Вскрытые вены Латинской Америки - Эдуардо Галеано

В середине XVIII в. многие золотоискатели ушли на Серраду-Фриу в поисках алмазов. Стеклянные камешки, которые охотники за золотом отбрасывали в сторону, когда обследовали русла рек, оказались алмазами. В Минас-Жерайс на свадьбу дарили золото и алмазы в одинаковой пропорции. Процветающий поселок Тижуку превратился в центр алмазного района, и там, точно так же как в Оуру-Прету, богачи одевались по последней европейской моде и покупали за океаном самое роскошное платье, оружие и мебель. То было время безумств и мотовства! Одна рабыня-мулатка, по имени Франсиска да Силва, завоевала свою свободу, став любовницей Жоана Фернандеса ди Оливейра, миллионера и фактического суверена Тижуку; эту женщину, некрасивую и уже имевшую двоих детей, называли «красоткой, которая всем заправляет» [69]. Она никогда не видела моря и пожелала жить у морского берега, и тогда ее рыцарь приказал вырыть большое искусственное озеро и спустить на воду корабль с полным экипажем и всем прочим. На склоне сьерры Сан-Франсиску он воздвиг для нее замок, возле /89/ rоторого был разбит сад с экзотическими растениями и искусственными водопадами; он устраивал грандиозные банкеты в честь своей возлюбленной, где рекой лились лучшие вина, где много ночей подряд танцевали без устали, показывались театральные представления и концерты. Еще в 1818 г. Тижуку праздновал на широкую ногу женитьбу португальского принца. А ведь десятью годами раньше англичанин Джон Моуэ, посетивший Оуру-Прету, был поражен его нищетой; пред ним предстали пустые, никому не нужные дома, на которых болтались бесполезные объявления об их продаже; пищу он ел нечистую и скудную[70]. Незадолго до этого вспыхнуло восстание, совпавшее с кризисом в «золотом крае». Жозе Жоакин да Силва Шавьер по прозвищу Тирадентис (национальный герой Бразилии, настоящее имя Жоакин Жозе да Силва Шавьер (1748—1792). Руководитель антиколониального движения «Инконфидентов», закончившегося поражением восставших. Был казнен по приговору колониальных властей. — Прим. ред.) был повешен и разрублен на куски, а другие борцы за независимость отправились из Оуру-Прету в тюрьмы или в изгнание.

Значение бразильского золота для развития Великобритании

Поток золота из Бразилии хлынул как раз в тот момент, когда Португалия и Англия подписали Метуэнский договор (1703 г.). Этот договор подтвердил ряд льгот, которых добились британские коммерсанты в Португалии. В обмен на незначительное снижение пошлин на ввоз португальских вин на английский рынок Португалия открыла свой собственный рынок, а также свои колонии для ввоза английских мануфактурных изделий. Из-за существовавшего уже в то время отставания Португалии в промышленном развитии договор этот обрек на банкротство местное мануфактурное хозяйство. Практически за английские ткани платили не вином, а золотом, бразильским золотом. В Португалии стали останавливаться ткацкие станки, не только убив тем самым собственную промышленность, но и погубив начавшееся было развитие мануфактурного хозяйства в Бразилии. В 1715 г. королевство закрыло там все сахарные заводы; в 1729 г. оно наложило запрет на строительство новых путей сообщения в горнодобывающих районах; в 1785 г. приказало предать огню ткацкие и прядильные мастерские в Бразилии.

Англия и Голландия, занимавшиеся фактически контрабандой золота и нажившие огромные богатства /90/ противозаконной торговлей «черным товаром», прибрали к рукам более половины драгоценного металла из «королевской пятой части» — налога, выплачиваемого Бразилией португальской короне. Отклоняя поток бразильского золота в направлении Лондона, Великобритания пользовалась не только нелегальными методами торговли. В ее распоряжении были и законные методы. Золотая лихорадка, вызвавшая приток большого числа португальских переселенцев в Минас-Шерайс, резко повысила в колониях спрос на промышленные товары, обеспечив одновременно и надежную покупательную способность. Подобно тому как серебро Потоси рикошетом отскакивало от Испании, золото из Минас-Жерайс бывало в Португалии лишь проездом. Метрополия превратилась в простого посредника. В 1755 г. маркиз ди Помбал, премьер-министр Португалии, попытался проводить протекционистскую политику, но было уже поздно: по его сообщению, англичане завоевали Португалию легко и без помех, они удовлетворяют две трети потребностей страны, а британские агенты распоряжаются всей португальской торговлей. Португалия не производила практически ничего, и мнимое ее богатство привело к тому, что даже черные рабы в колониаль¬ных рудниках были одеты во все английское[71].

Сельсо Фуртадо отмечает, что Англия, проводившая дальновидную политику промышленного развития, ис¬пользовала бразильское золото для оплаты основного импорта из других стран и смогла сосредоточить свои капиталовложения в мануфактурном деле. Быстрые и эффективные нововведения в технологии стали возможны именно благодаря исторической любезности Португалии. Фи¬нансовый центр Европы переместился из Амстердама в Лондон[72]. Согласно британским источникам, поступления бразильского золота в Лондон в отдельные периоды составляли до 50 тыс. фунтов в неделю. Без этого огромнейшего накопления золотого запаса Англии не удалось бы впоследствии противостоять экспансии Наполеона.

А на бразильской земле от мощного импульса, кото¬рый давала ей добыча золота, ничего не осталось, кроме соборов и произведений искусства. В конце XVIII в., хотя запасы алмазов еще не были исчерпаны, положение /91/ страны оказалось плачевным. Национальный доход на душу населения трех с лишним миллионов бразильцев, по подсчетам Фуртадо, составлял не более 50 долл. в год. Это самый низкий уровень за весь колониальный период. Провинция Минас-Шерайс достигла предела упадка и банкротства. Может показаться невероятным, но один бразильский автор выражает восторженную благодарность англичанам и считает, что полученный в Минас-Жерайс английский капитал «содействовал созданию широкой сети банков, благоприятствовавшей торговле между нациями, и сделал возможным улучшение жизненного уровня пародов, которые оказались способными достичь прогресса» [73]. Обреченные на нищету во имя чужого прогресса, «неспособные» народы-рудокопы оказались на обочине истории и вынуждены были довольствоваться тем, что могли им дать обедневшие, лишенные драгоценных металлов и камней земли. Сельскохозяйственный труд, обеспечивающий лишь самые насущные потребности, занял место горнорудного дела[74]. В наши дни поля Минас-Жерайс, как и земли Северо-Востока, представляют собой царство латифундий и «полковников-асендадо», неприступные бастионы отсталости. Продажа работников из рудников Минас-Жерайс в поместья других провинций стала такой же привычной вещью, как когда-то работорговля на Северо-Востоке. Франклин ди Оливейра, недавно объехавший Минас-Жерайс, увидел ветхие деревянные домишки, деревушки без света и воды в долине Жекитиньенья, проституток, средний возраст которых 13 лет, голодных и помешанных на обочинах дорог. Он рассказывает об этом в своей недавно вышедшей книге «Трагедия бразильского обновления». По справедливому замечанию Анри Горсе, у Минас-Жерайс «золотое сердце бьется в железной груди»[75], но разработка ее сказочного «железного четырехугольника» находится в наше время в руках «Ханна майнинг компани» и «Бетлехем стил», тесно между собой связанных: месторождения были отданы им в 1964 г. в результате весьма зловещей истории. И железо, попавшее в руки иностранцев, даст стране не больше, чем в свое время дало золото. /92/

Эпоха золотой лихорадки напоминает о себе лишь плодами буйного расцвета талантов того времени, да еще заброшенными шахтами и опустевшими городишками. Португалия также не смогла породить иных созидательных сил, кроме тех, которые проявили себя в области искусства. Монастырь в Мафре, гордость Жоана V, вершина тонкого эстетического вкуса Португалии: 37 колоколов его колокольни, чаши и канделябры до сих пор сияют золотом, привезенным из Минас-Жерайс. А в самой Минас соборы основательно разграблены, и церковной утвари, которую можно унести, в них почти не сохранилось; и все же навечно остались среди развалин строения колониальной эпохи: монументальные творения в стиле барокко, фронтоны и амвоны, галереи и статуи, которые расписал, высек из камня или изваял Антониу Франсиску Лисбоа по прозвищу Алейжадинью и Тульидиту, гениальный сын рабыни и ремесленника. Уже на исходе XVIII в. Алейжадинью начал работу по созданию ансамбля из статуй святых возле святилища Бон-Жезус-ди-Матозиньюс в городе Конгоньяс-ду-Кампу. Время золотой лихорадки уже миновало: свое творение художник назвал «Пророки», но какую славу могли они пророчить? Великолепие и радость давно развеялись, надежде не осталось места. Самый талантливый в истории бразильского искусства художник оставил будущим поколениям последний памятник, подобный грандиозному надгробью, этой быстротечной цивилизации золота, рожденной, чтобы погибнуть. Алейжадинью, изуродованный и изувеченный проказой, ежедневно на заре доползал на коленях до мастерской и работал над своим шедевром, привязывая резец и молот к рукам, лишенным пальцев.