Последний еврей Багдада - Макс Кратер

Правый попугай закачал головой взад-вперед, а левый со всем размаху ударил клювом по закрепленному между прутьями куску мела, так, что от него в разные стороны полетели белые крошки.

— Вот этот какой-то агрессивный слишком, — с крайним сомнением в голосе произнес Эгиби, — а другой, он не припадочный часом? Не хватало мне еще попугая-эпилептика. Глянь ка, как он башкой-то машет. Тридцать монет за обоих и то, только из сострадания к больным животным.

— О милейший и милосерднейший житель жестокого Вавилона, — вскричал торговец так, что вздрогнули прогуливавшиеся по лужайке павлины, — один из них самец. Ему положено иногда проявлять враждебность. Но не к хозяину, который его будет кормить, замечу я. Не к хозяину. А вторая — это самочка. Она танцует. Смотрите, как чарующе прелестно. И за эту чудную пару, которая, кстати, наверняка, еще не раз принесет потомство, я прошу всего лишь какие-то жалкие семьдесят монет.

Правый попугай захлопал крыльями, так что со дна клетки во все стороны полетела шелуха. А левый перевернулся вверх ногами и закачался как на качелях.

— Да будут ли они вообще говорить? — пожал плечами банкир. — Вдруг они немы, как и твой слуга? Куда я тогда дену этих двух воробьев-переростков? Согласен на сорок монет. И то, только из сострадания к их врожденному дефекту.

— Дражайший мой Офир, поверьте опыту потомственного птицелова. Достаточно лишь одного научить произносить какое-либо слово, как второй тут же его подхватит. На обучение этих двух сказочных существ, выпорхнувших словно из райского сада, вообще не нужно тратить усилий. Не говоря уже о том, что стоят птицы не больше шестидесяти монет.

Правый попугай начал карабкаться вверх, цепляясь клювом за прутья. Левый вновь принял вертикальное положение и громко затараторил:

"Монет, монет, монет!"

Эгиби невольно закашлял, а Радж торжествующе захлопал в ладоши.

— Ну не прелесть, а? — почти фальцетом закричал он. — Какие одаренные создания! А еще, уверяю вас, птицы этой породы легко обучаются произносить слова и целые фразы на разных языках. Мое сердце разрывается при одной только мысли, что придется расстаться с ними. И остается только надеяться, что пятьдесят золотых как-то скрасят муки расставания…

— Договорились, — давясь, прохрипел покрасневший банкир, — пятьдесят за двух пернатых-полиглотов вместе с клетками.

Поспешно раскланявшись, торговец убежал за положенной ему платой. Вскоре вернулся Фансани.

— Трижды пересчитывал деньги: скользкий тип, — прокомментировал он.

— И болтливый. Такого нельзя оставлять разгуливающим по городу. Прикажи Хамиду заняться этим. Только без душегубства и членовредительства. Пусть все выглядит, как обычное похищение. Лишнего не надо. Расскажи про 50 монет. Может забрать их себе. Я скажу, когда его можно будет опустить. Да!.. И слух пусть пустит про то, сколько денег наличными этот торгаш таскал с собой. Лишняя реклама надежности наших вкладов нам не повредит.

— Прикажите унести птиц?

— Запри их в разных комнатах. Изолируй от всех домашних. Ни слуги, ни рабы под страхом кнута не должны туда входить. Кормить и учить их буду только я.

— Этот Радж, когда считал деньги, все лепетал про то, как будущей весной, в брачный сезон они принесут потомство, — попытался возразить управляющий.

— До весны один из них не доживет. Я сверну ему башку значительно раньше, — ласково поглаживая пальцами по прутьям произнес Эгиби.

— Кому же из двоих?

— А это решать не мне. Это решится на поле боя. Вот этого мы назовем Дарий.

— Это, похоже, самка, мой господин.

— Значит, я угадал. Не называть же самца в честь нашего изнеженного и капризного властителя.

— А как называть второго? — слуга прищурился, стараясь вникнуть в замысел банкира.

— Второй будет Александром.

Глава X. Масло из Дамаска

Лампу, немую сообщницу тайн, напои, Филенида,

Масляным соком олив и уходи поскорей…

Филодем, пер. Л. Блуменау

— Племенные овцы и козы из Каниша[22]! Три по цене двух. Только сегодня до заката — на рынке у ворот Энлиль. Спешите!.. Виноград из Тутуба[23]. Райский, медовый вкус! Рынок Энлиль, направо от входа!.. Оливковое масло нового урожая! Прямо из Дамаска. Рынок Энлиль — ряды купца Арианта. Качество, ставшее традицией.

Последнее из объявлений, которое не жалея голосовых связок выкрикивал глашатай, заинтересовало Элая. До оговоренного с управляющим Эгиби срока доставки денег оставалась еще пара часов, а значит, было время для визита на рынок Энлиль.

Купец Ариант, сам того не зная, был одним из связных Элая. Его караваны приходили в Вавилон каждый месяц. Одна из амфор всегда предназначалась Элаю. Масло к столу зажиточного грека отправлял, по легенде, его брат, тоже врач и аптекарь. Он покупал в Арианта целый сосуд, забирал его к себе на день-другой, а затем возвращал. К прозрачной, чуть зеленоватой жидкости эскулап добавлял какие-то травы. Масло с особыми примесями, якобы, помогало от многих болезней. От каких точно — служитель Асклепия и Панацеи[24] специально умалчивал, дабы не искушать ни караванщиков-курьеров, ни самого купца. Амфора внешне ничем не отличалась от десятков других, которые верхом на верблюдах и мулах везли торговцы из Дамаска в Вавилон.

Как-то Ариант из любопытства вскрыл сосуд. Жидкость действительно отдавала травами.

— Как добрались, уважаемый? Как дороги? — Элай развел руки и обнял соотечественника.

— Даже и не спрашивайте! Раз от раза все тяжелее и тяжелее, — кончики губ Арианта поползли вниз.

Элай сочувственно покачал головой. Все караванщики всегда жаловались на тяготы путешествий. Ведь, чем труднее путь, тем выше должна быть стоимость товаров в глазах покупателя. Но на этот раз досада купца, похоже, была искренней.

— Совсем не стало отбоя от разбойников на дорогах великой империи Дария, да пошлет ему бог тысячу лет жизни, — продолжил Ариан. — С каждым разом приходится нанимать все больше охраны. На прошлой неделе ограбили караван достопочтенного Критона из Эбла. В двух переходах от оазиса Тадмора. Всех перебили, а лошадей и верблюдов угнали.

— Да что вы говорите! Критон из Эбла? Он ведь недавно появился здесь?

— Вот именно, — доверительно прошептал Ариант, — говорят, напали люди Хамида. Отсюда и такая жестокая расправа. Никого не пожалели! Даже двух мальчишек-погонщиков. Ко мне тоже приходили какие-то вымогатели. Но вы же знаете мои принципы! Только начни платить одному, как появятся еще двое, затем четверо и так далее. А я не Геракл, чтобы сражаться с этой Лернейской гидрой[25], я — деловой человек.