Фома Аквинский - Юзеф Боргош

Аристотель утверждал, что активный разум является «чем-то в душе» и вместе с тем он способен быть отвлеченным, относительно отделенным. Эта недостаточно ясно выраженная мысль явилась основой различных интерпретаций активного разума более поздними комментариями произведений Аристотеля. Здесь, конечно, нет места для подробного изложения истории взглядов на учение Стагирита о двух разумах. Эта история могла бы быть предметом многотомного исследования, и поэтому мы в силу необходимости ограничимся упоминанием тех точек зрения, с которыми полемизировал Фома, разрабатывая собственную теорию интеллектуального познания. По мнению Александра Афродизийского, интерпретировавшего учение Аристотеля в материалистическом духе, активный разум является внечеловеческим божеством, пассивный же существует в нас и является смертным, уничтожимым. Темистиуш же — выразитель спиритуалистического варианта аристотелизма — считал, что активный разум — это общий всем людям духовный свет, существующий в уме. Согласно аввероистам, оба названных Аристотелем разума — это индивидуальные субстанции, делающие возможным интеллектуальное познание.

Фома боролся с приведенными толкованиями, поскольку, с одной стороны, они отрицали бессмертие души, с другой же — стирали различие между человеком и чистыми духами. В противоположность им Аквинат утверждает, что оба разума — это особые органы души, а не внеиндивидуальные интеллекты. Упоминавшееся же мнение Стагирита, что активный разум способен быть отвлеченным, относительно отделенным, он объясняет таким образом, что интеллект как орган души является чем-то духовным и потому не нуждается для своего функционирования ни в каком телесном органе. Это относится также к «возможностному» интеллекту. Этот термин опять-таки нуждается в разъяснении. Как мы уже говорили, Аристотель пользуется определением «пассивный разум (noys pathetikos)», Фома же употребляет понятие «возможностный интеллект» (intellectus possibilis). Обосновывая это терминологическое изменение, «ангельский доктор» считает, что аристотелевское утверждение о том, что познание — это своего рода пассивность, надлежит понимать в строго определенном смысле, а именно как переход возможности в акт. По его мнению, интеллект всегда находится в возможности по отношению к вещи, которую он познает, и поэтому более справедливо употреблять вместо термина «пассивный разум» понятие «возможностного интеллекта». Фома пользуется также определением «пассивный интеллект (intellectus passivus)», но в этом случае он обозначает не интеллектуальный познавательный орган, а испорченный чувственный орган.

После этого несколько затянувшегося терминологического отступления рассмотрим дальнейший ход интеллектуального познания, как его представлял себе Фома. Как уже указывалось, активный интеллект (intellectus agens) вылущивает из чувственных познавательных образов общее, духовное содержание и создает интеллектуальные познавательные формы (species intelligibiles). Необходимость допущения познавательного органа такого рода следует, по мнению Аквината, из самой природы познания как перехода возможности в акт. Формы предметов окружающего нас мира не существуют самостоятельно, без материи, а заключены в ней и поэтому не являются актуально познаваемыми умом. Следовательно, должен существовать особый орган души — активный интеллект, который актуализировал бы объекты познания, находящиеся по отношению к нему лишь в возможности. Однако здесь возникает вопрос: в каком познавательном отношении находится активный интеллект как орган души к душе? Оказывается, душа, наделенная умом, получает способность к интеллектуальному познанию от интеллекта, который выше ее. Это, по мнению Аквината, согласуется с онтологическим принципом участия результатов в причинах, поскольку то, что подлежит движению, т. е. является несовершенным, всегда должно быть сопричастно чему-то ранее существующему, чему-то по своей сущности неподвижному и совершенному. Человеческая душа наделена умом именно потому, что сопричастна более высокому, чем она, интеллектуальному органу, т. е. активному интеллекту, который, выражаясь словами Фомы, оказывает ей помощь в интеллектуальном познании.

Абстрагированные из чувственных образов интеллектуальные познавательные формы (species intelligibiles) помещаются в следующий орган души — возможностный интеллект (intellectus possibilis). «Подобно тому как познавательные формы цветов заключены в зрении, — пишет Фома, — так и познавательные формы воображений находятся в возможностном интеллекте» (7, I, q. 76, 1 с). Необходимость существования подобного познавательного органа вытекает, по мнению Фомы, из того, что интеллект как основа интеллектуальной деятельности является не телом, а формой человеческого тела и потому не может соединиться с ним непосредственно. Поэтому возможностный интеллект может входить в контакт с телом лишь посредством интеллектуальной познавательной формы (species intelligibiles), которая является его формой. Как intellectus agens, так и intellectus possibilis принадлежит душе в качестве ее разумных познавательных органов. Следовательно, можно сказать, что природа обоих интеллектов одна и та же, но тем не менее между ними имеются функциональные различия. Первый извлекает, абстрагирует из чувственных образов интеллектуальные познавательные формы и образует понятия, второй же воспринимает и сохраняет их. Как тот, так и другой, будучи органами души, являются отделенными, т. е. не являются актом тела. Воспринимая познавательные формы объектов, возможностный интеллект как бы отождествляется с вещами, вернее, с их интеллигибельной формой. Благодаря этому данный интеллект актуализируется, становится способным действовать сам по себе. Однако в возможностном интеллекте интеллектуальные познавательные формы могут находиться в различных состояниях, а именно: иногда интеллект остается по отношению к ним лишь в возможности, т. е. не является актуализированным; иногда же они полностью актуализируются, и, наконец, познавательные формы находятся в промежуточном состоянии между возможностью и актом, и тогда, как утверждает Фома, интеллект «подготовлен к познанию» (7, I, g. 79, 6 ad 3).

Сохраненные в возможностном интеллекте интеллектуальные познавательные формы подвергаются в свою очередь дальнейшей обработке. Благодаря ей возникают разумные выраженные формы (species expressae), или понятия (verba mentis). (15, I, 46, 53). Тут снова необходимо небольшое терминологическое отступление. Речь идет о том, что Фома очень часто пользуется тремя понятиями, которые в схоластической терминологии имеют различное значение. Это августиновский mens (ум), обозначающий совокупность разумно-познавательных органов и волю; латинский intellectus (интеллект), понимаемый как интеллектуальный познавательный орган, не включающий волю; и наконец, термин ratio — разум. Интеллект выполняет в процессе интеллектуального познания три основные операции (tres operationes): 1) создание понятий (simplex apprehensio — непосредственные, простые понятия вещей); 2) соединение и разъединение (compositio et divisio — различение отрицательных и утвердительных суждений); 3) рассуждение (ratiocinatio). Разум выполняет именно эту третью функцию — tertia operatio, т. е. связывает суждения в определенный ход рассуждений.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});