Сдвиг - Алексей Евтушенко

Никого не встретив, Петя быстро прошел по переулку с километр и очутился среди обширной пустой и холмистой местности, там и сям заваленной кучами строительного мусора и бытового хлама.

Когда-то, в далекие советские времена, здесь было поле для вертолетов, затем – несколько частных аэроклубов для любителей мотодельтапланов и других легких и мелких летательных аппаратов. Но вот уже несколько лет, как всякая деятельная жизнь тут прекратилась и поле помаленьку начало превращаться в гигантскую свалку. Говорили, что власти собираются строить здесь крупный жилой комплекс, но дальше планов и разговоров дело пока не шло.

Петя Сибарит уверенно двинулся вперед и вскоре затерялся среди насквозь проржавевших остовов машин, куч из разбитых бетонных блоков, гнилых досок, битого стекла и обломков кирпичей. Он хорошо знал местные тропинки и примерно через тридцать пять минут рассчитывал выйти к задам микрорайона, в котором было расположено его запасное логово.

Откуда взялся этот плотный белый туман, Петя не понял. Только что видимость была стопроцентной, и вот уже он идет, словно в разбавленном водой молоке, едва различая тропинку под ногами.

Что за черт, облако опустилось ни с того ни с сего? А так бывает вообще? Этого Петя не знал и знать не хотел. Он даже обрадовался – неожиданное явление природы было явно на его стороне, поскольку надежно скрывало от любых посторонних глаз. Правда, когда над головой раздался жуткий треск и со всех сторон засверкали десятки молний, Сибариту стало сильно не по себе. По роду своей деятельности он крайне редко бывал на природе и понятия не имел, как спасаться от грозы. Слышал только, что нельзя прятаться под деревом и находиться на возвышении. Вроде бы.

Как бы то ни было, прятаться здесь было негде по-любому. И бежать тоже некуда. Ветвистые слепящие молнии били спереди, сзади, справа и слева так, что Пете в какой-то миг показалось, что он заключен в сверкающую и грохочущую камеру-клетку, из которой нет выхода. «П… ц тебе, Сибарит, – подумал он, присаживаясь на корточки. – Влетел, как лох в ощип. Молись».

Однако пока вспоминал слова молитвы, интенсивность молний пошла на спад, и вскоре они пропали совсем. А еще через десять минут решившийся двинуться вперед Петя вышел к крайним домам микрорайона.

Первую странность он заметил сразу же, еще на подходе. Две хорошо ему знакомые девятиэтажки, возведенные примерно во второй половине семидесятых годов прошлого века и совсем недавно капитально отремонтированные, нынче смотрелись так, словно за последние тридцать лет ни один строительный рабочий не подходил к ним ближе чем на километр. А жители дали слово не заниматься своим жильем принципиально, назло властям. И сдержали его.

Потемневшие и облезлые от дождей и ветров бетонные панели. Заросшие грязью и пылью оконные стекла (там, где они вообще сохранились, потому что многие оконные проемы зияли пустотой или были заколочены фанерой). И – да, мама дорогая, – деревья! Деревья на крышах, трам-тара-рам! Это что такое вообще?

Последний раз Сибарит был здесь месяца три назад, в самом начале лета, и прекрасно помнил, как выглядели девятиэтажки. Как две конфетки в красивых блестящих фантиках они выглядели после капремонта. Сверкали новыми пластиковыми окнами, свежей краской и штукатуркой. И что должно было произойти, чтобы за каких-то три месяца превратить их в такое? Нет, Петя, конечно, знал, русский человек способен на многое. Особенно ежели он, к примеру, в запое. Но чтобы два девятиэтажных шестиподъездных дома одновременно отправились в безудержный и беспощадный трехмесячный запой? Это было слишком. Даже для России. И даже для этого города и этого микрорайона.

Невольно сбавив шаг, Петя приблизился к домам еще на полсотни метров. Теперь он заметил и другие странности.

К примеру, исчезла хорошо протоптанная местными жителями среди травы и лопухов широкая тропинка – пешеходная артерия, соединяющая через бывшее вертолетное поле данный микрорайон с другим районом города, чьим основообразующим хребтом являлась улица Приречная.

Куда-то делись относительно свежие кучи всевозможного хлама, которым в силу близости к многоэтажным жилым домам была особенно завалена эта часть пустыря.

Да и самих домов вроде бы стало меньше. Он не мог вспомнить точно, но, кажется, раньше справа и слева от этих первых двух старых девятиэтажек и чуть дальше из-за деревьев выглядывали крыши нескольких двенадцатиэтажных зданий и, как минимум, одна двадцатичетырехэтажная башня. Теперь же крыш было только две, а башню он и вовсе не наблюдал. Правда, туман вокруг рассеялся не окончательно, и, возможно, причина была именно в этом…

«Ага, – сказал он сам себе, – в этом. Как же. А тишина? Ни машин, ни голосов. Даже ворон не слышно».

Захотелось немедленно повернуть назад и покинуть жутковатое место, пока при памяти и ветер без камней. Он даже остановился и некоторое время обдумывал соблазнительную мысль. И, обдумав, все-таки двинулся дальше. Реальные менты за спиной и не менее реальная перспектива сесть на пару-тройку лет (он догадывался, из-за какого дела его пасут, и понимал, что при галимом раскладе ему не отмазаться) оказались страшнее неизвестности впереди. К тому же Петя Сибарит обладал целым букетом отрицательных человеческих качеств, включая жадность и полное отсутствие чувства преданности чему бы то ни было, но никогда не был трусом. В том смысле, что умел преодолевать страх, если это было необходимо.

Однако далеко пройти не удалось.

Продравшись сквозь плотные, уже начавшие по-осеннему жухнуть заросли лопухов, вымахавших за лето почти по грудь, Петя на ходу обернулся через плечо, чтобы оценить обстановку сзади, и поэтому не заметил, что его левая нога, делающая очередной шаг, ступает в пустоту.

Падать было не больно, но неприятно.

Овраг глубиной около двух с половиной метров с глинисто-песчаными обвалившимися склонами и не высохшей, вероятно, после последнего дождя грязью на дне. Петя скатился в него довольно мягко и совсем не пострадал, если не считать перепачканной одежды и ущемленного самолюбия. Несмотря на свои сорок восемь и намечающееся брюшко, Петя Сибарит считал себя ловким человеком с отменной координацией движений. Что, в общем-то, соответствовало истине. А как же иначе? С плохой координацией фартовым вором не стать. Петя же считал себя фартовым и гордился этим.

– Вот же..! – сказал он, сел и, не глядя, оперся на руку, чтобы подняться.

Пальцы немедленно ощутили под тонким слоем мокрого глинистого песка что-то круглое и не слишком устойчивое.

– Это что за хрень? – пробормотал Петя, тремя небрежными движениями разгреб песок и отшатнулся.

Темными провалами глазниц на него таращился человеческий череп.

Не отводя взгляд от черепа, он медленно поднялся, машинально вытер руку о штаны, посмотрел вверх, где на краю оврага торчали лопухи, и на крутую осыпь, по которой только что катился. Ему сразу стало понятно, что обратно здесь не вскарабкаться. Нужно искать более удобное место. Посмотрел направо, потом налево и, тщательно выбирая дорогу, пошел налево, где, как ему казалось, склоны оврага понижались.

И буквально через несколько шагов чуть не наступил уже на целый человеческий скелет.

Скелет лежал на дне вдоль оврага и был наполовину покрыт грязью и остатками полусгнившей кожи. На черепе – длинные редкие пряди седых волос. И только один ботинок на две ноги. Почему-то именно этот ботинок подействовал на Петю Сибарита особенно сильно. Он очень живо представил себе, как полуобутого голого старика (волосы были седыми, а ботинок – мужским) притащили на край оврага и просто спихнули вниз, словно мешок с мусором. Возможно, старик был уже мертв. И даже, скорее всего, мертв. Иначе получается, что сюда привели, а потом убили. Кто и зачем? Убивать людей в овраге… Кажется, так делали только немцы во время войны. Евреев расстреливали, коммунистов, подпольщиков. Стоп, какая, б…ь, война? Война кончилась хрен знает когда! Давно! Уже и не осталось почти никого, кто ее помнит! И вообще никакого оврага здесь никогда не… Стоп. А ведь был овраг. Лет сорок назад. Точно был. Теперь Петя вспомнил. Сам он его никогда не видел, жил совсем в другом, противоположном районе города, но дворовые пацаны постарше рассказывали им, малолеткам, драматическим полушепотом страшные истории о Черном Вурдалаке. Якобы Черный Вурдалак охотится по ночам на одиноких прохожих в районе улицы Приречной, выпивает из них кровь, а трупы прячет в овраге на вертолетном поле. Было, было такое. Потом говорили, что овраг этот засыпали, но местные жители слышат иногда из-под земли жуткие стоны неупокоенных метрвецов.

Ёшь твою через три хрена, это что же… Так, спокойно, Сибарит. Дыши глубже. Вдыхай носом, выдыхай ртом. А лучше – закури. Закури и спокойно подумай, как отсюда выбраться. Для начала.