме, – отчитался Владислав.

 Судья откинулась в кресле. По большому счету опека над ребенком никакого отношения к спору не имела. Тем не менее реакция истицы вкупе с полным попаданием в фамилию и отчество ответчика наводила на разные мысли. Решив для себя, что при первой же возможности подробно расспросит опеку об этой ситуации, закрыла подготовку к делу.

- Рассмотрение дела ставлю на сентябрь. Стороны, советую вам к этому моменту решить вопрос с бытовыми предметами и с квартирой, иначе мы тут с вами надолго засядем. Договаривайтесь хотя бы по тем параметрам, по которым спора нет.

 Когда за сторонами закрылась дверь, судья сделала пометки в деле, чтобы через месяц вспомнить о тех вопросах, которые задавала на подготовке. Потом посмотрела расписание процессов с участием опеки. Обнаружила ближайший на четыре и приклеила на стакан для письменных принадлежностей стикер «Яна Владиславовна Нестерова».

***

Влад позвал Оксану в кафе. Хотелось нормально поговорить вживую, не по телефону, без давления судьи. Спокойно, не торопясь. Яну взяла к себе на дачу мама. Они там с бабушкой как-то справятся, хотя малая активно пытается ползать и тянет все в рот. За ней глаз нужен.

Оксана приглашение приняла, и какое-то время они сидели молча и ждали заказ. Наконец супруга не выдержала, накрыла своей ладонью Влада руку:

- Ты помнишь, тут было наше первое свидание. Ты так нервничал…

- Окса, зачем ты это делаешь? Зачем ты мучаешь меня? К чему эти слезы, воспоминания? Ты думаешь, я железный?

- Прости. Я думала, ты специально меня сюда позвал… – она убрала ладонь и схватилась за чашку.

- Нет. Да я и не помнил, где мы с тобой первый раз ужинали. Просто это кафе, ближайшее к суду. Оксан, давай поговорим. Что ты хочешь? Про квартиру я понял. Сегодня же созвонюсь с риэлтором и банком, выставят на продажу. По вещам – забирай, какие нужно. Хоть все. Мне только станок мой оставь по дереву, а то стол дома сломался, отремонтировать надо. С машинами понятно. Гараж мой.

Оксана вздохнула и прикрыла глаза. Хотелось согласиться, махнуть рукой и не драться из-за мелочей. Гараж, действительно, был куплен в браке, но за десять тысяч рублей и у родителей Влада. В общем, так было бы честно, но червь обиды не спал. «Влад даже не помнит это место и наше первое свидание не помнит. Значит, я для него никто, пустое место, а раз так, то и сожалеть не о чем».

- Нет, гараж мы поделим пополам. На остальное я согласна. Из вещей подумаю, что забрать, но мне их ставить некуда.

Она помолчала, собираясь с мыслями, посмотрела в окно, на проезжающие мимо машины, на людей, спешащих по делам, и, наконец, задала вопрос, который ее интересовал:

- Влад, а ты встречался с Яниной матерью?