Журнал «Вокруг Света» №08 за 1979 год - Вокруг Света

Войдя в Палому, попадаешь в замкнутое пространство, где дома как бы объединяются в единое целое. Чувствуешь себя словно во дворе — кругом теплые деревянные стены, под ногами плотный ковер гусиной травы, скамейка под липой, колодец с журавлем. Улица так коротка, что взгляд, охватив ее, упирается в ворота околицы. Вероятно, особенно уютной деревня кажется еще и по контрасту с простором окружающих полей.

Палома едва ли не самая маленькая из окрестных деревень. Десяток домов всего, и некоторые из них уже разобрали, чтобы перевезти в село Угоры, туда, где сельсовет, школа, магазин и «большая» дорога, ведущая в райцентр.

За хлебом и прочими продуктами жители Паломы ездят поочередно на лошади, труднее ребятишкам — надо каждый день в любую погоду бегать за шесть километров в школу, а зимой здесь сильные морозы, весной и осенью — распутица, топкая дорога. Вот и переселяется постепенно Палома, лесная деревушка в Костромской области, убывает с каждым годом. Есть планы перевезти ее всю разом, соединить с другой, укрупнить. Но пока она еще стоит...

Палома и в прошлом не была особенно велика. Когда-то поселился возле самого леса лесник, от него и пошла деревня. Потомки того лесника-первопоселенца — Соколовы — живут здесь и по сей день. Соколовы да Скворцовы — вот две основные фамилии в деревне, почти все жители тут в родстве друг с другом. Большая часть населения Паломы — люди пожилые, всю жизнь проработавшие в колхозе. Народу немного. Но это зимой. А летом деревня становится многолюдной, приезжает в отпуск родня: дети, внуки, племянники, из Иркутска, Москвы, Севастополя, Казахстана. И тогда видишь, что Палома прочно связана с миром; словно ниточки тянутся отсюда родительская любовь и участие во все края страны, туда, где живут дети.

Рано утром воздух в Паломе пахнет чуть-чуть яблоками и хвоей. Лес-то рядом. Переходишь по скользким бревнам ручеек. — речку Чернушку — и входишь в него. Несмотря на летние заботы — огороды, сенокосы, жители Паломы стараются каждый день хоть ненадолго сбегать в лес. Не только ради грибов и ягод, хотя их тоже надо запасти, натаскать на всю зиму и детям послать. Ходят в лес ради его красоты, ради душевного настроя. «День не схожу в лес, и будто не хватает чего-то», — можно услышать в Паломе. В лесу страшновато. Опасаются наткнуться на медведя или, того хуже, на медведицу с медвежонком, боятся заблудиться, «закружиться» в бессолнечный день, что здесь проще простого. А все равно идут. Никогда не надоедают знакомые с детства дороги: «на Кондобу» — глухую лесную речку, «на Чистобор» — так называется великолепный бор-беломошник с колоннадами сосен. В середине лета на лесных дорогах весело играют пятна света и тени, блестит вокруг зеленая листва, вплотную подступают высокие травы и малинники. Ближе к осени пестреет лес желтыми и красными листьями, гроздьями рябины, из травы выступают ряды волнушек, которых «хоть косой коси», и красные головки подосиновиков. В лесу местами сплошной черничник, осыпанный темными ягодами. Заросли голубики на болотах. А на старых вырубках алые россыпи брусники. На всех тут хватает лесных даров, носят и носят ведрами всякую благодать — и все равно целые ягодники нетронутыми уходят под снег.

А зимой, когда много свободного времени, ткут женщины в Паломе половики. Ткать умеют все, еще девчонками выучились у матерей. Прежде из тонкой льняной пряжи ткали на сарафаны, рубашки, полотенца, скатерти и простыни, рядно для мешков. Ткали и дорожки. «Всю зиму работали, «пластались»,— вспоминают женщины. Да и летом много труда отдавали льну, надо было его посеять, вытеребить, вымочить, размять, расчесать и только тогда уже прясть. Все это, конечно, делалось вручную. Сейчас, разумеется, свой лен никто не сеет и полотно больше не ткут; отпала необходимость в этой тяжелой работе, но осталось умение ткать, привычка к этому занятию. Зимние дни без него кажутся пустыми. Вот и ткут половики. Так прежнее ремесло, входившее в женские обязанности, приобрело характер творческого занятия «для души», стало радостью свободного часа.

Ткут уже не из льняной пряжи, а из тряпок, окрашенных в разные цвета, нарезанных на тонкие полосы и скрученных. В качестве основы берут простые катушечные нитки. Изменился не только материал, из которого ткут половики, изменились их размеры и рисунок. Половики теперь ткут широкие, шириной до 80 сантиметров, специально ради этого старые кросна переделывают. Скорей всего так делают потому, что половики перестали быть только дорожками, которыми застилают пол, их назначение стало более разнообразным — ими покрывают диваны, вешают как ковры над кроватями. Но для этого не совсем годится традиционный узор в виде разноцветных поперечных полос. Некоторые мастерицы делают новый рисунок — шашечный, из квадратиков (не без влияния, конечно, фабричных пледов и покрывал).

За день опытная мастерица, работая не отрываясь, может наткать до трех метров. Скапливаются за зиму в чуланах огромные рулоны половиков по тридцать с лишним метров. Вынесет женщина напоказ такой рулон, с гордостью за свою работу раскатит его по комнате. «А вот еще и так делаю, так могу!» — метнет под ноги другой мастерице. И вот уже вся комната полыхает красками, нарядная, праздничная. Кто выводит шашечный рисунок, кто ткет традиционные полосы, но все половики глубоко самобытны, и каждая из мастериц выражает в них себя.

Взять хотя бы половики Антонины Алексеевны Скворцовой — какой удивительный вкус! Их пестрая клетка вызывает в памяти лесные делянки, освещенные солнцем. В цветовых переходах ощущаются движение леса, шелест листьев под ветром. Продольные полосы — как большие лесные дороги, которые принимают цвет окружающего леса, а поперечные — точно лесные дорожки, пролегающие по мхам, травам, брусничникам. И снова появляются ассоциации — так и видишь желто-красную листву осин, зеленые березки, темный ельник...

У мастерицы могло и не быть осознанного стремления передать впечатления от леса, просто зрительные образы западают в душу и находят потом свое выражение.

Совсем другие половики у Екатерины Александровны Соколовой. Я привезла в Москву те и другие. Половики Антонины Алексеевны можно было постелить и на диване в кухне, и на тахте в комнате, всюду они были к месту, вносили легкое, веселое настроение и облагораживали стандартную квартиру. А вот с половиками Екатерины Александровны было сложнее. Куда их ни положишь, они все кругом забивают, врываются торжествующей, прямо какой-то языческой радостью, и блекнет все, что есть в доме... Ее половики — это откровенная домоткань, ручная работа, так отвечающая современному стремлению видеть теплоту ручного творчества в предметах, которые нас окружают.

Они очень просты по рисунку и цвету: чередуются две широких поперечных полосы — красная и темная, где красный цвет наложен на синий. Да две желтые продольные полоски проходят по краям. Вот и все. Но простота этой традиционной по характеру вещи кажущаяся, в ней глубокое и непростое содержание. Таким же внешне простым, однообразным может показаться на первый взгляд эпос, а ведь он содержит духовный опыт целого народа, отражает его отношение к жизни. Но стоит вчитаться в него, как поражаешься его глубине, емкости образов, художественному совершенству.

В работе Соколовой простота того же плана — глубокая. Это выражение мощной жизнеутверждающей силы, которая все преодолевает. Красный цвет проходит по всей ткани, он покрывает синие полосы, умиротворяет, сглаживает их, не позволяет им отрываться от себя. Он словно добро, перекрывающее все злое и темное.

Размеренный ритм полос, ясный, спокойный, тяжеловатый, вызывает представление о долгом пути или о самой жизни как о пути, в котором чередуются светлое и темное, тяготы и радости. Явственно ощущается неослабевающая энергия этого движения, уходящего в бесконечность...

Переработка жизненных впечатлений здесь идет на глубоком, можно сказать, философском уровне.

В противовес этому в работе Скворцовой отразилась радость прямого впечатления, часа, дня, она одномоментна, замкнута, конечна.

Но, как ни различны работы мастериц, в них есть нечто общее, порожденное образом жизни, близостью к природе, спокойным чередованием труда и отдыха — всем тем, что дает ясный душевный настрой, которого так не хватает порой нам, горожанам, живущим вдали от полей и лесов.

И. Рольник

Костромская область

"Бедные белые" острова Реюньон

Тысячелетиями извергавшаяся лава создала рельеф острова Реюньон: высокие горы внутренней части, разрезанные долинами, тесными и глубокими, крутые обрывы, небольшие плато — и узкая ровная прибрежная полоса. Берег завален глыбами застывшей лавы, и те же гигантские глыбы усеяли дно прибрежного мелководья. Оттого и нет на острове удобной естественной гавани.