Невский романс - Ольга Свириденкова

— Ну, не знаю, не знаю, — с сомнением проговорила Вера. — Если то, о чем вы говорите, так хорошо, то зачем тогда заговор? Разве все дворяне не хотят, чтобы было лучше? А если не хотят, то разве позволят установить новые порядки? Конечно, нет, это и младенцу ясно! Стало быть, без крови и смуты все не обойтись.

— Ах, Вера, ради Бога, перестань меня пугать! — сердито воскликнула Полина. — Я и так… извелась уже вся от беспокойства…

Отложив рукоделье, Полина встала и прошлась по комнате. За окном стоял один из чудесных морозных дней, когда перестаешь жалеть об ушедшем лете. По прочному льду Невы скользили разукрашенные дворянские сани и неспешно тащились простенькие возки с провиантом. Под самым окном, по набережной, прогуливались нарядные женщины, офицеры и щеголи в цилиндрах, с покрасневшими от холода ушами. Тонкий шпиль Петропавловской крепости золотился на фоне бездонного, пронзительно-синего неба с редкими белыми облачками.

— Странно, — промолвила Полина, с улыбкой обернувшись к Вере, — вот смотрю я сейчас на улицу, и все эти разговоры о заговорщиках, о восстании кажутся такими несуразными… Даже думать об этом тошно. Хочется, чтобы поскорее приехал Жан и мы отправились кататься.

— Да и то верно, барышня, засиделись вы уже в четырех стенах, — согласилась Вера. — И потом, что за нужда спорить из-за этих заговорщиков? Может, никакого восстания и не будет. Пошумят, пошумят, да и успокоятся.

— Хорошо бы! — искренне пожелала Полина.

— А знаете, какую презабавную картину я вчера во дворе наблюдала? Подходит Аркадий Свистунов к нашему дворнику Еремею и давай толковать про конституцию. А тот слушает его, слушает… Потом Свистунов закончил и спрашивает: «Ну, дурак, говори: понял ли что?» Еремей и отвечает: «Как не понять, ваше благородие, понял! Конституция — это супруга наследника престола российского, Константина Павловича. И вы, стало быть, ратуете за то, чтобы ее на престол возвести, в обход, значится, мужа. Потому как он, сердешный, умом и здоровьем слаб и в правители российские не годится».

— Супруга великого князя? — со смехом переспросила Полина. — Уж ответил наш Еремушка так ответил! Нужно будет рассказать Жану этот анекдот.

И, весело переглянувшись, девушки расхохотались.

* * *

В комнату буквально влетел Иван и начал торопить Полину.

— Едем, Полетт! Пожалуйста, одевайся скорее! Сейчас все наши соберутся на Невском, чтобы посмотреть, что делается в народе. Посмотреть, послушать и тогда уже точно все решить.

— Да помилуйте, Иван Юрьевич, какой же на Невском народ? — не без ехидства осведомилась Вера. — Народ на Сенной собирается, а не на Невском!

— Ой, Верка, много ты понимаешь! — обиженно фыркнул Иван. — Занялся бы я твоим образованием, да некогда сейчас: поважнее дела ждут.

— Спасибо, Иван Юрьевич, — насмешливо ответила Вера, — да только напрасно обо мне беспокоитесь. Грамоте я уже обучилась, пока с барышней в пансионе жила, а большего мне не надобно.

— Так что же насчет наследника, Жан? — спросила Полина, надевая перед зеркалом берет. — Кто же станет императором? Константин или Николай?

— Теперь уже точно известно, что Николай. Великий князь Константин Павлович подтвердил свое отречение.

— Вот это новость! А как же присяга? Ведь, по слухам, Москва уже присягнула Константину, да и у нас собираются.

— Вот именно, что собираются, — многозначительно ответил Иван. — А впрочем, я не имею права тебе всего рассказывать. Поторопись, ты меня задерживаешь.

— Да я и так тороплюсь изо всех сил! Разве я виновата, что ты сам задержался?

* * *

В колоннаде Казанского собора прогуливались офицеры. Полина сразу узнала «рей» заговорщиков, которых называл ей ранее брат: поручика князя Оболенского, Александра Бестужева, своего соседа Трубецкого. Среди них носился и Аркадий Свистунов, дальний родственник которого тоже числился среди руководителей тайного общества. Выпрыгнув из фаэтона, Иван помог спуститься Полине, а затем повел «к своим». Не к Трубецкому, правда, а каким-то менее известным заговорщикам.

Офицеры любезно раскланялись с Полиной, и она ответила им улыбкой. Потом они с Иваном принялась прохаживаться по колоннаде. Какое-то время Полина пыталась вслушиваться в разговоры брата с товарищами, но они изъяснялись такими туманными намеками, что ей это быстро наскучило.

К тому же на площади хватало более интересных предметов для наблюдения. Например, «живые вывески» магазина портного Руча. Их представляли два молодых брата-близнеца. Один из них, задрапированный в модный черный плащ на синей бархатной подкладке, с важным, несколько напыщенным видом ехал на лошади. Второй семенил рядом, щегольской и немного смешной, подпрыгивающей походкой. Он был в модном английском сюртуке каррике горохового цвета, с маленькой пелеринкой. Спустя полчаса братья снова продефилировали мимо собора, но теперь уже тот, что был в каррике, ехал на лошади, а тот, что в плаще, степенно выступал по тротуару.

Не отставали и владелицы шляпных лавок. Их «живые вывески» — стройные миловидные барышни — прогуливались возле собора в новомодных зимних капорах причудливых фасонов. У одной капор был таким огромным, что она казалась в нем бесформенной карлицей. У другой головной убор смахивал на гусарский кивер. На шляпке третьей размещалось такое количество пышных страусовых перьев, что из-за них не было видно самой этой шляпки. Пытаясь рассмотреть, что же такое все-таки на голове этой барышни, Полина отдалилась от брата и оказалась у самого края колоннады.

— Осторожней, мадемуазель, смотрите под ноги, — раздался позади нее встревоженный и одновременно ироничный мужской голос. — А то, не ровен час, упадете, что-нибудь сломаете и не сможете выезжать на балы. Общество не перенесет такой потери.

— Ну, конечно же, это вы, месье Нелидов! — язвительно бросила Полина, не поворачивая головы. — Кто еще способен проявить заботу о ближнем в таком оскорбительном тоне?

— Вы абсолютно правы, мадемуазель: никто.

Отступив от края площадки на безопасное расстояние, Полина повернулась к Нелидову. Он стоял перед ней, в просторном черном плаще и черном цилиндре, скрестив руки на груди, и бесцеремонно рассматривал ее. Почему-то в этот момент он снова напомнил Полине протестантского пастора, которого мадам де Самбрей поспешила удалить от своих избалованных воспитанниц.

— Любезный граф, ответьте, пожалуйста, на один вопрос, — Полина, подошла к нему почти вплотную. — Почему вы всегда так странно на меня смотрите? Будто вас что-то во мне раздражает… Или вы меня за что-то осуждаете? В самом деле, объясните! Моего скромного ума не хватает, чтобы разгадать столь сложную загадку.