Остановите самолёт – я слезу - Эфроим Севела

Но это ещё было бы раем. Моя жена не была единственной жиличкой в своей комнатке, она делила её с мамой Цилей Моисеевной и племянницей Розочкой из Бобруйска, которая поступила в педагогический институт, но койки в студенческом общежитии не получила. И тем не менее, я женился по голому расчёту. Вы не понимаете? Это потому. что я в своём рассказе упустил одну деталь. Комната моей жены с мамой и племянницей в придачу и вся эта перенаселённая коммунальная квартира находились не где-нибудь, а в Банном переулке, возле проспекта Мира, в столице нашей Родины – Москве.

Сейчас вам ясно? Или требуются пояснения? Я женился ради прописки, чтобы получить право жительства в Москве. Должен вам сказать, что в Европе и Америке живут сплошные идиоты. Сколько я им ни пытался объяснить. что такое прописка – они ни в зуб ногой, их мозги отказываются понимать. Я уж им, как малым детям, растолковывал. как ученикам школы для дефективных. Что в Советском Союзе во всех мало-мальски крупных городах, чтобы получить право жительства, надо сначала добиться разрешения местных властей, а потом уж милиция пропишет вас на чьей-нибудь плошади. Потому что своей вы не достанете – жилищный кризис. Местные жители по десять лет в очередях ждут. Что уж говорить о приезжих?

Разрешение на жительство от местных властей можно получить только в исключительных случаях: или вы большая партийная шишка, или вы незаменимый специалист и нужны этому городу до зарезу, или... за взятку. За кругленькую сумму, вложенную в лапу кому следует. Я не был ни тем, ни другим, а также кругленькой суммы в моём кармане не водилось. Жил я в небольшом городе Мелитополе и о Москве мечтал по нескольким причинам.

Начнём с первой. Мне тогда казалось, что только в Москве могут оценить мой талант, и только там я сумею занять подобающее мне положение. В Мелитополе я был лучшим дамским мастером, учиться, чтобы совершенствоваться, было не у кого, и я буквально задыхался в провинциальной глуши. В том, что у меня есть талант, не сомневался никто, вплоть до начальника городской милиции майора Губы, страшнейшего антисемита, который мне в своё время доставил массу неприятностей. На всеукраинском конкурсе «За здоровый и красивый быт» мои причёски получили призовое место, а дамская головка, исполненная мною на актуальную тему «Раскрепошенная Африка», даже поехала на смотр в Пекин (тогда мы еше дружили с Китаем).

Победители киевского конкурса, кроме премий, получили самый драгоценный приз – приглашение работать в Москву, а следовательно, и заветную прописку. Меня в этом списке, конечно, не было – носом не вышел. В Москве и так слишком много развелось евреев. Вторая причина: незадолго до этого я отбыл срок. Не подумайте, что за политику. Боже упаси! По глупейшему уголовному делу. Можно сказать, за пустяк. Начальнику нашей милиции майору Губе не понравился мой нос. Вот и загремел я на Север.

Будет время, я вам подробно расскажу об этой моей эпопее, и вы будете смеяться вместе со мной, потому что плохое забывается, а смешное бывает даже и в тюрьме.

Как вы понимаете, жить после этого в Мелитополе, где начальником милиции тот же Губа, но уже не майор, а с повышением – подполковник, перспектива не из самых приятных. И я решил любыми путями уехать в Москву и чего бы мне это ни стоило добыть московскую прописку.

В Москве я имел знакомых. Славные ребята, вместе отбывали срок на Севере, и такая дружба – как фронтовая: водой не разольёшь. Миша и Сеня. В отличие от меня, они сидели по политической статье. За сионизм. Еше в сорок восьмом году, когда создали Израиль, эти два московских чудака решили поехать сражаться за еврейское государство, а так как выехать из России было невозможно, они попробовали перейти советскую границу нелегально. Это даже опытным диверсантам очень редко удавалось. Мишу и Сеню, конечно, сцапали как цыплят, и они загремели на Север и на очень большой срок. Если бы Сталин не умер, им бы век свободы не видать. Через какое-то время меня доставили туда же, и как сионисты они пригрели меня, и мы вместе работали на лесоповале.

Я приехал в Москву, где без прописки не мог оставаться больше 48 часов, и, конечно, эти ребята меня приютили. Они и их друзья стали думать и гадать, каким путём меня закрепить в Москве на законном основании. Прикидывали так и эдак – не получалось. Оставался последний вариант. Женитьба. Жена-москвичка автоматически делает мужа-провинциала полноправным столичным жителем.

Они же и подыскали мне невесту. Мою нынешнюю жену. Честно говоря, я думал, что это не всерьёз. Стану на ноги, устроюсь и сбегу от неё – только меня и видели. Но... человек предполагает, а Бог располагает. Как говорится, судьба играет человеком, а человек играет на трубе. Попробуй подать на развод, а она расскажет на суде, из каких корыстных побуждений ты на ней женился, и тебя не только выставят из Москвы, но и могут за решётку упрятать. А я уже раз там был, видел небо в клеточку, и больше не хочу и другим не желаю.

Вот так я и женился по расчёту. Не получив ни денег, ни хором в приданое. Ради паршивого штампа в паспорте, делающего меня законным жителем большого города

Кто такая моя жена? Как говорится, без особых примет. Так себе. Ничего особенного. Засидевшаяся в девицах еврейка.

Ну, тут я сам себя, кажется, рассмешил. Потому что в девицах она не столько сидела, сколько лежала. Она была медсестрой на фронте. У нас в армии таких называли ППЖ. Походно-полевая жена. Там, как говорится, только конь не ночевал. Взводы и роты. Любой род войск. Одним словом, могила неизвестного солдата.

С такой репутацией выйти замуж после войны было не так-то просто. Она долго дожидалась своего счастья. Пока я не подвалил в Москву, готовый на всё ради прописки.

Вы будете смеяться, но я вам должен сказать, мы очень неплохо жили. Дай Бог другим семьям. Почти без ссор. Оба фронтовики, можем выпить, можем матом запустить. Чего нам делить? Своё еврейское происхождение? Так оно и так, как горб, висело на обоих и даже сближало нас в трудные для нашего брата моменты.

Она на голову выше меня ростом, и женскую свою ласку ещё до меня израсходовала, а вот материнской осталось в избытке. Детей у нас не было, и ко мне она относилась, как к сыночку. Довольно непутёвому. И даже прощала всяческие мои шалости на стороне.

Единственное, к чему я не мог привыкнуть и мучился. пока не умерла её мама Циля Моисеевна. а племянница Розочка кончила институт и распределилась на полуостров Канин Нос, так это спать с женой в постели, когда в этой же комнате находятся ещё две взрослые женшины.

Нашу супружескую кровать, – должен заметить, оглушительно скрипучую, – от кровати мамы отделял шкаф, поставленный посреди комнаты. От Розочки мы отгородились ширмой. Вы себе можете представить это удовольствие! Во-первых, лежишь долго в темноте и не дышишь, как будто ты в засаде в тылу противника. Часами. И когда уже казалось, что всё в порядке, стоило моей жене попробовать обнять меня, – сам я первым начинать не отваживался, – как сразу нападал приступ кашля на Цилю Моисеевну, а Розочка начинала так страстно вздыхать, что я начисто лишался мужских качеств.

А утром мы все четверо вставали разбитые, не выспавшиеся, с таким лицами, будто провели непристойную бурную ночь, и старались не смотреть друг на друга.

Как говорят художники, картинка с натуры. Одним словом, социалистический реализм.

После долгих размышлений я пришёл к такому открытию: браки совершаются по расчёту чаще, чем по любви. Я имею в виду Советский Союз, и его еврейское население в первую голову. Расчёт этот чаще всего не экономический, а я бы сказал, социальный.

После революции детки буржуев, расстрелянных и недорезанных, норовили сочетаться браком с потомками чистейших пролетариев, то есть, голи перекатной. После колхозной эпидемии уцелевшие от высылки в Сибирь крестьянские сынки считали за божий дар еврейскую невесту. Это их сразу делало интернационалистами и открывало спасительный путь к корыту, то есть в партию большевиков.

Когда ввели паспортную систему и как гвоздём прибили человека пропиской к одному месту, лишь браки по расчёту могли помочь сменить место жительства. А уж в наши дни, когда евреи, сказав: адью. любимая страна, – всеми правдами и неправдами стали просачиваться за рубеж, брак по расчёту стал равнозначен заграничной визе.

Причём началось это не сейчас, в эпоху, если можно так выразиться, русского сионизма, а намного раньше, в конце пятидесятых годов. Тогда появилась первая легальная возможность выскочить из СССР, не лишившись по пути головы.

Когда-то, в 39 году Гитлер и Сталин поделили между собой Польшу, и Советам досталась добрая половина: Вильно, Львов, Гродно, Брест. Лет через двадцать разрешили бывшим польским гражданам репатриироваться в западный остаток Польши. Для бывших польских евреев открылась чудесная лазейка – из Варшавы, где был полный кавардак, и всё продавалось и покупалось, улепетнуть в Тель-Авив не составляло большого труда.