Глубокая память (сборник) - Артур Сабиров

Через десять минут к нему и Наташе присоединились хмурые одноклассники, откопавшие где-то конспекты по органическому синтезу и теперь пытавшиеся найти в шкафах нужные реагенты.

За пять минут до конца урока Наташа преподнесла Виктору Егоровичу закрытую ампулу с серином, с которым учитель химии провёл необходимые манипуляции, чтобы убедиться в его подлинности.

– Великолепно! Идеально приготовленный серин! – объявил Виктор Егорович, показывая ампулу с веществом классу. – Пожалуй, я поставлю его в шкаф с реагентами: может, пригодится когда-нибудь.

Наташа, излучая счастье, наблюдала, как учитель ставит её творение на полку дальнего шкафа.

Сафиуллин приготовил, наконец, глутаминовую кислоту и, также закрыв её в ампуле, показал Виктору Егоровичу.

– Что тут у нас? – с любопытством спросил он.

– Глутаминовая кислота, – ответил Сафиуллин, волнуясь: аминокислоты он раньше почти не использовал и не был уверен в чистоте образца, который он предоставил.

– Сейчас посмотрим. – Виктор Егорович подошёл к лабораторному столу и принялся проводить всевозможные качественные реакции.

– Прекрасно, Ерёмин, прекрасно! – заключил он, закончив. – Я даже удивлён, как это ты успел за двадцать минут. Хотя ты всегда удивлял меня на лабораторных работах. Я уже предвкушаю, каким будет ваш проект! Думаю, твоя глутаминовая кислота достойна присоединиться к серину Маркиной.

Поставив его ампулу рядом с Наташиной, учитель принялся ходить по классу, проверяя, как продвигается работа у других учеников.

Со звонком Сафиуллин и Наташа с улыбками на лицах отправились на урок культурологии.

Лилия Владимировна отчитала их за то, что они зашли в класс после неё, хотя звонка на урок ещё не было.

– Урок начинается с моим приходом! – с громким шипением выплюнула она, когда Сафиуллин с Наташей вместе сели за последнюю парту.

Но ни ворчание Лилии Владимировны, ни её жутко скучная лекция про живопись, ни то, что она выгнала их обоих из класса за «неоправданно счастливые улыбки», не смогло испортить им настроения в этот день.

Выйдя из школы, друзья отправились в пришкольный парк немного прогуляться перед возвращением в лабораторию. Всю дорогу до парка они всеми возможными словами поносили Лилию Владимировну и по очереди парадировали громкий свист и шипение, с которыми слова вылетают из её рта. Друзья долго смеялись, не в силах остановиться…

* * *

Был уже вечер. Сафиуллин и Наташа, сидя на скамейке, смеялись над очередной шуткой, когда к ним подошла девушка, в которой Сафиуллин не сразу узнал Юлю Егорову.

Зеленоглазая блондинка, которая когда-то показалась ему довольно милой, выглядела просто ужасно. Её красивые глаза были красными и опухшими, волосы похожи на спутанные провода и давно не мыты, лицо с самым печальным выражением, какое Сафиуллин когда-либо видел.

– Ром… можно тебя на секунду? – неуверенно произнесла она охрипшим голосом.

Сафиуллин удивлённо посмотрел на неё, потом взглянул на Наташу, ожидая её совета или кивка, но она только сочувственно глядела на Юлю.

– Да, конечно, – ответил Сафиуллин после небольшой заминки и поднялся со скамейки.

Юля и Сафиуллин отходили всё дальше от Наташи, сопровождаемые её взором. Когда они дошли до высокой, согнутой под тяжестью собственных ветвей берёзе, они остановились. Юля молчала, очевидно, собираясь с духом. Сафиуллин её не торопил.

– Ром… Ром, я очень давно хотела с тобой поговорить… но… в общем… – начала, наконец, она сбивчиво и испуганно, словно боялась, что Сафиуллин на неё накричит. – Я хотела извиниться за то… за всё…

Наступила пауза. Сафиуллин не знал, что сказать, потому что не понимал, за что она просит прощения.

– Я… очень виновата перед тобой… Но прошу, прости… прости меня… – продолжала Юля, и из её глаз ручьями потекли слёзы, но она не обратила на них внимания: похоже, слёзы за последние дни стали её непременным атрибутом.

– Что ты, Юль, успокойся! – Сафиуллин терпеть не мог женских слёз, и поэтому следующие слова вылетели из него, минуя рассудок. – Конечно, я прощаю тебя. Перестань, пожалуйста, не плачь.

– Спа… спасибо, Ро… Рома, – уже откровенно рыдая, завыла Юля. – Т… ты всегда был т… таким добрым… Какая же я и… идиотка, что б… бросила тебя… Прости, умоляю, прости!

Кажется, у неё начиналась настоящая истерика: рыдания душили её, плечи судорожно тряслись, она еле стояла на ногах. Сафиуллин не мог вымолвить ни слова.

– Умоляю, прости… прости меня! П… пожалуйста, вернись к… ко мне… конечно я п… понимаю, – она кинула быстрый взгляд в сторону настороженно смотрящей на них Наташи, – я всё пони…маю, но ты же знаешь, ч…что я лучше… Я люблю тебя больше ж… жизни, больше себя… больше всех! Вернись ко м…мне, умоляю! Я не выживу б… без тебя!

Ноги Юли подкосились, и она бы упала, если бы Сафиуллин её не подхватил. Она была легка, как пушинка. Слишком легка для шестнадцатилетней девушки.

Сафиуллин беспомощно посмотрел в сторону Наташи, но та, не дожидаясь его знаков, уже бежала к ним.

– Положи её на скамейку, – приказала она.

Сафиуллин подчинился. Рыдания всё ещё сотрясали Юлину грудь, силы быстро покидали её, она была невменяема.

– Прости… умоляю… не могу… не выживу… прости…прости… – невнятно бормотала она.

Наташа спешно осмотрела её, лицо её выражало крайнюю сосредоточенность.

– Всё хорошо, просто нервное перенапряжение. Хотя, судя по всему, она ещё очень мало ела в последние дни, – встревожено сказала Наташа. – Я сбегаю в школу за врачом. Оставайся здесь и не отходи от неё. Пусть она тебя видит. Я скоро.

Наташа рванула к школе. Юля, казалось, и не заметила её отсутствия.

– Рома… прошу…вернись…вернись…прости… Рома… прости меня…

Голос её слабел, что жутко напугало Сафиуллина. Он знал жалкий минимум по оказанию первой помощи, и знаний о помощи при нервном срыве в этом минимуме не было. Он сразу же подумал об успокоительном, но где ж его возьмёшь посреди парка вечером?

Рыдания прекратились, Юля замолчала, устало закрыв глаза. Сафиуллин сначала до смерти испугался, но, услышав, что дыхание стало ровнее, понял: состояние нормализуется. Он облегчённо вздохнул и сел на светящееся покрытие рядом со скамейкой.

Холодный ветер волнами хлестал сгорбленную берёзу, отчего её ветви, словно волосы, развевались над Сафиуллиным и Юлей. Стало заметно холоднее. Сгустившиеся над городом тучи грозили разразиться нешуточным дождём.

Сафиуллин взглянул в бледное лицо Юли, которая была в полуобморочном состоянии. Сердце его болезненно сжалось при мысли о том, что с ней будет, если Рома, очнувшись от долгого сна, откажется снова сойтись с ней, а что-то ему подсказывало, что так оно и будет. Переживёт ли это девушка?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});