Взгляни на дом свой, путник! - Илья Штемлер

– Надо постараться попасть в «Маккаби», – сказала Ольга. – Не так просто, надо найти покровителя. А еще лучше – частные клиники, там вообще… Наглядный пример достижений социализма и капитализма. Гистадрутовские больницы – результат соцреализма.

– Тем не менее операции там делают не хуже, чем в капиталистических больницах, – вставил приятель. – И самые сложные. Техника везде на высоте. Но жалуются, что не хватает врачей.

– Врачей у них не хватает! – проворчал я. – Из одной России приехали десятки тысяч врачей. И каких врачей… Так ведь не подпускают и близко к больницам, боятся конкуренции. Придумали такие экзамены. Мало им ришайона, подтверждающего советский диплом. И что люди месяцами ждут этот злосчастный ришайон? Говорят в министерстве мешками лежат запросы о выдаче ришайонов, компьютеры не справляются.

Если оторваться от заманчивой перспективы коммерческой медицины с точки зрения личного обогащения отдельных ее представителей – преуспевающих врачей, ученых, промышленников, работающих с медицинской аппаратурой, то медицина в Израиле теряет свое еврейское начало. Волна секуляризма размывает гранитные берега веры, и с этим ничего нельзя поделать.

Евреи диаспоры, полагая, что Израиль как государство является оплотом классического еврейского мышления, сложившегося на протяжении тысячелетий, не представляют, что они теперь имеют дело с государством, во многих своих проявлениях светским и только светским. И если государство хочет выжить в суровой конкурентной борьбе, оно и должно быть светским. А всплеск религиозного самосознания, как единственная форма существования еврейства, – это заблуждение. И заблуждение опасное. И не надо полагать, что понятие мицвы, то есть богоугодной благотворительности, должно быть основой израильского здравоохранения. Это заблуждение. За все надо платить. Ибо труд врача, как и каждый иной труд, должен оцениваться. Только государство, которое не выделяет своих профессионалов, может бахвалиться тем, что что-то в этом государстве не стоит денег. Во всяком случае, человечество еще не доросло до того, чтобы такое бахвальство представило истинную сущность строя. И вряд ли доживет до подобного состояния в обозримом будущем. Россия, скажем, в советское время пыталась преподнести бесплатную медицину как достижение общественного строя, но на деле это была липа и вранье. И все это видели… Так почему же Израиль надо разглядывать сквозь те же искаженные очки?

«Ах, как хочется. Все-таки Израиль, страна избранного Богом народа», – сюсюкает кое-кто. Нет! Только тогда Израиль будет несокрушим, если он на основе своей еврейской ментальности построит новое государство. Истории оставьте Историю. Пришел Новый человек. Да, его ум пленяет великая история его народа, но тем не менее он уже не тот еврей, которого описывал Шолом-Алейхем, – еврей, вызывающий жалость. А жалость не лучшая форма отношений между людьми, жалость унижает человека, делает его существом второго сорта. Человека возвеличивает достоинство, равенство среди равных. И этого добились евреи, пройдя через испытания и создав светское государство…

Мы долго еще ходили по Акко, обсуждая разные проблемы, но все равно так или иначе возвращаясь к волнующей нас теме – возрождению из пыли рассеяния. Более увлекательную тему для еврея трудно представить, как, впрочем, и для любого другого народа. Удивительно, как загораются глаза собеседников, когда затрагивается история их народа – малого и большого. Помнится, с каким азартом рассказывал геолог-китаец, которого я повстречал в сельской гостинице провинции Каобанг в Северном Вьетнаме в далеком семьдесят третьем году. Как в его устах сверхъестественные мифические события превращались в реальные, вполне осязаемые эпизоды. Слава богу, у меня хватало интуиции не ставить под сомнение эти истории, иначе я нажил бы себе лютого врага в добряке-китайце. И то, что вызывает понимание, высказанное устами представителя «большого» народа, должно быть более объяснимо в устах представителя «малого» народа. Это неистребимо и вечно до тех пор, пока существуют национальные различия, то есть навеки. Осуждать подобное, а тем более презирать – все равно что заниматься самобичеванием. Глубоко несчастен тот, кто этого не осознает…

– И все-таки, черт побери, – повысил я голос, – что-то будут они делать с твоим сердцем? Или ты не хочешь тут заниматься этой проблемой?

– Будут, – ответил приятель. – Хоть я и не хочу с этим заводиться. Это стоит около двадцати пяти тысяч долларов.

– Ого! – присел я. – Легче дать дуба.

– Вот именно, – рассмеялся приятель. – И тем не менее я собираюсь делать операцию, хоть и не настолько богат. В истории каждого еврея полно приключений. Одно из приключений в моей истории – это приключение с операцией. Мне ее собираются сделать, хоть я и не богат. Вот в чем вся метафизика жизни в еврейской стране. Вернее, в братстве душ, принадлежащих к этому племени… У меня есть друг в Ленинграде, крупный ученый, влиятельное лицо во Всемирной организации здравоохранения. Так мне повезло… Друг связался с чиновниками в Женеве, в штаб-квартире ВОЗ, обрисовал мое горестное положение. Чиновники связались с владельцем частного госпиталя в Хайфе господином Майером. И тот предложил своему хирургу мицву – сделать мне операцию за счет Бога. А с Богом денежных отношений не ведут. Но можно вести дело с налоговым управлением – списать налог в счет благотворительности… Правда, надо заплатить обслуживающему персоналу – медсестрам, санитарам. Но мне вновь повезло – в связи с тем что в Израиле живет моя мама, я получил вид на жительство. Это частично покроет расходы на медперсонал, за счет страховки… Такая операция в Израиле раза в три дешевле, чем в Америке. Поэтому многие американцы предпочитают лечиться в Израиле.

– Хорошая штука мицва, – заметил я с удовольствием.

– Хорошо быть евреем, – согласился приятель.

– И еврейкой, – вздохнула Ольга.

– Да, – рассмеялись мы разом. – Единственное место на земле, где выгодно быть евреем.

С моря пахло рыбой и смолой. С журавлиной шеи минарета мечети Эль-Язар муэдзин напоминал правоверным о священном намазе.

* * *

В Кармиэль я попал к вечеру. Солнышко с прощальным любопытством положило щеку на вершину горы, стягивая розоватое покрывало с темных до черноты холмов и распадков западных отрогов Голанской гряды.

Горные деревеньки – где арабские, где еврейские – готовились к ночи, подмигивая огоньками в прозрачной сутеми. Воздух, чистый и резкий, наполнял меня, словно пустой сосуд, даже голова кружилась от его хрустальной чистоты. Поодаль от автовокзала сияла гирлянда манящих карнавальных фонариков. Многоэтажные дома казались не городскими, а скорее курортными. По улице катили бесшумные автомобили, мелькали редкие силуэты прохожих. Городок понравился сразу.

Умеряя волнение от предстоящей встречи с дорогим мне человеком, я сличал запись адреса в блокноте с буквами на фронтоне дома. Ох, эти ивритские закорючки, черт ногу сломит. Ничего, утешал я себя, еще одна-две алии из России – и страна перейдет на русский язык.

Рядом с нужным подъездом на лавочке, подобрав ноги в темных чулках, сидела пожилая женщина. Пытливо оглядев меня, она цокнула языком на манер местечковых евреек, гонявших с огородов коров:

– Цок-цок… Человек ищет крышу.

– Вы угадали, – в тон ответил я, всплеснув руками. Женщина провела языком по блеклым губам, готовясь к дальнейшим расспросам, но я ее опередил.

– Ах, доктор Заславский?! – воскликнула женщина. – Так он с семьей сейчас в палатке. Как, вы не знаете ничего о палатках? Так я вам скажу. Люди решили выразить протест и перешли в палатки, как солдаты.

– Какие люди? – растерянно спросил я.

– Евреи. Ваш дядя, его жена Фаня с детьми. Другие люди. Всего сорок семейств. Им надоело снимать квартиры за дикие деньги, им хочется иметь свою крышу над головой. Вы не видели те палатки? Они стоят около мэрии, типичный пионерский лагерь Артек. Пойдите посмотрите, получите удивление… А я почему здесь? У меня есть крыша. Слава богу, я имела умного мужа, а не такого дурака, как ваш дядя. Связался с Тартаковским! Вы знаете Тартаковского? Первый аферист. Его даже тут чуть не посадили, я не говорю за Гомель. В Гомеле он сидел три раза. А теперь он получает помощь как жертва Чернобыля. Хорошо он устроился с этим Чернобылем, хоть он от того Чернобыля был, как я от Луны. Тартаковский! Это ж надо, на кого ваш дядя, умный человек, на кого он рассчитывал?!

В волнении я шел по улице. А все эта информация, полученная от соседки. Какая палатка?! Дяде семьдесят пять лет, его жена тоже не молода. Они так рвались в Израиль. «Я буду целовать там каждый камень», – уверял всех дядя, собирая чемоданы. Известный в Баку врач-уролог, он жил безбедно и в уважении. Но события в Сумгаите и в самом Баку, когда тысячи армян покинули свои дома, потрясли дядю и его семейство, как и многих бакинских евреев. В короткий срок город оставила огромная прослойка населения, и среди них оказался Леонид Израилевич Заславский, мой дядя, человек необычайной доброты и какой-то нелепой судьбы…