Франсуа Рабле. Его жизнь и литературная деятельность - Александра Анненская

После смерти Рабле осталось продолжение его романа, написанное вчерне; несколько вполне отделанных глав, несколько набросков и вариантов одного и того же текста. Через девять лет нашелся издатель, который из этих черновиков составил «Пятую и последнюю книгу подвигов доброго Пантагрюэля, сочинение Франсуа Рабле». Принадлежит ли вся эта книга перу Рабле или многие частности ее следует приписать самодеятельности издателя — решить трудно. В некоторых главах заметно повторение старых острот и длинноты, которые сам Рабле, вероятно, не допустил бы, если бы окончательная редакция принадлежала ему. Некоторые выходки отзываются кальвинизмом, который, в сущности, был противен Рабле не менее, чем папизм. Но в главных чертах это несомненно произведение того же остроумного автора, который создал Пикрошоля, судью Бридуа и Гоминеца.

Первая глава пятой книги приводит нас на остров Звенящий. Подъезжая к нему, путники поражены странным гулом и звоном, который наполняет воздух. Пустынник, живущий в скале около этого острова, заставляет их поститься четыре дня и затем дает им рекомендательное письмо к маленькому лысому старичку, смотрителю острова, который и знакомит их со всеми достопримечательностями этой страны. Оказывается, что вся она населена разноцветными, хорошо откормленными птицами, которые сидят в больших клетках и на звон колоколов, приделанных к этим клеткам, поют разными, более или менее стройными голосами. Зовут этих птиц, самцов: Clergaux, Monagaux, Prestregaux, Abbegaux, Evesgaux, Cardingaux и Papegaux (единственный в своем роде), а самок: Clergesses, Monagesses, Prestregesses, Abbegesses, Evesgesses, Cardingesses, Papegesses (производные от слов: церковнослужитель, монах, священник, аббат, епископ, кардинал и папа). Кроме того, на остров налетает масса безобразных Ханжей (cagots), которые грязнят и загаживают всю землю и от которых нет никакой возможности избавиться. На вопрос Панурга, откуда появились все эти птицы, ему объясняют, что клерго прилетели из разных заморских стран, в которых существует обычай — чтобы не дробить состояния между многими детьми — некоторым из них, как мальчикам, так и девочкам, выдергивать клочок волос из головы и превращать их таким образом в птиц. От клерго рождаются претрго и монаго; от претрго — евего, а от них — красивые кардинго, один из которых превращается в папего. Папего всегда бывает только один, как царица в улье пчел; когда однажды случайно явилось два, между птицами поднялась такая свара и битва, что они едва все не погибли. Все эти птицы не жнут и не сеют, не делают никакой работы, а между тем и пьют, и едят вдоволь. Смотритель объяснил, что они получают богатые дары и всевозможные припасы изо всех заморских земель, «кроме нескольких северных стран, которые вздумали в последнее время выводить на свет Божий все, что было шито да крыто». Панургу приходит в голову пустить камнем в голову одного толстого евего, который преспокойно храпит, несмотря на то, что хорошенькая абегесса распевала около него самые сладкие песенки, но смотритель поспешил удержать его. «Добрый человек, — сказал он ему, — бей, колоти, избивай и убивай всех, все простит тебе папего; но не трогай священных птиц, если тебе дорога жизнь и благосостояние твое, твоих родных и знакомых, как живых, так и умерших; твое преступление будет взыскано даже на потомках их, еще не родившихся в свет». Путникам удалось, хотя не без труда, увидать пресловутого папего. Он оказался простым удавом и сидел вместе с несколькими прислуживавшими ему евего и кардинго в большой клетке около бассейна, из которого мог всегда, когда хотел, вызвать гром, молнию, бурю и чертей. Затем вдоволь угостившись вкусными припасами из никогда не пустеющих кладовых Звенящего острова, они вернулись на свой корабль.

После этого они пристали к острову Железных орудий, где на деревьях росли всякого рода инструменты и оружие, а трава представляла из себя готовые ножны, ручки, втулки и прочее, потом к острову Плутней, на котором жили чертенята, поминаемые обыкновенно при всех азартных играх, и наконец — к острову Мохнатых кошек. Мохнатые кошки — злобные, жадные чудовища с крепкими когтями, покрытые шерстью, которая растет у них не поверх кожи, а внутрь (намек на традиционные мантии французских судей, подбитые мехом). Они жгут, четвертуют, обезглавливают, увечат, засаживают в тюрьмы, разоряют и уничтожают, не различая добра от зла. Порок они называют добродетелью, злость — добротою, измену — верностью; они приносят людям больше зла, чем чума, голод, война, злоупотребления римского двора, ереси и ложные пророки. Пантагрюэль и его спутники оказываются арестованными по распоряжению предводителя мохнатых кошек и должны явиться к нему на суд. Он предлагает им загадку и грозит самыми страшными пытками, если они ее не отгадают. Но Панург догадывается бросить ему мешок с золотом. Мохнатые кошки с жадностью набрасываются на золотые монеты, председатель суда объявляет преступников оправданными и позволяет им беспрепятственно продолжать свое путешествие.

Следующий остров населен Апедефтами (невеждами), — намек на то, что от служащих в счетной палате не требовалось образовательного ценза. Разные бюро этой палаты представлены под видом давилен, а плательщики — под видом виноградных гроздей, из которых тщательно выжимают весь сок.

Затем, посетив остров Outre, все жители которого до того разжирели от объедения, что стали похожи на готовые лопнуть мехи, путники пристают к царству Квинтэссенции, или Энтелехии, главная гавань которого называется Ложная Наука. Царица этого острова, крестница Аристотеля, говорит необыкновенно витиевато, питается исключительно категориями, отвлечениями, антитезами, метампсихозами и т. п. Ее придворные ведут бесконечные споры о разных философских вопросах, например: о тени осла, о дыме фонаря, о том, шерсть ли — козий пух, и т. п. Они режут огонь ножом, черпают воду решетом, измеряют прыжки блох, доят козлов, стригут ослов и прочее. Царица считает путников за пифагорейцев, потому что они молчат, пораженные ее «кудреватыми» речами, принимает их очень любезно, угощает, записывает в число своих «абстракторов», обязанных отделять от земной материи простую и чистую сущность, душу и внутреннее совершенство, и дает в честь их бал, на котором ее придворные исполняют древние танцы и бьются на турнире, изображающем шахматную доску.

Из остальных островов наиболее разработано описание острова Деревянных Башмаков, на котором путники посещают недавно открытый монастырь братьев Фредон (Fredon, одного корня с fredonner — петь вполголоса, под сурдинку; есть указание, что Рабле подразумевал возникший в его время орден иезуитов). Братья острова соблюдают посты, говорят мало и односложно, усердно молятся Богу, взаимно бичуют друг друга, ложатся спать не иначе как в одежде и в сапогах со шпорами, чтобы всегда быть готовыми явиться на Страшный суд, но в нижнем этаже своего монастыря скрывают массу красивых женщин, с которыми развратничают, не стесняясь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});