Копи царя Соломона - Генри Хаггард

Сэр Генри взял свою двустволку и приготовился стрелять.

– Надеюсь, что мне удастся сделать хороший выстрел, – проворчал он.

– Вы должны его сделать, – отвечал я. – Если вы промахнетесь в первый раз, стреляйте во второй и непременно всадите заряд куда следует. Берите прицел на сто пятьдесят шагов и выжидайте, пока животное не повернется к вам боком, во всю длину.

Вскоре мы увидали быка, который бежал прямо к воротам крааля. Он вбежал в ворота, но тут, при виде огромной толпы собравшегося народа, остановился с бессмысленным видом, повернул назад и заревел.

– Скорей, самое время, – прошептал я.

Раздался выстрел, бык упал на спину и забился, раненный в бок. Пуля отлично сделала свое дело, и тысячи зрителей разом ахнули, пораженные изумлением. Я хладнокровно обратился к королю:

– Что же, солгал я тебе, о король?

– Нет, белый человек, ты сказал правду, – был несколько смущенный ответ.

– Внемли, о Твала, – продолжал я. – Ты сам видел, что видел. Теперь узнай, что мы пришли с миром, а не с войной. Посмотри (тут я показал приготовленный карабин) – вот пустая палка, с помощью которой ты будешь убивать так же, как и мы, – только я положу на нее такое заклятие, что ты не будешь убивать ею людей. Если ты поднимешь ее против человека, она убьет тебя самого. Постой, я сейчас тебе покажу. Прикажи кому-нибудь отойти на сорок шагов и воткнуть копье рукоятью в землю так, чтобы наконечник был обращен к нам плоской стороной.

Через несколько секунд это было исполнено.

– Теперь я раздроблю копье.

Я тщательно прицелился и выстрелил. Пуля ударила прямо в плоскость, обращенную в мою сторону, и копье разлетелось на мелкие части. Опять все ахнули от удивления.

– Теперь, Твала (тут я подал ему карабин), – мы дарим тебе эту волшебную трубку, и мало-помалу я выучу тебя, как ее употреблять; но берегись, не дерзай обращать волшебства далеких звезд против земного человека!

Король взял ружье чрезвычайно осторожно и положил его к своим ногам.

Тут я заметил, что обезьянообразное существо выползло из своего тенистого убежища. Оно протащилось на четвереньках несколько шагов и приблизилось к тому месту, где сидел король. Здесь оно встало на ноги, откинуло меховой покров с головы и обнаружило совершенно необычайную и зловещую физиономию. Очевидно, то была не обезьяна, а невероятно древняя старуха, до такой степени иссохшая и скрюченная, что ее лицо было немногим больше лица годовалого ребенка, и все оно точно состояло из множества желтых морщин. Среди этих морщин виднелась глубоко провалившаяся щель, изображавшая рот; прямо ото рта подбородок стремился вперед, оканчиваясь настоящим острием; о носе не было и помину, да и вообще все лицо было бы совершенно похоже на иссохшие лица мумий, если бы не большие черные глаза, полные жизни и огня, сверкавшие из-под седых бровей и нависшего лба, точно два драгоценных камня, вставленных в глазные впадины страшного черепа. Самый череп был совершенно оголен и при этом желт, как старый пергамент, а покрывавшая его морщинистая кожа двигалась и сокращалась, как кожа на голове гадюки.

Существо, которому принадлежало это ужасное лицо, заставившее всех нас содрогнуться от страха, с минуту простояло неподвижно, но потом протянуло костлявую руку с длинными когтями, положило ее на плечо короля и возопило тонким пронзительным голосом:

– Внемли, о король! Внемли, о народ! Внемлите горы, реки и равнины – вы, колыбель кукуанского народа! Внемлите, о небо и солнце, бури, дожди и туманы! Внемли, все живущее, обреченное смерти! Внемли, все умершее, что должно возродиться к жизни и снова умереть! Внемлите: дух жизни вселился в меня и пророчествует вам! Я пророчествую! я пророчествую! я пророчествую!

Слова перешли в жалобный вопль, в протяжный тихий вой; вой этот замер, и ужас охватил сердца всех присутствующих, и в том числе нас самих.

– Я предчувствую беду… страшную беду… Я слышу шаги, шаги, шаги… Шаги белого человека, пришельца из далеких стран… Стонет земля у него под ногами, дрожит земля – она чует своего господина!..

Сколько мне лет, как вы думаете? Ваши отцы знали меня, знали и их отцы, и отцы их отцов… Я знала белого человека, знала все его желания… Я стара, но горы старше меня. Скажите мне, кто соорудил великую дорогу? Кто покрыл скалы надписями и изображениями? Кто воздвиг вон тех трех, вечно безмолвствующих, что сидят там и смотрят в глубокую бездну?..

Тут старая ведьма указала на скалистые крутые горы, замеченные нами в прошлую ночь.

– Вы ничего этого не знаете, а я знаю! Все это – деяния белых людей, которые жили прежде вас и будут жить, когда вас не будет, – они вас пожрут и уничтожат… Да! да! да! А зачем приходили они, эти белые, грозные, искушенные в волшебстве и всякой премудрости, могучие, непреодолимые? Откуда тот сияющий камень, что у тебя на лбу, о король? Ты не знаешь, а я знаю: я – древняя, я – мудрая, я – изанузи (колдунья)!

Тут она повернула в нашу сторону свою страшную голову, похожую на обнаженную голову большой хищной птицы.

– Чего вы здесь ищете, о белые люди, пришельцы с далеких звезд… О да, пусть со звезд! Или вы ищете пропавшего? Вы не найдете его здесь! В течение многих веков нога белого человека не попирала этой земли; однажды здесь был белый, но он ушел, чтобы умереть. Вы пришли за сияющими камнями; я знаю, я наверно знаю. Вы найдете их, но вернетесь ли вы туда, откуда пришли, или останетесь вместе с ними? Ха, ха, ха!.. А ты – ты, темнокожий, с гордой осанкой (она указала на Омбопу своим костлявым пальцем), кто ты такой и чего ищешь ты? Не блестящих камней, не желтого металла – все это ты предоставляешь белым «жителям звезд»… Мнится мне, что я знаю тебя; чудится мне, что знаком мне запах крови, текущей в твоих жилах. Сорви свой пояс…

Тут лицо ужасной старухи исказилось судорогами, и она упала на землю с пеной на губах, точно в припадке эпилепсии. Ее унесли в хижину. Король встал, дрожа, и махнул рукой. Воинские отряды тотчас пришли в движение и начали уходить один за другим, и через десять минут на огромном пространстве, примыкавшем к королевской хижине, остались только мы, король да несколько его приближенных.

– Белые люди, – сказал он, – мне пришло в голову вас убить. Гагула держала странную речь… Что вы на это скажете?

Я засмеялся:

– Берегись, король; нас убить не так легко. Ты видел, что было с быком: или ты хочешь, чтобы с тобой случилось то же?

Король нахмурился.

– Нехорошо грозить королю! – сказал он.

– Мы не грозим, мы говорим только правду. Попробуй убить нас, король, и ты сам увидишь.

Великан в раздумье провел рукой по лбу.

– Идите с миром, – сказал он наконец. – Сегодня вечером будет великая пляска. Вы увидите ее. Не бойтесь, я не готовлю вам западни. А завтра увидим; я подумаю.

– Да будет по-твоему, король, – отвечал я.

После этого мы встали со своих мест и отправились к себе в крааль в сопровождении Инфадуса.

X

Колдовская охота

Дойдя до нашей хижины, я сделал знак Инфадусу, чтобы он вошел вместе с нами.

– Теперь, Инфадус, – сказал я, – мы хотим поговорить с тобой.

– Так говорите, о повелитель!

– Нам кажется, Инфадус, что Твала, король ваш, жестокий человек.

– Истинно так, господин мой. Увы! Вся страна вопиет против его жестокости. Вот вы увидите сегодня вечером. Начнется великая охота колдуний, и много, много людей будет выслежено, многих обвинят и убьют. Жизнь каждого в опасности, все под страхом смерти. Понадобится королю стадо какого-нибудь человека или просто его жизнь, опасается ли он, что тот или другой может взбунтовать против него народ, и кончено; тогда Гагула, которую вы видели, или какая-нибудь другая из тех колдуний, которых она научила своему чародейству, сейчас откроет, что этот человек виновен в злом колдовстве, и его убьют. Многие умрут, прежде чем побледнеет луна в эту ночь. Это всегда так бывает. Может быть, и я буду убит. До сих пор меня щадили, потому что я опытен в военном деле и любим воинами; но и я не знаю, долго ли мне жить. Вся страна стонет под жестоким игом Твалы, короля нашего; она устала терпеть и его, и его кровавые деяния.

– В таком случае отчего же народ не свергнет его?

– Нельзя, господин мой, ведь он король. К тому же, если он будет убит, вместо него начнет царствовать Скрагга, а сердце Скрагги еще чернее, чем сердце отца его, Твалы. Если Скрагга станет королем, иго его будет еще тяжелее, чем иго Твалы. Вот если бы Имоту не был убит или был бы жив его сын, Игноси, – тогда другое дело; но они оба умерли…

– А откуда ты знаешь, что Игноси умер? – произнес голос позади нас.

Мы с удивлением оглянулись, чтобы посмотреть, кто это сказал. То был Омбопа.

– Что ты хочешь сказать, юноша? – спросил Инфадус. – Кто тебе велит говорить?

– Послушай, Инфадус, что я тебе расскажу, – отвечал он. – Много лет тому назад короля Имоту убили в этой стране, и жена его бежала вместе с мальчиком Игноси. Так?