Абракадабра - Эдуард Ковчун

В освобожденную таким образом трехкомнатную квартиру, после того, как был произведен соответствующий ремонт и перекрыта для проезда любого вида транспорта проходящая под окнами улица, въехал новый секретарь крайкома. В смежной, также освобожденной, однокомнатной квартире, также после ремонта, был организован круглосуточный пост милиции специально для охраны квартиры Ивана Федоровича и проживающих в ней членов его семьи.

2. Серафима Арнольдовна и Владимир Ильич (или Пример, как в нашей стране из нормальных людей создавались малые и великие идолы).

В оставшейся неотселенной на этой лестничной клетке двухкомнатной квартире осталась проживать очень большая и дружная семья — бабушка Серафима Арнольдовна Камергерская и четыре ее взрослых внука с женами и детьми. Всего 15 человек.

Глава семьи — «железная», несгибаемая и нестареющая 92–летняя Серафима Арнольдовна была очень заслуженной пенсионеркой.

В нашей стране сплошной уравниловки экономические стимулы труда практически начисто были выхолощены. Поэтому для стимулирования производительности создавались так называемые маяки — стахановцы, ангелинцы, ударники, застрельщики, инициаторы–многостаночники, бригады коммунистического труда и так далее. Маяки были районной, городской, областной, республиканской и всесоюзной величины, на которые должны были равняться в труде все остальные труженики немаяковской породы. Правда, экономических маяков всемирной величины почему‑то у нас не было.

А вот в идеологическом направлении всемирные маяки были! Взамен разрушенных церквей и уничтожаемых икон из нормальных людей создавались святые и непогрешимые политические идолы местного, общесоюзного и всемирного значения, которые обожествлялись тем больше, чем больше проходило времени с незабываемого 1917 года.

Так вот однажды, лет тридцать–сорок назад, Серафима Арнольдовна кому-то призналась, что в глубокой и далекой молодости, когда она жила в Москве, она вроде как бы видела Владимира Ильича, а может, вроде бы и не видела. Эта новость как‑то дошла до райкома партии, тот тут же включил товарища Камергерскую С. А. в состав райкомовской, а затем и горкомовской лекторской партийной группы. И при представлении слушателям Серафиму Арнольдовну уже рекомендовали как старую большевичку, прошедшую все ужасы царских тюрем и ссылок. Со временем «заслуги» Серафимы Арнольдовны все более нарастали и накапливались, и в конце концов к старости она и сама уже в них твердо уверовала.

Ко времени нашего рассказа она уже была:

— правнучкой декабриста, который в свою очередь был заслуженным праправнуком героя Куликовской битвы;

— членом группы «Освобождение труда», а также I, II и III Интернационалов;

— уборщицей на общественных началах редакции газеты «Правда» и одним из первых активных ее распространителей;

— участницей четырех революций (1905 года, мексиканской 1910 года, февральской и Октябрьской 1917 года);

— ветераном шести войн (русско–японской, первой мировой, гражданской, финской, Отечественной и афганской);

— участницей штурма Зимнего, подавления кронштадтского мятежа и антоновского бунта на Тамбовщине, а также принимала непосредственное участие в ликвидации банд басмачей в Туркестане, латышских националистов в Прибалтике и бандеровцев на западной Украине;

— бойцом продотряда в период «военного коммунизма», продразверстки и продналога и бойцом студенческого строительного отряда в эпоху «последней стадии развитого социализма»;

— одной из двадцатипятитысячников, направленных партией в 1930 году из крупных городских центров в деревню для организации колхозов и обучения неграмотных крестьян основам земледелия и животноводства;

— активным строителем Днепрогэса и Нурекской ГЭС, Беломоро–Балтийского и КараЖумского каналов, БАМа, а также Московского метрополитена имени Лазаря Моисеевича Кагановича;

— покорителем целины, Дальнего Востока и Сибири;

— заведующей пушной «Красной факторией» и «Красным чумом» на Чукотке;

— многостаночницей прядильного производства и одной из первых советских женщин–трактористок, рельсоукладчиц и асфальтировщиц;

— членом штаба городской народной дружины и активисткой городского народного контроля;

— постоянным несменяемым народным депутатом многих районных, городских, областных и краевых Советов, а один раз — даже Верховного Совета.

При всем при этом Серафима Арнольдовна имела 12 детей от шести безвременно ушедших из жизни мужей и была заслуженной матерью-героиней. Не говоря уже о том, что ее третий муж был другом матроса, произведшего залп «Авроры», а одна из лучших подруг была женой одного из участников расстрела царской семьи.

За свои выдающиеся заслуги Серафима Арнольдовна получала заслуженную персональную повышенную пенсию в размере 120 рублей и имела право бесплатного проезда на всех видах городского пассажирского транспорта (кроме такси).

Оставаясь в свои 92 года жизнерадостной, крепкой умственно и физически, полной энергии, энтузиазма и веры в коммунистические идеалы и светлое будущее (в том числе еще и в свое), Серафима Арнольдовна, находясь на заслуженном отдыхе, тем не менее все свои оставшиеся неиссякаемые силы отдавала великому делу воспитания подрастающего поколения в духе преданности идеалам марксизма–ленинизма и историческим решениям очередных съездов нашей Партии.

Заслуженно пользуясь заслуженной льготой — бесплатным проездом на городском пассажирском транспорте (кроме такси), Серафима Арнольдовна на этом транспорте три раза в неделю, а иногда и больше, совершала поездки в один из городских детских садиков или яслей, где выступала перед коллективом октябрят или яслят с одной и той же отточенной годами двухчасовой лекцией (с которой, кстати, в те времена выступали многие заслуженные пенсионеры): «Как я встречалась с Владимиром Ильичем».

— Первый раз, — со счастливой улыбкой на лице, зажигательно и вдохновенно рассказывала Серафима Арнольдовна проникнутым благоговейным трепетом, с глубоким вниманием, напряжением, пониманием важности лекции слушавшим ее сидящим на горшках вокруг лектора будущим октябрятам ясельной группы, — я встретилась с Ильичем, когда в составе бойцов охраны мне доверили охранять самый важный пост № 1 — дверь мужского туалета в Смольном. И я видела, как мудро, чисто по–ильичевски Владимир Ильич заходил в туалет! Второй раз я встречалась с Ильичем, когда он выходил из туалета! Невозможно описать, как прозорливо, с лукавинкой в глазах он по–ильичевски выходил из этого туалета. А вот в третий раз, к моему великому сожалению, мне Ильича увидеть и встретиться с ним не пришлось! Но зато моему напарнику по охране, боевому товарищу по оружию и впоследствии моему четвертому мужу латышскому стрелку Абраму Моисеевичу Ротштейну очень, несказанно повезло. Он однажды имел счастье писять одновременно в один писсуар вместе с Владимиром Ильичем (остальные два писсуара в туалете были заняты). И вот потом Абрам Моисеевич мне рассказывал, когда он уже стал моим мужем, как по–ильичевски, с каким пониманием нужд и чаяний простого трудового народа, с какой одухотворенностью и глубочайшим предвидением, назло всем проискам врагов мировой революции он писял, дорогие товарищи октябрята и ясельники! Учитесь, учитесь и учитесь жить по–ильичевски, берите пример с нашего дорогого Ильича! Ведь Ильич, когда он был еще не Ильич, а только маленьким октябренком Володей, он уже тогда по–ильичевски писял и какал, дорогие товарищи ясельники, будущие октябрята — борцы за светлое будущее человечества!

Окончив лекцию, Серафима Арнольдовна, опять‑таки бесплатно пользуясь заслуженной льготой, добиралась городским пассажирским транспортом (кроме, конечно, такси) в родную просторную двухкомнатную старой улучшенной планировки квартиру и начинала помогать по хозяйству женам своих четырех внуков — воспитывать в духе коммунистических идеалов своих шестерых правнуков.

3. Право на прописку, или Кто у нас считается ближайшим родственником.

Квартира Серафимы Арнольдовны была действительно просторной, так как в ней были прописаны она и семья младшего внука, что на душу прописанных получалось чуть больше нашей советской нормы — 6 квадратных метров жилой площади. Остальные живущие с ней еще три семьи внуков в расчет не брались, так как на этой жилплощади прописаны не были. Помотавшись по стране в поисках заработка, поживши в «балках» и общежитиях и так нигде не сумев дождаться и «выбить» квартир, они все приехали в благословенный южный сытый Зеленодар к любимой бабушке. Но по нашим советским законам прописаться на бабушкину жилплощадь они уже не могли, норма была уже занята, а сверх нормы по тем же законам могли прописаться только ближайшие родственники — дети к родителям или родители к детям.